Вполне возможно, что американские спецслужбы сделали своё заключение о «шпионской деятельности русских» с высокой степенью уверенности — но это не означает, что получится доказать всё в ходе судебного процесса, предупреждает National Review. Информация, на которой основаны эти заключения, часто носит фрагментарный характер и крайне чувствительна. И даже если спецпрокурор Роберт Мюллер действительно возбудит дело о «шпионском заговоре», то доказать «вину русских» и убедить в этом всех присяжных будет крайне сложно, говорится в статье.
Американские политики и СМИ уделяют чересчур много внимания той части расследования, которая связана с так называемым «сговором» — предположениям о контактах избирательного штаба Трампа с Россией с целью осуществления «вероломных операций», хотя никаких доказательств этого, судя по всему, не существует, подчёркивается в статье. И поскольку внимание общественности было сконцентрировано именно на этом скандале, то Мюллеру фактически сошёл с рук «дефект», способный разрушить любую линию обвинения: он не может доказать в полной мере и без каких-либо сомнений, что именно Россия виновна во взломе почтовых серверов Национального комитета Демократической партии и видных демократов, констатирует National Review.
Это ещё не значит, что вмешательства России не было, или что американские спецслужбы должны прекратить в отношении неё «контрразведывательные действия», поясняет автор. Однако Мюллер, по его мнению, не сможет неопровержимо доказать это в суде — то есть сделать то единственное, для чего вообще необходим прокурор: «Если он не в состоянии установить в соответствии с требуемой степенью доказанности, что Россия осуществила шпионскую атаку с целью вмешательства в выборы, то невозможно и доказать, что совершая это, кто-то действовал в сговоре с Россией. А значит, нет и оснований для уголовного дела». Именно поэтому заместитель Генпрокурора США Род Розенстайн, пытаясь «успокоить» демократов, возмущённых увольнением в мае бывшего директора ФБР Джеймса Коми, и назначил Мюллера спецпрокурором без точного указания преступлений, которые он должен расследовать, обозначив это расследование как «контрразведывательное», считает National Review: «То есть, речь идёт не об уголовном расследовании, а о действиях по сбору информации с целью защиты США и их интересов от внешних угроз».
По мнению автора, фундаментальная проблема здесь заключается в том, что у Мюллера «не может быть оснований» для возбуждения уголовного дела: «Шпионская операция России не может быть доказана в полной мере и без сомнений, поэтому доказать, что члены избирательного штаба Трампа действовали с русскими в сговоре, никогда не удастся». Даже если допустить, что существуют хоть какие-то реальные доказательства связей между окружением Трампа и представителями российских властей, они сами по себе не являются преступными, если не будет веского подтверждения того, что эти связи «способствовали, облегчали или обеспечивали русским возможность осуществлять шпионские операции в киберпространстве с целью вмешательства в выборы».
Чтобы понять суть проблемы «доказательств», необходимо понять принципиальное различие между контрразведывательным и уголовным расследованиями, подчёркивается в статье. Правительство, СМИ и большая часть американской общественности сейчас уверены, что Россия действительно «вмешивалась» в президентские выборы, на основании заключения, сделанного на базе разведданных, предоставленных тремя ведомствами — ФБР, ЦРУ и АНБ — и объявленного под эгидой четвёртого, Аппарата Директора национальной разведки. И это заключение изначально является политизированным, поскольку было обнародовано именно тогда, когда партия Обамы разрабатывала концепцию, по которой в результате «шпионских действий России» на выборах была «украдена» победа у кандидата от демократов Хиллари Клинтон, пишет National Review.
Вполне можно допустить в то же время, что спецслужбы сделали своё заключение о шпионской деятельности русских с высокой степенью уверенности — однако это ещё не означает, что их заключение может быть доказано в ходе расследования уголовного дела, поясняет автор. Фактически в собственном докладе под заголовком «Российская кампания влияния на выборы президента США в 2016 году» от 6 января представители спецслужб категорично заявляют: «Суждения (заключения) не означают, что мы располагаем доказательствами, указывающими на то, что нечто является фактом», — отмечает National Review. Это можно сравнить с тем, если бы прокурор в обвинительном заключении сказал: «Это заключение не означает, что мы располагаем доказательствами, указывающими не то, что нечто является фактом», — присяжные при этом вынесли бы вердикт о невиновности, а судья прекратил бы производство по делу ещё до того, как оно было бы представлено присяжным для обсуждения, говорится в статье.
Целью уголовного расследования является уголовное наказание, привлечение к уголовной ответственности, а не экспертная оценка и заключение служб национальной безопасности, при этом каждый существенный элемент состава преступления должен быть доказан в полной мере и без каких-либо сомнений. В то время как Мюллер практически наверняка не сможет в соответствии с требуемой степенью доказанности установить, что Россия «виновна в кибершпионаже». Как минимум, этого не получится сделать в отсутствии замешанного в преступлении, то есть причастного к этим «хакерским атакам» свидетеля, которого у Мюллера, по всей видимости, нет — несмотря на то, что американские власти ведут расследование в общей сложности уже полтора года, констатирует National Review.
Конечно, если вспомнить, для чего вообще нужны спецслужбы, то «их сдержанность и самокритичность в том, что касается неопределённости их заключений, понятна и логична», считает автор: «Они защищают национальную безопасность. Когда на карту поставлены жизни американских граждан, мы принимаем меры лишь в том случае, когда угрозы в отношении нас доказаны в полной мере и без каких-либо сомнений. Мы принимаем решения, как признают авторы вышеупомянутого доклада, непосредственно на основе собранной информации и логического анализа». Информация, на которой основаны эти заключения, часто носит фрагментарный характер и настолько чувствительна (например, тайные агенты, которые будут убиты, если их раскроют), что не подлежит разглашению. В противном случае будут раскрыты обстоятельства проведения сверхсекретных разведывательных операций, что поставит под угрозу страну, поясняется в статье. Логический анализ позволяет получить не доказательства факта, необходимые в зале суда, а лишь то, что представители спецслужб считают «свидетельством вероятности». И учитывая, что к ним поступает информация самого разного качества, заключения даже самых высококвалифицированных экспертов на базе такой информации могут быть весьма спорны или ошибочны: наилучший результат, который они могут обеспечить, зачастую является лишь «оценкой вероятности», пишет National Review.
В то время как прокуроров «вероятность» не интересует: прокурор должен доказать факты и убедиться в их практически 100%-й достоверности, поскольку результатом уголовного преследования является лишение основных гражданских свобод, а в случае смертного приговора — даже жизни. Именно поэтому строгие правила исключают те доказательства, которые не проходят проверку на подлинность и надёжность, а в расследовании уголовных дел применяется критерий «в полном объёме и без каких-либо сомнений», отмечается в статье. Он более жёсткий, чем гражданский критерий «доказанности в силу наличия более веских доказательств», или критерий «достаточного основания», который применяется при выдаче ордера на арест или обыск. Но даже два последних критерия сами по себе гораздо жёстче, чем «предположение» с некоторой долей вероятности, которое часто лежит в основе заключения разведслужб, поясняет National Review.
В докладе спецслужб о деятельности России с самого начала говорится, что имеющаяся у них информация и база данных для экспертного анализа «не подлежит разглашению в полном объёме», поскольку раскрытие такой информации «может привести к рассекречиванию источников и методов, а это ставит под угрозу возможность добывать важную информацию в будущем». Следовательно, Мюллер не сможет доказать то, что, по заявлению спецслужб, им известно. И это далеко не все ограничения, говорится в статье. Наиболее важным физическим доказательством «российского кибершпионажа» является система почтовых серверов Национального комитета Демократической партии (DNC), которые якобы «были взломаны» — но по непонятной причине Министерство юстиции так и не обязало предоставить эти серверы в распоряжение властей с тем, чтобы ФБР смогло провести судебную экспертизу. Вместо этого для проведения такого важного анализа была привлечена частная компания CrowdStrike, работавшая по контракту с DNC. Однако можно ли рассчитывать на то, что присяжные в ходе уголовного процесса приняли бы заключения, сделанные частной компанией, которая не относится к правоохранительным органам и работу которой оплачивает DNC? Учитывая при этом, что сам этот комитет заинтересован в признании версии, согласно которой Россия «совершила преступление» с целью «украсть выборы» у Клинтон, он отказался предоставить свои серверы на экспертизу в ФБР, а Министерство юстиции (которое контролировала действовавшая на тот момент демократическая администрация) по непонятной причине не стало этого жёстко требовать. Всё это вызывает большие сомнения, отмечает National Review.
Это не означает, что спецслужбы поступили неправильно, приняв результаты анализа, проведённого частной компанией CrowdStrike, которая имеет довольно хорошую репутацию — однако в рамках уголовного расследования это бы не прошло, уверен автор. Совершенно очевидно, что никакие опытные прокуроры или следователи не были бы уверены в справедливом исходе дела, если бы не получили вещественные доказательства и не провели бы расследование силами правоохранительных органов. Стоит заметить, что Мюллер такого дела не возбудил, подчёркивается в статье. Кроме того, в настоящий момент в США ведутся и другие расследования в частном порядке, которые ставят заключения спецслужб под сомнение. Наиболее известное из них на сегодняшний день проводит организация левого толка «Ветераны разведслужб США за здравомыслие» (VIPS), причём эти эксперты склоняются к мысли, что это была скорее не внешняя «хакерская атака», а попытка кражи информации, предпринятая кем-то из своих: «Скачивание, совершённое на месте с помощью флешки или подобного портативного устройства хранения данных». Эта оценка вероятности во многом основана на анализе скоростей передачи данных DNC, поясняет National Review.
Результаты «альтернативных» расследований тоже можно подвергать сомнениям. Однако главная проблема заключается в том, что американские спецслужбы не предлагают убедительных доказательств такого качества, какими руководствуются в уголовном производстве, что они сами откровенно и признают, констатирует автор. Если бы Мюллер когда-нибудь возбудил дело о шпионском заговоре, ему пришлось бы доказать вину русских «в полной мере и без каких-либо сомнений», убедив всех присяжных заседателей, на которых одновременно со своими аргументами обрушатся все подряд: адвокаты потенциальных обвиняемых будут говорить о неспособности правительства проверить серверы, о характерной для заключений спецслужб неопределённости, о неспособности правительства указать в качестве свидетелей источники информации, и так далее. Кроме этого компетентные специалисты разведки будут приводить альтернативные версии произошедшего — например, что это было «дело рук инсайдера, а не хакера», или что «хакер был не из России, а из другой страны». Вдобавок все остальные в этой «схеме» отрицают свою виновность: «Путин утверждает, что россияне ничего не взламывали, Guccifer 2.0 утверждает, что с русскими никак не связан, а Джулиан Ассанж из WikiLeaks, который распространил для публикации основную часть писем, утверждает, что его источником информации была не Россия», — отмечает National Review.
В уголовном судопроизводстве прокурор не может доказать факт виновности, если в его распоряжении сплошные отрицательные выводы и отрицания. И даже если все вышеперечисленные фигуры у кого-то вызывают мало доверия, однако нельзя использовать их отрицания в качестве «доказательства от обратного», подчёркивается в статье: «Должны быть какие-то убедительные доказательства того, что это сделала Россия. Вы не добьётесь своего, констатируя лишь то, что кучка отъявленных лжецов утверждает, что Россия этого не делала». Но если Мюллер не может доказать в суде, что Россия провела собственно «шпионскую операцию», как же он мог надеяться доказать чьё-то участие в «сговоре с русскими» по проведению этой шпионской операции? Единственным способом преодолеть этот «недостаток» может стать процедура импичмента, поскольку это не правовое средство, а политическое, поясняет автор: «Конгресс имеет незыблемые полномочия определять, что является особо тяжким преступлением, а что — преступлением, не представляющим особой опасности и не предусматривающим наказания. Как и наши спецслужбы, он не связан ни стандартами доказанности вины, существующими в уголовном судопроизводстве, ни нормами отправления правосудия. Палата представителей и Сенат в принятии решений могут по своему усмотрению руководствоваться заключениями спецслужб со всеми их недостатками. Конгресс может принять «шпионскую деятельность» России как данность».
Поскольку для импичмента критерий «доказанности вины в полной мере и без каких-либо сомнений» не является обязательным стандартом, демократы вполне могут выбрать тактику, согласно которой всякий, кто посмеет подвергнуть сомнению хакерские атаки русских во время выборов 2016 года, «порочит американских разведчиков», и не принимать никаких возражений. В то время как если бы подобное произошло в уголовной практике, и адвокат не выдвинул бы возражений, это считалось бы халатностью и профессиональной некомпетентностью с его стороны, констатирует National Review. По мнению автора, это ещё одна веская причина прийти к выводу, что команда Мюллера затеяла долгосрочную игру, и её реальная цель — импичмент, а не доказательство обвинений. Однако в практическом плане перспектив у импичмента нет, если демократы не выиграют промежуточные выборы в 2018 году. Поэтому вряд ли стоит надеяться, что расследование Мюллера в ближайшее время завершится.
Между тем после начала расследований прошло в общей сложности уже полтора года — и по мнению автора, есть смысл задать заместителю Генпрокурора Розенстайну, который номинально контролирует действия спецпрокурора Мюллера, пару простых вопросов. Во-первых, считает ли Министерство юстиции США, что правительство может в полной мере и без сомнений доказать, что Россия виновна в кибершпионаже с целью вмешательства в выборы 2016 года (даже вопреки тому, что в докладе о действиях России спецслужбы явно признают своё поражение)? Во-вторых, если такой уверенности до сих пор нет — то пора узнать, в чём же тогда практический смысл расследования под руководством Мюллера, заключает National Review.