Профессор Гарварда: с прорывом в отношениях с Россией придётся подождать до второго срока Трампа или нового хозяина Белого дома

Не так давно целый ряд видных экспертов по международной политике сошлись в споре по поводу нынешнего мирового порядка. Основной темой их дискуссии стал вопрос о том, был, есть или будет этот порядок «либеральным». Эти мастистые теоретики могли провести несколько дней, размышляя о том, кому удалось привести более убедительные аргументы. «Однако, если честно, я не уверен, стоит ли оно вашего времени», — пишет для Foreign Policy профессор Гарвардского университета Стивен Уолт.

«Почему? Ну, для начала я никогда до конца не понимал, что значит термин «мировой порядок». Его использовали многие авторы — Генри Киссинджер даже написал пухлый томик под таким тяжеловесным названием — да и я, признаюсь, тоже порой его использовал. Тем не менее это понятие остаётся расплывчатым и туманным», — отмечает автор.

Поэтому, предлагает Уолт, вместо того, чтобы пытаться понять, что такое «мировой порядок», можно попробовать обрисовать основные черты глобальной политики ближайших лет. «Иными словами, если бы кто-то попросил вас описать главные особенности мировой политики в 2025 году, то что бы вы на это ответили?» — задаёт вопрос профессор.

По большому счёту, в 2025 году в мире установится ситуация «односторонней мультиполярности». Нынешнее устройство мира нельзя назвать либеральным, так как ряд ключевых игроков отвергает идеалы этой идеологии — поэтому и мир образца 2025 года не будет исключением. США, как считает автор, будут по-прежнему наиболее влиятельной державой в мире, так как никто другой не может сравниться с Америкой по совокупности экономических показателей, технического уровня, военной мощи и благоприятных демографических тенденций.

«Однако отрыв в плане господства уменьшится. В то же время страна будет по-прежнему бороться с давними налоговыми проблемами и глубоким политическим расколом. Китай будет стоять на втором месте (превосходя США по некоторым показателям); следом за ними будет идти ряд других крупных игроков — Германия, Япония, Индия, Россия и так далее. Все они будут значительно уступать двум ведущим державам», — полагает Уолт.

В рамках этой системы, Америке придётся быть более разборчивой в своей политике и использовании своей мощи за рубежом. Она не вернётся к изоляционизму, однако «наглое желание» переделать мир, столь характерное для эпохи однополярности, начало гаснуть задолго до прихода Дональда Трампа к власти. «И сколько бы ностальгирующих неоконсерваторов ни пыталось вернуть это время, добиться им этого уже не удастся», — подчёркивает профессор.

Даже сейчас уже ясно, что американская политика будет направлена главным образом на сдерживание Китая. Помимо попыток не дать Пекину получить перевес в ряде развивающихся технологических отраслей, США будут также мешать Китаю захватить господствующее положение в Азии. На практике это будет означать сохранение и, возможно, расширение связей США с региональными союзниками на фоне шагов Китая по вытеснению Америки из Азии и втягиванию в свою сферу влияния соседей.

Удерживание позиций в Азии будет нелёгкой задачей из-за больших расстояний и стремления союзников Вашингтона сохранить экономические связи с Китаем. К тому же, некоторые из этих союзников друг друга недолюбливают.

«Для сохранения этой коалиции от США потребуется искусная дипломатия, которая нынче в дефиците; успех этого предприятия ни в коем случае не предопределён. Не предопределён, однако, и провал, так как у Китая копятся свои проблемы; в частности, большая часть соседей Пекина не хотят, чтобы тот занял господствующее положение в регионе», — считает Уолт.

Однако, как и предупреждали реалисты, зреющее соперничество между США и Китаем будет важнейшей чертой мировой политики на протяжении, как минимум, следующего десятилетия, уверен автор.

В то же время, продолжает профессор, ни одна страна на данный момент не может взять под контроль Европу. По этой причине роль США в этом регионе будет уменьшаться. Несмотря на опасения по поводу «возродившейся» России, она слишком слаба, чтобы представлять для Европы такую же серьёзную угрозу, как Советский Союз. Следовательно, поводов для крупного присутствия США в регионе гораздо меньше, чем во время холодной войны. К тому же, реальные проблемы Европы вроде защиты границ от мигрантов США решить за Брюссель не могут.

Более того, учитывая, что Вашингтон будет всё больше внимания уделять Азии, роль Европы и НАТО станет куда менее значительна. Европейские страны не захотят отказываться от прибыльных экономических связей с Китаем. Поэтому если американо-китайское соперничество обострится, как того и ожидает автор, то это противоречие станет ещё одной точкой трения между США и европейскими партнёрами.

Трамп может ускорить отдаление Европы, неразумно накладывая на неё вторичные санкции, но даже если он на это не пойдёт, медленная деградация трансатлантических отношений будет продолжаться. «Здесь, кстати, нет ничего удивительного или трагического; это просто постепенное, но неуклонное проявление последствий развала Советского Союза и расцвета Азии», — считает Уолт.

Что же касается самой Европы, то она по-прежнему будет неспособна полностью реализовывать весь свой потенциал. Европейский проект увяз в серьёзных проблемах, исход брексита не определён, экономический рост неравномерен, а «экстремистские» партии набирают популярность. ЕС стал слишком большим и неоднородным формированием для принятия быстрых и смелых решений. Кроме того, миллионы молодых людей из Африки и с Ближнего Востока, чьи экономические перспективы весьма туманны, будут и в дальнейшем пытаться эмигрировать в другие страны. Следовательно, столь острый для Европы вопрос беженцев никуда не денется.

Тем не менее на европейском континенте есть одна «тёмная лошадка»: Россия, с которой возможна разрядка и даже сближение. Как бы то ни было, Европа хотела бы ослабить «российское вмешательство» в дела Украины и Европы, а также снизить потенциальную угрозу Балканам. В российских же интересах было бы снятие санкций и получение гарантий по поводу нерасширения НАТО и ЕС на восток.

В американских же интересах было бы отвлечь Россию от её развивающихся отношений с Китаем, не давая никаких гарантий странам, не имеющим большой важности или которые трудно защитить. Китайского и российского «гигантов» тяжело назвать естественными союзниками, поэтому можно предложить, что Владимиру Путину нравится быть младшим партнёром китайского лидера Си Цзиньпина примерно в той же степени, сколько Мао было по душе прислушиваться к мнению Хрущёва.

Налицо предпосылки для взаимовыгодной сделки. Более того, возможно, что Трамп стремился подыграть России не потому, что у Путина на него что-то есть, а потому что с геополитической точки зрения это разумно. Однако неспособность Трампа и его помощников начистоту рассказать о своих связях с Россией привела к компрометации американского лидера и поставила крест на его усилиях в этом направлении. «Со стратегическим прорывом в отношениях с Россией придётся подождать до второго срока или нового президента», — полагает автор.

Что касается Ближнего Востока, то этот регион по-прежнему будет представлять собой бурлящий котёл из противоречий. Кроме того, теперь там есть несколько недееспособных государств вроде Ирака, Ливии, Сирии и Йемена, в дела которых вмешиваются иностранные державы.

Из этого следует очевидный вывод: ни одна страна не сможет «захватить господство» на Ближнем Востоке. Даже США во времена однополярного мира не смогли совладать с регионом, и, по мнению Уолта, было бы нелепо утверждать, что Иран сможет играть там первую скрипку. Для господства на Ближнем Востоке Тегерану не хватает ни экономической, ни военной мощи, особенно учитывая, что у него много противников. То же самое можно сказать и о других региональных игроках, включая Египет, Израиль, Саудовскую Аравию, Турцию и ОАЭ.

Следует ожидать, что США отойдут от политики, которой Вашингтон придерживался с конца Второй мировой войны по начало 90-х годов. Тогда у США были стратегические интересы на Ближнем Востоке в плане нефти и гарантий безопасности различным странам при минимальном военном присутствии в регионе.

США внесли изменения  в свой подход в этом направлении с началом «Бури в пустыне» в 1990-ом, после вторжения в Ирак в 2003 году, а также злополучной попытки региональной трансформации. Хотя ярые неоконсерваторы и не извлекли из этого прокола урок, этого нельзя сказать об остальной стране, уверен профессор.

В будущем Соединённые Штаты продолжат сокращать своё военное присутствие. Вместо этого Вашингтон будет полагаться на местные зависимые государства, которых в исключительных случаях будут поддерживать американские ВВС, дроны или спецназ. И этот процесс только ускорится, в случае если мир начнёт меньше полагаться на углеводороды, что снизит стратегическую значимость региона.

 «Так о каком же типе мирового порядка (ой, опять этот термин!) я говорю? О хаотичном — это наверняка. Я оставил за рамками много тем — глобальное потепление, кибербезопасность во всех её проявлениях, искусственный интеллект, большую часть Африки и Латинскую Америку... Пусть я и рискую прослыть старомодным, но я бы сказал, что ничто из этого не изменит саму природу мировой политики… Критикуя Россию за захват Крыма бывший госсекретарь Джон Керри говорил, что «в XXI веке просто нельзя себя вести, как в XIX-ом». К сожалению, он ошибся, как и многие оптимисты до него. Великодержавная политика живёт и процветает, и это означает, что мы движемся в сторону мира, полного соперничества и подозрений; где есть место для всегда осторожного сотрудничества, а недомыслие лидеров нередко приводит к излишним жертвам. Или, если выразиться более конкретно: в сторону мира, из которого мы никогда и не уходили», — подводит итог Стивен Уолт.