«В понедельник, 27 мая, я был на отдыхе в Париже и решил, что мои личные обстоятельства не позволяют мне в ближайшем будущем вернуться в Россию». Так Сергей Гуриев начинает свое письмо в газету The New York Times.
Гуриев: Уехать из России – лучший способ остаться свободным
Российский экономист Сергей Гуриев заявил, что уехал из России по сугубо личным обстоятельствам: из опасений, что очередной вызов в Следственный комитет закончится для него потерей свободы. В своем письме газете The New York Times он пояснил, что суды над Ходорковским показали – если не уехал и отказался сотрудничать со следствием, то окажешься в тюрьме.
Flickr / Esthr
После того как он принял это решение, он должен был уйти с поста ректора Российской экономической школы (РЭШ) – образца, по словам Гуриева, для аналогичных заведений в России и других развивающихся рынках. Экстренно созванный совет директоров РЭШ назначил и.о. ректора, а Гуриева попросили не сообщать о своем решении СМИ.
Помимо этой должности экономист оставил еще несколько постов в советах директоров различных компаний. Одной из них был «Сбербанк», о работе в котором Гуриев вспоминает с теплотой. По его словам, за пять лет банк на его глазах превратился из сонного советского института в динамичную и современную клиентоориентированную компанию. Ввиду того что она котируется на рынках России и США, факт отставки Гуриева немедленно стал достоянием общественности.
В России добровольные отставки членов наблюдательных советов крупных компаний случаются довольно редко, отмечает автор, и поэтому журналисты принялись выяснять причины такого шага. И им удалось докопаться до правды, признается Сергей Гуриев, - она заключалась в том, что он не вернулся в Россию из страха потерять свободу.
Еще с февраля его допрашивали в Следственном комитете как свидетеля по «Делу 18/41-03». Как ни сюрреалистично это звучит, это самое первое дело против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, начатое еще в 2003 году, поясняет Гуриев. С тех пор оно становилось основной для ряда «под-дел», в том числе и «второго дела Ходорковского и Лебедева» в 2010 году. После взрыва общественного возмущения тогдашний президент Медведев поручил Совету по правам человека при президенте дать ему экспертную оценку.
Совет собрал экономистов и юристов – всего девять человек, в том числе и самого Гуриева. Все они, независимо друг от друга, заявили, что в деле нет убедительных доказательств вины Ходорковского и Лебедева. Это была всего лишь экспертная оценка без всякой юридической силы, подчеркивает Гуриев на страницах The New York Times. Она была во многом проигнорирована, – но не забыта.
Сразу по возвращении президента Путина в Кремль в мае 2012 года официальный представитель Следственного комитета (СК) Владимир Маркин заявил, что его ведомство намерено рассмотреть степень объективности и независимости экспертов. Уже к осени многие из них прошли через допросы, обыски и изъятия документов. В отношении него самого, вспоминает Сергей Гуриев, следствие началось в феврале 2013 года.
Один из его коллег тогда говорил с Путиным о его положении, и российский лидер уверял, что Гуриеву нечего опасаться. Следствие, однако, не прекратилось. Гуриев два раза побывал на допросе, где от него требовали самые разные документы и личную информацию. Более того, СК начал проводить «оперативные мероприятия» — то есть слежку, поясняет The New York Times. При выезде за рубеж пристальное внимание стали уделять не только ему, но и его жене, которая не имела к делу никакого отношения.
25 апреля Гуриеву было назначено явиться на допрос, но вместо этого работники Следственного комитета пришли к нему в офис с судебным постановлением об изъятии электронной переписки за последние пять лет. В ответ на его возмущение один из следователей сказал, что у него сейчас положение лучше, чем у Сахарова (сосланного в советское время в город Горький, поясняет американское издание), и намекнул, что у следственного ведомства есть еще и постановление об обыске у Гуриева дома.
Это убедило российского экономиста в том, что следователи могут получить любое разрешение на обыск без всякого уважения к его правам и без предупреждения. «Я сделал вывод, что следующая встреча с ними закончится для меня потерей свободы. Я купил билет в один конец из России и больше не вернусь к себе на родину».
В своем письме в The New York Times Гуриев отмечает, что после этого поступка наблюдатели стали называть его «символом политических репрессий», в то время как президент Путин и его пресс-секретарь Дмитрий Песков уверяли, что его решение было продиктовано личными и семейными обстоятельствами. Гуриев заявляет, что они правы. Он не политический беженец. Россию покинул по личным мотивам: «персональному – из желания остаться свободным и семейному - моя семья хочет и заслуживает того, чтобы видеть меня свободным».
Он отмечает, что не хочет быть «символом», ведь его случай скорее похож на редкую болезнь. Подхватить ее может любой, но есть способы снизить для себя риск – например, не высказываться в поддержку верховенства закона или против коррупции. И точно так же, как с другими серьезными болезнями, после заражения все начинают тебе сочувствовать, но помочь ничем не могут.
Или все-таки возможность ее побороть есть, рассуждает Гуриев. По словам автора письма в The New York Times, «суды против Ходорковского показали, что есть простое и эффективное средство: те свидетели, которые уехали из России живыми и здоровыми. А те, кто остался в стране и отказался сотрудничать со следствием, оказались в тюрьме. Один из них, Василий Алексанян, не дожил до сорока лет».
В нашем паблике в VK самые свежие статьи и сюжеты зарубежных СМИ
Сегодня в СМИ
