Заветам Ленина верны

Воскресный митинг протеста против нынешней программы реновации столичного жилого фонда, представляющей, по мнению организаторов и участников, большие возможности для злоупотреблений со стороны властей и строительного бизнеса, привёл к большому скандалу. 

Причём сами проблемы собственности на жильё, казавшиеся главными, ибо, по мнению собравшихся на проспекте Сахарова, право собственности на жилую недвижимость подвергается серьёзной угрозе, в ходе скандала совершенно отошли на задний план. 

Притом что проблемы действительно есть и кроются не только в злонамеренности властей. Если представить себе, что власти совершенно беспорочны и мыслят единственно об общественном благе, проблемы всё равно останутся, ибо очень трудно угодить даже всем жильцам всего лишь отдельно взятого стоквартирного дома, изыскав такой вариант, который разом удовлетворит всю сотню собственников квартир. 

А иначе не получится, потому что дом — единое целое, и нельзя 80% квартир снести, а 20% оставить. Дом либо сносится, либо нет, и вариант с собакой на сене, делающейся тираном мироздания, вообще говоря, тоже не исключён.

Известен казус с Хомяковой рощей. В начале XX века на углу Петровки и Кузнецкого Моста город желал приобрести клочок земли площадью 55 кв. сажен для обустройства уличного движения — пробки в центре Москвы были уже тогда. Владелец Хомяков наотрез отказывался продать землю иначе, как по непомерным ценам. Тяжба длилась десять лет.

Можно представить себе это «сам не ам и тебе не дам» в масштабах тысяч многоквартирных домов — повторяем, даже при абсолютной честности городской администрации. Поземельная собственность, а равно собственность на недвижимость, — она такая, со множеством сложностей и подводных камней.

Поэтому брожение умов и желание мирно собраться и требовать прекращения (или недопущения) злоупотреблений было ожидаемым. С поземельным вопросом просто не бывает.

Возможно, именно от понимания всей сложности проблемы и от нежелания осложнять её дополнительно такими сюжетами, которые не являются абсолютно необходимыми, организаторы жилищного собрания попросили профессиональных политиков не беспокоиться. Понятно было, что с ними всё, как всегда, сведётся к всеобъемлющему «Долой!», где конкретная проблема сноса пятиэтажек немедленно потеряется, а такой результат — это не то, что было нужно.

Профессиональные политики, или профессиональные революционеры, — это кому как нравится называть — не поняли такого странного предложения и всё равно, будучи людьми неравнодушными, обеспокоились. После чего непонятливому киберактивисту А.А. Навальному, рвавшемуся на трибуну (вероятно, чтобы очередной раз возгласить: «Мы здесь власть!»), разъяснили: «Вас здесь, гражданочка, не стояло» — и вывели вон.

На самом проспекте Сахарова от такого надругательства над активистом гром почему-то не грянул и небо не обрушилось на землю. Выяснилось, что с вами хорошо, без вас тоже неплохо. Тем более что проблемы реновации как были непростыми, так и остались.

Но для сообщества профессиональных оппозиционеров это был гром оглушительный.

Создавался опаснейший прецедент, когда люди, чем-либо недовольные и даже сильно недовольные, не желают, однако, иметь дело с теми, кто неоднократно замечен в стремлении въехать в рай на чужих плечах и использовать народное недовольство в качестве топлива для своих карьерных целей. Утверждение такого прецедента означало бы вынужденное отправление на покой довольно многочисленной группы людей, убеждённых в своём праве пасти народы.

Допустить такое было нельзя, и социальные сети огласились страшным скрежетом. Забыта была мэрия, забыта реновация, вся злоба обрушилась на аполитичных организаторов. Дело было уже не в Навальном — дело было в спасении всего сообщества.

Проблема не новая. Более ста лет назад разверзлась такая же пропасть между экономизмом и большевизмом, между (терминология «Краткого курса истории ВКП(б)») оппортунистическим и революционным началами в рабочем движении. 

«В обстановке революционного оживления особенно вредную и позорную роль играли оппортунисты. Ликвидаторы и троцкисты хотели отвлечь рабочих от революционной борьбы. Они призывали их подписать петицию с просьбой о «свободе коалиций» (свобода союзов, собраний, стачек и т. п.) с тем, чтобы потом передать её в Государственную думу. Большевики разъясняли рабочим, что никакие свободы невозможны, пока страной правят черносотенные помещики, что только свержение царской монархии даст свободу народу. Большевики видели начало поворота к новому подъёму революционной борьбы, ликвидаторы — лишь стремление рабочих улучшить своё положение в рамках режима. Отсюда вытекали две в корне различные тактики — борьба против всего старого порядка или ограничение его лишь частичными реформами... Везде — в массовых стачках, в уличных демонстрациях, на митингах у заводских ворот — большевики говорили о революции как единственном выходе из положения», — учит нас «Краткий курс». 

Даже исконная русская слабость смело использовалась по-нашему, по-навальному: «Твёрдая позиция рабочей группы на антиалкогольном съезде, сумевшей провести несколько резолюций, привела в бешенство царское правительство. Это «не съезд борьбы с пьянством, а съезд борьбы с правительством», — вопила реакционная печать».

Когда 14 мая на проспекте Сахарова случился именно съезд борьбы с пьянством вместо ожидаемого очередного съезда борьбы с правительством, тут уже возопила либеральная печать и либеральная общественность. 

Такого надругательства над ленинскими заветами ещё не случалось.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.