Великодержавная амнезия — Foreign Policy о просчётах США в формировании оборонной стратегии
В последние несколько месяцев новости, связанные с оружием, попадали на первые полосы газет как минимум два раза. Сначала в ходе своего поспешного ухода из Афганистана США побросали небольшую кучу лёгких летательных аппаратов и другой техники. Затем же США, Австралия и Великобритания объединили усилия в рамках проекта под названием AUKUS, цель которого состоит в том, чтобы обеспечить Австралию атомными подводными лодками, пишет Foreign Policy.
Оба этих события служат иллюстрацией двух крайностей военного дела: борьбу с повстанцами и великодержавное соперничество. Эти события также демонстрируют, что глобальные конфликты и закупки вооружений зачастую следуют цикличной схеме, в то время как великие державы на протяжении многих веков метались между этими двумя полюсами.
«В наши дни, когда «азиатский разворот» США начинает обретать видимую форму, Вашингтон находится прямо в середине этого цикла — и последние два десятилетия, за время которых Америка уделяла приоритетное внимание оружию для борьбы с повстанцами, не принесли ей никакой пользы. В то же время риск конфронтации с Китаем только растёт. Ведь Тихий океан — это всё же не место для систем малой дальности, предназначенных для борьбы с повстанцами; эти вооружения бесполезны в плане сдерживания Китая», — считает журнал.
Афганистан — это прекрасный пример того, какое оружие нужно в рамках одной крайности военного дела. Брошенная лёгкая воздушная техника, вертолёты старых образцов, тактические БПЛА и лёгкие поршневые штурмовики — это относительно недорогая техника, которая отлично подходит для вялотекущих конфликтов в отдалённых районах. Но эти вооружения не способны играть роль сдерживающего фактора. Их используют в боевых действиях, и, даже когда их бросают, для противника они не имеют практически никакой ценности: их устройство незамысловато, а без запасных частей эта техника быстро выходит из строя.
Совсем другое дело — это подводные лодки AUKUS. Они играют роль сдерживающего фактора — и при необходимости могут использоваться для войны с равными по силе противниками вроде Китая. Их радиус действия, огневая мощь и живучесть значительно превосходят параметры техники первой категории. Отслеживание же подводных лодок — это почти что «чёрная магия», так как для выполнения этой задачи у Пекина нет ни опыта, ни специализированного оборудования.
Ни одна из этих категорий вооружений не может заменить другую. Атомным подлодкам практически не найдётся места в борьбе с повстанцами, как и передовым истребителям, гиперзвуковым ракетам или малозаметным бомбардировщикам. В то же время старая техника, брошенная в Афганистане, бесполезна в противостоянии великих держав. В войне на Тихом океане они были бы не активом, а бременем.
Эти две категории вооружений и связанные с ними новости отражают цикл конфликтов — причём конфликтов не только США, но и других великих держав. После таких крупных конфликтов, как наполеоновские войны, Первая и Вторая мировые войны или холодная война многие государства начинают считать, что крупных врагов у них почему-то уже нет и никогда не будет. Поэтому они начинают выделять ресурсы на борьбу с повстанцами и партизанами. Однако затем на горизонте появляется куда более серьёзный противник, который на деле показывает, что все эти умозаключения были колоссальной ошибкой.
Взять только ситуацию в сфере обороны США в последние 20 лет. После холодной войны и урезания оборонных бюджетов расходы на военные цели резко выросли после терактов 11 сентября. С поправкой на инфляцию федеральный бюджет на 2000 налоговый год составил $464 млрд. К 2011 году он раздулся до $820 млрд и с тех пор оставался примерно на том же уровне.
Большая часть этого роста была связана с войнами в Ираке и Афганистане. По имеющимся данным, в период с 1990 по 2003 налоговые годы бюджет ВВС составлял в среднем 24% от общих расходов Пентагона на оборону (сюда не входят расходы как на космос, так и на некоторые другие сферы, которые к ВВС США имеют довольно отдалённое отношение). За тот же период доля ВМС США в бюджетной структуре насчитывала 31%. Армии же отошли 25% финансирования.
Однако, когда бюджет вырос в 2003 году, пропорции кардинально изменились. В период с 2004 по 2013 налоговые годы армия стала получать 34% всех денег. Доля же ВВС усохла до 20%, а те лётные начальники, которые пытались сохранить финансирование разработки систем, предназначенных для великодержавной конкуренции, вскоре остались без работы.
Доля ВМС в общей финансовой структуре упала до 26%, притом что на тяжёлое вооружение вроде кораблей и самолётов денег шло не слишком много. Ведомство получило бы ещё меньше средств, если бы не Корпус морской пехоты, который активно участвовал в боевых действиях на суше бок о бок с армейцами.
Ныне же, когда США ушли из Афганистана и практически ушли из Ирака, обе партии испытывают серьёзное беспокойство по поводу расцвета Китая. Как и в прошлых циклах, когда появление нового равного по силе противника заставало врасплох великие державы (как было в случае с Великобританией, Францией и Германией в начале прошлого века), осознание китайской угрозы пришло относительно внезапно.
Вооружённые силы не слишком готовы к противостоянию с сильным и наращивающим свою мощь вероятным противником. Последние 20 лет Вашингтон в основном тратился на легкобронированную технику, бронежилеты, тактические и разведывательные системы малой дальности и транспортные вертолёты. Стратегическим же инструментам, которые и делают великую державу великой, уделялось куда меньше внимания.
Нынешняя ситуация в Вашингтоне — это всего лишь очередной случай «стратегической великодержавной амнезии». В 1960-х годах США бросили огромные ресурсы на борьбу с коммунистическими партизанами во Вьетнаме, несмотря на то, что СССР представлял серьёзную угрозу для Западной Европы. Силы США в Европе на тот момент были похожи на «завесу»; поэтому считалось, что сдержать советское вторжение они смогут лишь ядерными ударами.
Даже в наши дни некоторые полагают, что самый большой вопрос о войне во Вьетнаме — это о том, каким образом США могли победить партизан. При этом они игнорируют куда более важный вопрос: стоило ли бросать все силы на Вьетнам, а не защищать своих союзников от равного по силе противника? Если бы американцы уделили большее внимание последнему вопросу, то Вьетнам мог бы стать полезным уроком об опасностях отвлечения на борьбу с партизанами в стратегическом контексте.
Похожая ситуация сложилась для США и Великобритании перед Второй мировой войной. В результате после нескольких десятилетий, в ходе которых эти страны держали небольшие гарнизоны по всему миру на всякий случай, появление таких серьёзных противников, как Германия и Япония, стало шоком.
Нынешняя обстановка — это лишь очередной пример такого феномена. Вывод войск из Афганистана оказался хаотичным предприятием и настоящей трагедией. Однако администрации и Трампа, и Байдена пришли к одному и тому же мудрому решению: закончить конфликты, которые не имеют ничего общего с конфронтацией сверхдержав. Более того, ряд экспертов считает, что на данный момент Афганистан не слишком важен даже в плане контртеррористических операций. Вместе с тем на Тихом океане острых проблем становится всё больше и больше.
В результате США вновь начинают вкладываться в средства, которые делают Соединённые Штаты великой державой. В частности, и администрация Трампа, и администрация Байдена в рамках своих бюджетов предусмотрели выделение рекордно высоких сумм на научно-исследовательские разработки — технологическую базу для создания новых систем. ВВС должны получить истребитель нового поколения для борьбы за господство в воздухе, а также бомбардировщик B-21. Дополнительные средства выделяются и на ядерную триаду США — ракеты наземного базирования, подводные лодки и самолёты-носители.
«Это ярко выраженное перестроение оборонного бюджета с акцентом на более эффективные, высокотехнологичные программы и другие стратегические инструменты — это часть исторического цикла. Всё это также даёт Соединённым Штатам возможность поразмыслить над этой циклической моделью, извлечь уроки из ошибок прошлого и, хотелось бы верить, сосредоточиться на серьёзных долгосрочных национальных интересах», — подытоживает Foreign Policy.
