WSJ: спустя 30 лет после падения Берлинской стены мир потерял уверенность в либеральном будущем

«30 лет назад в 1989 году мы думали, что тёмная глава нашего существования завершилась и впереди лежит дорога к счастливому будущему. Мир праздновал окончание холодной войны. К концу года Злая ведьма Востока была мертва, её империя в Восточной Европе мирно испарилась, да и сам Советский Союз был уже готов отправиться на свалку истории, о которой говорил Троцкий», — пишет профессор истории Университета Торонто Маргарет Макмиллан в своей статье для The Wall Street Journal.

Тогда жёсткие действия китайских властей по подавлению протестов на площади Тяньаньмэнь в июне казались «последней судорогой закостеневшего режима, оказавшегося не на той стороне истории». Наблюдатели были уверены, что с такими методами действующее правительство Поднебесной не сможет продержаться у власти.

Как вспоминает Макмиланн, людей ужаснул вид разгоняющих толпы танков в Пекине, они предпочли запомнить радостные картины, на которых ликующие немцы пили шампанское, забравшись на Берлинскую стену. Режимы так называемых «народных демократий» сыпались как домино, и на их место приходили реальные демократии. Конечно, в то время казалось, что международный либеральный порядок не за горами и тогда уже внушительные арсеналы вооружений будут списаны за ненадобностью.

«Какими наивными кажутся те времена и те надежды теперь. Как же мы дошли до столь нестабильного и неспокойного мира в 2019 году?» — задаётся вопросом историк.

В 1989 году было невозможно  это осознать, но мир в тот момент оказался на перепутье, и, как стало ясно позднее, взгляды на то, куда нужно двигаться дальше, разнились. Вспоминая всё, что тогда происходило, понятно, что уже тогда можно было заметить «тревожные признаки».

В феврале 1989 года СССР закончил вывод войск из Афганистана, тем самым сделав героя из «мало кому известного джихадиста по имени Усама бен Ладен». В июне того же года на Балканах «бывший коммунистический аппартачик Слободан Милошевич» решил воззвать к силам сербского национализма во время празднования 600-летния Битвы на Косовом поле. Впоследствии оба этих человека сумеют распалить настроения религиозного фундаментализма и этнического национализма, которые «бросят вызов либеральным обществам».

В Китае Коммунистическая партия (КПК) усиленно давала знать, что она собирается оставаться у власти, чего бы ей это ни стоило. Комментируя события на Тяньаньмэнь, председатель КПК Дэн Сяопин заявил, что у него не было выбора — «стабильность должна быть превыше всего». Если Пекин хотел развивать свою экономику и как-то управляться с огромным населением, страна должна была быть единой. Дэн, который мыслил далеко наперёд, нередко говорил: «Прячьте свою силу, ждите благоприятного момента». В 1989 году Китай был слаб, но в своё время он сумел создать современную экономику и занять далеко не последнее место в мире.

Как подчёркивает Маргарет Макмиллан, чтобы понять, почему Дэн и его коллеги вели себя именно так и почему китайцы были готовы с этим смириться, стоит посмотреть на историю Поднебесной. А она глубоко укоренила в китайской элите, да и простых людях, «страх анархии и социального хаоса». Поднебесная пережила «век унижения», начавшийся в 1839 году с Первой опиумной войной и продолжившийся многочисленными поражениями от рук внешних захватчиков. Да и внутри страны китайцам пришлось жить в состоянии практически перманентной гражданской войны вплоть до победы коммунизма, официально провозглашённой в 1949 году.

Но только, как теперь известно, единство не принесло китайцам счастья, поскольку за ним последовали катастрофические инициативы Мао Цзэдуна, включая «большой скачок» и «культурную революцию», которые снова повлекли за собой страшный хаос. Так что порядок для китайских лидеров в 1989 году был «не роскошью, а необходимостью», власти опасались, что демократия и свобода, которых требовали участники протестов на Тяньаньмэнь, вновь повлекут за собой  разобщённость. «Если весь наш миллиард пойдёт на многопартийные выборы, нас неминуемо ждёт полномасштабная гражданская война», — заявил Дэн Сяопин Джорджу Бушу-старшему в феврале 1989 года.

После событий на Тяньаньмэнь многие иностранные наблюдатели рассуждали, как же Дэн Сяопину удастся удержать власть. Тогда казалось, что авторитарный режим, пытавшийся ввести экономический либерализм, попросту не выживет — люди бы стали требовать больше политических свобод. Но как показала история, КПК отлично удалось и дальше совмещать все свои начинания, при этом преобразуя китайское общество, успешно ведя борьбу с бедностью и делая Пекин весьма влиятельной силой в глобальном отношении. Сегодня китайцы, кажется, в большинстве своём вполне довольны своей жизнью, а для Си Цзиньпина тот самый «социализм с китайской спецификой», по всей видимости, является единственно верным путём развития.

По мнению историка, необычайный экономический успех Поднебесной превратил её системы в модель для подражания для многих стран, столкнувшихся с похожими проблемами национального единства и потребности в развитии. Особенно привлекательной такая перспектива выглядит для бедных стран, некогда бывших колониями. И Пекин усердно поддерживает эту точку зрения и таким образом активно расширяет своё влияние в Африке. Сегодня и вовсе Китай любит говорить о том, что Западу с его системой пришёл конец и  что будущее за Поднебесной.

В 1989 году Запад также недооценил трудности создания демократии в странах бывшего СССР, включая непосредственно Россию. Конечно, противостояние холодной войны в первую очередь было сконцентрировано вокруг экономики и военного могущества, но также оно касалось и идеологии. «Мы думали, что 1989 год продемонстрировал силу западных ценностей, свободы, верховенства права и прав человека», — пишет аналитик. Запад решил, что создать новые режим и общественный строй  ничего не стоит и что Михаил Горбачёв с его попытками либерализации  станет «новым лицом России». «Мы ошибались».  

Опять-таки Запад проигнорировал историю и не оценил того «вреда, который нанесли десятилетия советской власти». В конце концов, демократия заключалась не только в написании конституций и проведении выборов, для неё требовалось создание свободного общества и определённых норм, на которых, собственно, всё и строится. На это у западных стран ушло не одно столетие.

Многие страны Восточной Европы, требовавшие перемен, вели себя так, лишь потому что ненавидели советскую власть, а не горели желанием создать новую экономическую и политическую систему. Нередко бывшие коммунистические лидеры переименовывали себя, стремясь удержаться у власти. Для многих стран демократия обернулась коррупцией и беспределом, поэтому, чтобы достичь стабильности, они снова обратились к автократам.

Спустя 30 лет международный порядок до сих пор существует, но он куда более хрупкий, чем был в 1989 году. Запад совершил свои ошибки, к примеру, отнесясь к постсоветской России с пренебрежением. Владимир Путин и его сторонники не приемлют расширения НАТО и того, что Запад считает Россию «неудачницей». И то, что теперь российский лидер дестабилизирует мир, где только может — в Европе, на Ближнем Востоке и в США, — является последствием событий, произошедших после 1989 года.

Такое впечатление, что не так уж и много сил в мире хотят сохранить международный порядок, служивший людям верой и правдой много лет. Китай говорит о мире, основанном на определённых правилах, но при этом своими действиями полностью себе противоречит. Евросоюз разрывается изнутри из-за нелиберальных сил, завоёвывающих популярность во всё большем числе стран. Всё чаще слышны заявления о торговых войнах и протекционизме. Но, что самое страшное, США, которые с 1945 года были готовы выступать гарантом либерального миропорядка, теперь, по всей видимости, совершенно не хотят этим заниматься и друг за другом выходят из различных международных соглашений.

В 1989 году будущее казалось решённым. Но сегодня, мало кто сможет предугадать, что же ждёт мир дальше, заключает Маргарет Макмиллан.