Речь канцлера Германии Ангелы Меркель очень скучная, пишет Der Tagesspiegel. Она лишена эмоционально окрашенной лексики. Глава ФРГ избегает глаголов, а если и использует их, то выбирает самые «безжизненные». Она смягчает каждый слог, предпочитает страдательный залог и о себе говорит исключительно в третьем лице в единственном числе. Её выступления напоминают набор «беспорядочных пустых фраз», констатирует автор статьи Клаус Бринкбоймер.
Канцлер Германии Ангела Меркель умеет подбирать «саркастичные выражения» и «излагать свои мысли изысканно», но не на публике, пишет Der Tagesspiegel. Когда глава Германии выступает перед людьми или в спокойной атмосфере правит текст для газетного интервью, она избавляется от всей эмоционально окрашенной лексики и смягчает каждый слог, рассказывает автор статьи Клаус Бринкбоймер.
Во время езды «я держу дистанцию», говорит она, что свидетельствует о свойственной ей осторожности, а вещи она «обдумывает с конца», что говорит о характерной для неё мудрости. При этом свои приступы дрожи канцлер называет «психологическим процессом». Вот так она сегодня говорит и ничего этим не объясняет. Меркель хочет решать проблемы «комплексно» и ищет «европейское решение». Эти слова тоже ничего не значат, потому что не предполагают никаких действий. Даже когда она пытается наполнить свои речи «страстью молодости», канцлер упирается в свой «риторический потолок»: «Похоже, глобальное потепление происходит быстрее, чем мы полагали несколько лет назад».
Цель Меркель заключается в том, чтобы превратить ЕС в «союз стабильности», и эта задача настолько скучная, что никому даже не интересно её расспрашивать на этот счёт. «А разве кто-то кроме Путина хочет обратного, союза хаоса?» — недоумевает Брикбоймер. Вот типичная для главы ФРГ фраза: «Всё среднесрочное финансовое планирование должно быть прозрачным, таким образом и в этих вещах появится надёжность и стабильность».
Меркель избегает глаголов, а если и использует их, то выбирает самые «безжизненные». Те же, которые попадают в её речь, она старается субстантивировать, то есть превратить в существительные. При этом и существительных канцлер старается избегать. «Все они для неё слишком угловатые и яркие», — объясняет автор. Вместо них она говорит «этот» или «эти вещи». «Предложения, сформулированные таким образом, забываются через несколько секунд», — констатирует Бринкбоймер.
Меркель входит в зал и говорит: «Сегодня, в рамках своего очередного пребывания на федеральной пресс-конференции я рада обсуждать любые темы и отвечать на любые вопросы, которые нас волнуют». «Знает ли она, что «в рамках своего пребывания здесь» она должна общаться с людьми?» — задаётся вопросом автор. И почему она говорит «гражданки и граждане» Германии, а не «мы немцы»? Бринкбоймер называет такой язык «языком формуляров». Люди так друг с другом не разговаривают. Только если один из собеседников забыл, что другой человек тоже важен. Или одна из сторон не хочет вовлекаться в спор. Или же один из участников дискуссии «за все эти годы на своём посту говорил и мыслил как флегматик».
По крайней мере Меркель понимает, что политики должны вести себя энергично, и поэтому использует такие выражения, как «очень срочно» и «очень интенсивно». Но всё это «беспорядочные пустые фразы», в которых нет ничего конкретного и ничего, поддающегося измерению. Отсюда и эти «несчастные пассивные конструкции». Она говорит «вчера было принято решение», а не «вчера мы приняли решение». К тому же канцлер часто говорит о себе не в первом лице, а в третьем лице в единственном числе и постоянно использует «ужасное» безличное местоимение man. Она как бы говорит «был получен опыт». А почему не «я научилась»? «Это бы нас пробудило ото сна», — заключает Бринкбоймер.