Der Freitag: Запад боится признать своё сходство с Путиным
В 1989 году Запад победил в холодной войне и таким образом доказал миру, что обладает более совершенной общественной моделью, чем Советский Союз, пишет Der Freitag. После этого наступил глобальный геополитический передел. НАТО лишилось своего главного противника в лице Восточного блока, но со временем вступило в войну с так называемым терроризмом, приукрасив этот конфликт «банальными лозунгами о демократии и правах человека», объясняет автор статьи Михаэль Пасек.
Это было всего лишь вопросом времени, пока кто-нибудь не позаимствует эту модель, продолжает издание. «Слишком заманчивым был размытый образ врага и претенциозность благородной причины: эта комбинация позволяла делать всё что угодно. И вскоре один за другим стали появляться диктаторы, которые объявляли своих политических противников террористами, а военные карательные акции — борьбой с терроризмом», — пишет Пасек, отмечая, что среди них был и «некий господин Путин», который стал воспринимать чеченскую проблему исключительно в этом контексте.
Изначально никто и не предполагал, что на этом поприще глава Кремля станет «самым способным учеником Запада», отмечает Der Freitag. В то время русские собирались интегрироваться в западный мир и старались избегать конфликтов. В 2005 году «травма 90-х постепенно стала уступать потребительскому энтузиазму». Жизнь в России стала спокойнее и в большей степени соответствовала западному образцу.
Однако в третий президентский срок Путина в отношениях России и Запада установился холодный климат. Сначала Грузия, потом Украина и, наконец, Сирия. Глава Кремля вернул свою страну на мировую арену. К тому же в плане информационного сопровождения своих военных операций русские многое позаимствовали у американцев. Они показывают ту же самую телевизионную картинку, на пресс-конференциях постоянно твердят о профессионализме солдат и обещают проводить расследования, если что-то пойдёт не так. «При этом, как и американские, эти расследования зачастую ни к чему не приводят, — отмечает Пасек. — Русские даже сымитировали наш особый театр с гуманитарной помощью для жертв своих бомбардировок, включая раздачу шоколада детям».
«Ух-ты, подумал я, русские быстро всему научились, — продолжает автор. — Немецкие СМИ отреагировали на это поразительное сходство с неудовольствием. Видео с бомбардировками вдруг стали выглядеть пошло. Мы ещё помнили яркие вспышки взрывов, холод чёрно-белых снимков, но теперь в прямом телевизионном эфире не осталось былого боевого энтузиазма. Чёрные тени стали людьми, белизна — моментом их смерти. Русские показали нам, кем мы действительно стали после войны в Ираке: военными вуайеристами».
Критикуя действия России, западные политики и журналисты стали озвучивать абсурдные аргументы: «русские якобы убивают гражданских целенаправленно, мы же делаем всё, чтобы избежать жертв среди мирного населения». Возникает вопрос: «Какая сирийцам разница — убивают их случайно или намеренно». И вообще тот, кто садится в самолёт, планируя сбрасывать бомбы на жилые кварталы, и так знает, к чему это приведёт — несмотря на технологии лазерного наведения и GPS. В данном случае «побочный ущерб» — это не оправдание.
«Бомбы с лазерным наведением — это всего лишь вуаль, за которой мы скрываем убийства. Мы убиваем, но якобы прилагаем все усилия, чтобы этого не делать. Учёные годами проводили исследования, тратились деньги, эксперты придумавали новые правила проведения операций, солдаты проходили профессиональное обучение: и всё для того, чтобы сделать наши убийства менее убийственными. Русские в этом ничего не понимают. Для них бомба — это орудие уничтожения, а война — это не постмодернистский дискурс», — пишет Пасек.
«Мы искренне верим в эти различия, — продолжает автор, — но в действительности Путин похож на нас гораздо больше, чем мы готовы признать, и он понимает, что это сходство — наша большая слабость... Он знает, что между нашим самовосприятием и нашими действиями лежит пропасть. И он не упускает ни одной возможности, чтобы с наслаждением указать на это несоответствие», — заключает Пасек в завершение своего материала.
