«Семья — последнее место свободы»: почему законопроект о профилактике семейно-бытового насилия одобряют не все
Почему законопроект о профилактике семейно-бытового насилия одобряют не все
- © Фото из личного архива / Global Look Press
— После предъявления обвинения сёстрам Хачатурян (предумышленное убийство) в Telegram-канале одной из активисток появился пост, содержащий такие тезисы: «В чём виноват Михаил Хачатурян? Он просто был главой патриархальной семьи... Семья Хачатурян — это идеал традиционной семьи... В России семья — первая система подавления женщин». Согласны?
— Нет, конечно. Это не патриархальная семья — и тем более не «идеал». Это всё написано в рамках определённой кампании, которую ведут лоббистки закона о домашнем насилии. В рамках которой само словосочетание «традиционная семья» подчёркивается, является доминирующим в построении обвинений противникам закона. И ему придаётся какой-то абсолютно издевательский смысл, который имеет мало отношения к сегодняшней реальности.
«Не надо спекулировать»
— Если послушать тех, кто выступает за этот закон, получается, что традиционная семья — это место, где можно бить.
— Вообще, слово «традиция» невероятно искажено. Во всех этих дискуссиях с самого начала говорят: «По традиции у вас бьёт — значит любит». Это давно стало таким шутливым выражением, которое используется не в прямом смысле, а сугубо в переносном и не по поводу каких-то семейных разборок. Скажем, какой-нибудь строгий руководитель не очень справедливо ругает сотрудницу, а ей говорят: «Бьёт — значит любит». Хотя это не значит, что нет таких семей, в которых муж бьёт жену. Но вот этот ход — абсолютно манипулятивный.
— Но получается, что противники этого закона фактически поддерживают рукоприкладство.
— Это полный бред. Говорить, что мы против закона, потому что хотим, чтобы били в семьях, — это грубое передёргивание. Мы просто против этого закона, и мы знаем, почему он нам не нравится.
— Законом недовольны сразу по целому ряду причин. С одной стороны, говорят, что он не будет работать в наших условиях, не защитит женщин. С другой — в нём видят угрозу институту семьи. В чём ваши главные претензии?
— Во-первых, он не работает ни в каких условиях. Когда говорят, что во всех цивилизованных странах его приняли, я предлагаю: давайте посмотрим на статистику семейного насилия в тех самых «цивилизованных странах». Мы обнаружим, что в Германии, где закон действует без малого 20 лет, в Испании (около 15 лет) кривая уровня насилия в семье практически не сдвигается. И это статистика ООН, а не наши домыслы!
— А вообще, с вашей точки зрения, проблема домашнего насилия существует?
— Я думаю, что существует проблема насилия вообще. Я думаю, что в целом нельзя поощрять его демонстрацию. Не может быть так, чтобы дети и взрослые видели постоянно на экранах насилие, а потом не взяли бы это себе за образец поведения. Не надо спекулировать, говоря, что в семье что-то особенное, что для семьи надо якобы принять отдельный закон. Он ничего не решает. Кроме одной задачи — он уничтожает в принципе институт семьи.
— Каким образом?
— Подумайте сами. За обычные в любом семейном общении конфликты, лёгкие или нелёгкие, неурядицы, иногда, между прочим, кончающиеся и насилием (пощёчину, например, дала мужу за то, что он изменил с другой), по закону сразу должны прибежать и супругов развести. А может, они помирятся? Или, может, они сами разберутся? Или, может быть, они взрослые люди, у которых есть достоинство, они не хотят пускать в свою жизнь какие-то НКО, которые на этом будут наживаться к тому же. Не будет дураков, которые захотят вступать в брак. И институт семьи будет разрушен в самый короткий срок, что уже и произошло в большинстве так называемых цивилизованных стран. А у нас народ этого не хочет, он хочет жить в семье. Это для него последнее, наверное, место свободы, в которое не залезают. Потому что у нас в Конституции есть статьи, которые это право человека на частную жизнь охраняют. Люди дорожат этим кусочком свободы. Но это не значит, что они должны рукоприкладствовать!
— Но давайте рассмотрим ситуацию с другой стороны. Муж начинает угрожать жене, от угроз переходит к действиям. Он обещает её убить, и мы знаем, что есть случаи, когда угрозы воплощаются в жизнь. Приезжает полиция, никак на это не реагирует. Вот эта известная фраза: «Когда убьют, тогда и приедем»…
— Лоббисты закона внесли невероятную путаницу в головы, они утаивают очевидные вещи, которые в принципе должны быть известны всем, а им, поскольку в их среде есть юристы, — тем более. У нас есть несколько десятков статьей в Уголовном кодексе и Кодексе об административных нарушениях. Там уже есть все составы преступлений, включая угрозы насилием, убийством и т. д. Если сотрудник МВД говорит: «Приходите, когда вас убьют», этого человека надо примерно наказать, а не «перевести на другую работу». Потому что он нарушил свои обязанности — за это у нас тоже есть статьи.
— Может быть, в связи с тем, что проблема вышла из «серой зоны» и её наконец обсуждают широко, именно новый закон поможет привлечь внимание полиции к этой проблеме? Появятся соответствующие инструкции внутри самой системы, полицейские будут более охотно реагировать, не будут отворачиваться?
— Это интересное предположение, но, мне кажется, если не работают 33 закона, то 34-й тоже ничего не поменяет в ситуации. Вот если бы того сотрудника, который на заявление Риты Грачёвой ответил, что его это не касается, наказали, то, наверное, многие бы подумали, стоит ли распускать руки. Но этого не происходит. Это проблема правоприменения. Когда два года назад статья 116 (побои без причинения вреда здоровью) была перемещена из Уголовного в административный кодекс, она начала работать. А знаете почему? Потому что полиция по административному кодексу может задержать дебошира (который ещё никого не убил, а пока только грозится, он пьян и опасен), увезти в отделение на 48 часов и там уже с ним разбираться. Когда статья была в Уголовном кодексе, пострадавшая женщина должна была пойти на следующий день и подать заявление — и только после этого дебоширом могли заниматься. Вам врут, когда говорят, что после декриминализации 116-й статьи был дикий взрыв насилия. Нет, было совсем другое. Почти на 25% снизилось количество тяжких и особо тяжких преступлений. Стало больше вот этих заявлений по 116-й — они вышли из тени*.
Откуда взялись 14 тыс. погибших
— Раз мы перешли к статистике, не могу о цифрах не задать несколько вопросов. С одной стороны, есть 14 тыс. женщин, которые гибнут ежегодно. Эта цифра появилась в 2007 году, последнее упоминание я видел в новостях в ноябре.
— Мы долго не понимали, почему 14 тыс., что всё это значит. В сводках ГИАЦ (Главного информационно-аналитического центра. — RT) МВД указано, что в 2013 году в семейных конфликтах погибли 304 женщины — необязательно от рук мужей, это может быть кто-то из родственников. 304 и 14 тыс. — разница грандиозная*.
Нам было совершенно очевидно, что это такая информационно-психологическая атака на общество. Оно должно привыкнуть к этой цифре, ужаснуться, принять её за истину и, исходя уже из этого, сказать: «Да, действуйте, принимайте закон, при котором этого не будет».
А вот откуда произошла эта цифра. В 1993-м была цифра — за год совершено 29 тыс. убийств. Подчёркиваю: речь вообще обо всех убийствах, а не только в семьях. 29 тыс. всего убитых мужчин и женщин. В 1994 году ООН запросила у России статистику об убитых женщинах. И кто-то в Минтруде (какой-то чиновник, которому надо было отчитаться) решил: если всего у нас 29 тыс., то надо разделить пополам и сказать, что убитых женщин 14,5 тыс.* Вот такое нехитрое мошенничество, которое, видимо, было даже не сознательным, а стало возможно по чудовищной безответственности. И эта цифра отправилась в ООН. С тех пор нам всё время говорят: «Так ведь это по документам ООН!» Но это было деление на М и Ж, хотя известно, что мужчин погибает в два раза больше, особенно когда речь идёт не о семье, а в целом о насильственной смерти, поэтому делить на два это нельзя, уж тем более писать, что все убийства происходили в семье.
«Надо действовать вместе с МВД»
— Корреспонденты «Новой газеты» и «Медиазоны» исследовали приговоры в отношении женщин, и выяснилось, что, например, по 108-й статье (убийство, совершённое при превышении самообороны) 91% женщин защищались именно дома — от мужей или других родственников. Большинство женщин, которых обвиняли в убийстве, были жертвами домашнего насилия. То есть осуждены они по ст. 105 УК РФ, но в приговоре есть, что муж пригрозил, бросился, угрожал убить — а она использовала нож. То есть мы можем подойти к мнению о том, что именно семья для женщины — небезопасное место. Так это или не так?
— Нет, это не так. Во-первых, я думаю, что всякая нормальная женщина, живущая нормальной семейной жизнью, скажет вам, что она чувствует себя в безопасности именно дома, а не на улице, не в подъезде — мне кажется, это достаточно очевидно. Во-вторых, неправильно смотреть только эти цифры, надо посмотреть в целом цифры по насильственным преступлениям, в том числе по женщинам...
- © Фото из личного архива
Нам из МВД говорят, из регионов, куда мы посылали запросы, что практически все эти конфликты семейные происходят в состоянии алкогольного или наркотического опьянения — таких где-то порядка 80%.
Вот давайте бороться с алкоголизмом начнём? И с наркоманией. Давайте восстановим вытрезвители. И вообще, у огромного количества мужчин, которые от этого просто шизеют, ведут себя непотребно, нет работы. Давайте восстановим производство. Чтобы они могли чувствовать себя людьми, а не скотами, извините... Дело не в том, что у нас в МВД самые плохие сотрудники. Их, в общем-то, жалко, потому что они за не самую высокую зарплату делают очень тяжёлую и небезопасную работу. Но у них руки-то связаны — например, законом о невозможности принудительного лечения алкоголизма и, соответственно, отсутствием вытрезвителей. Здесь надо действовать вместе с МВД, чтобы профилактика была по-умному построена. Ну слушайте, когда у нас недолеченные шизофреники по улицам ходят... У нас сейчас три разрушенные вещи: психиатрия, борьба с алкоголизмом и наркоманией.
«Превратить жизнь в ад»
— Возразят, что, пока всё это не сделано, давайте примем закон.
— Он абсолютно не поможет. Ну будет человек, который по пьяни бьёт жену, знать, что этого делать нельзя. Он и сейчас, наверное, знает. Ну будет какая-то бумажка, какое-то предписание...
— Речь идёт об ордере, который запретит приближаться к жене на какое-то время.
— Я недавно смотрела интервью с одной из создательниц этого законопроекта. На вопрос, как будет действовать охранный ордер (они же живут вместе), она ответила: «Ну, если у него есть деньги, он купит себе другую жилплощадь». Простите, а если денег нет? «А если нет, то нет». То есть закон будет действовать только на распускающих руки богатых людей? К тому же огромное количество мужчин по навету — необязательно даже по заявлению этой потенциальной или реальной жертвы, жены, а по клевете соседей или кого-то ещё — окажутся выкинутыми на улицу. Куда они пойдут?
— В проекте предусмотрена система убежищ, в которые смогут прийти и женщины с детьми, и мужчины, которых временно выселили со своей жилплощади.
— Ничто не мешает делать эти убежища на основании действующих законов. У нас есть закон о социальном обслуживании граждан, по которым НКО могут и создавать убежища, и осуществлять психологическую помощь. На самом деле, этот законопроект — забота об НКО и тех специалистах, которых они привлекут: психологах, адвокатах, маркетологах и пиарщиках. Ведь надо будет рекламировать эти самые убежища, рассказывать, как себя вести в этих ситуациях. То есть огромное количество людей окажутся при деле. А те НКО, социально ориентированные и нацеленные как раз на эту тему, окажутся тем местом, куда будут стекаться вполне себе значимые финансовые потоки. За них они сейчас и борются.
— Один из аргументов в пользу закона: даже оказавшись в этом убежище, женщина может становиться жертвой преследования. Муж не согласен с тем, что она ушла из дома, и преследует её даже там, пытается даже выкрасть оттуда, мы знаем такие случаи.
— Всё бывает, да.
— Так если закон заработает, предположительно, заработает и норма о сталкинге, преследовании.
— А если мужчина захочет прийти к ней с цветами и помириться, то он не сможет этого сделать. Потому что кто-нибудь — не она даже — скажет, что он её преследует. И вы не отличите один случай от другого.
— Кстати, женщины тоже иногда преследуют мужчин…
— Да. Вообще жизнь превратится в ад для всех. И я вижу единственную цель этого закона — это как раз превратить жизнь в ад. Причём не только семейную жизнь, где люди официально находятся в браке, но и вообще всякие отношения. Лоббисты хотят прописать там не только законный брак, но и вообще какие-то отношения с ведением общего хозяйства. Сейчас бывают разные формы брака, где-то уже существуют гостевые семьи и т. д. То есть это всё должно широким потоком хлынуть нам в одном пакете. И самым безопасным станет вообще не иметь отношений между полами. Ну, наверное, ЛГБТ это должно даже понравиться.
— Наверное, такие союзы тоже будут регламентироваться этим законом.
— Наверное, но у нас нет закона, что это тоже семья.
«Блондинка за рулём»
— Одна из самых спорных вещей в законе — понятие психологического насилия. Есть ещё экономическое насилие, которое тоже, как говорят, может трактоваться самым широким образом. Это всё пришло из Стамбульской конвенции о защите женщин.
— Стамбульская конвенция и решения отдельных стран — это отдельная и очень тяжёлая тема (этот документ подписан 46 странами и Евросоюзом. В документе содержатся определения понятий «гендерный», «насилие в отношении женщин» и т. д. В частности, понятие «домашнее насилие» означает «все акты физического, сексуального, психологического или экономического насилия, которые происходят в кругу семьи, или в быту, или между бывшими или нынешними супругами или партнёрами, независимо от того, проживает или не проживает лицо, их совершающее, в том же месте, что и жертва». — RT). К счастью, наш МИД не подписал Стамбульскую конвенцию и твёрдо стоит на позиции, что подписывать нельзя, потому что это абсолютно противоречит нашей Конституции и вообще очень многому у нас, включая представление народа о том, как должна быть устроена жизнь. МИД ведёт себя очень твёрдо в этом вопросе. Дело в том, что подписаться под этой конвенцией — значит запустить к себе весь тот содом, который происходит в странах, подписавших документ, и потерять субъектность.
— Для женского движения в России закон о бытовом насилии — это часть широкого фронта работ по борьбе за равноправие женщины. Непризнание женщины равноправным человеком — это тоже такая традиционная ценность в нашем обществе, говорят они.
— Неужели! Я всю жизнь прожила в нашем обществе и точно знаю, что женщины у нас абсолютно наравне с мужчинами обладают всеми правами, получают профессии, должности. Сейчас пошли разговоры о том, что женщинам якобы меньше платят, чем мужчинам. Ну я могу себе представить, что владелец какого-нибудь частного предприятия захочет повысить не женщину, которая сидит то с одним, то со вторым ребёнком на больничном, а мужчину, который не обременён этими заботами.
— Есть ещё один момент, с которым борется женское движение, — это пренебрежительное отношение к женщине («баба-дура», «блондинка за рулём» и прочее) в рекламе, культуре, в фильмах.
— Не знаю, никогда не сталкивалась — может, потому что я брюнетка? Вы знаете, а у женщин тоже есть свои словечки про «мужланов», которые «лежат на диване, как бревно». Мало ли, что могут говорить люди, когда их культурный уровень уже много лет понижают и понижают. Давайте не будем «обыдливать» население — и не будет дурацких шуточек.
Ответят, как фейкомёты
— Сегодняшнее женское движение в России поможет решить все вышеперечисленные проблемы?
— Сегодняшнее — не может. Потому что оно насквозь фальшиво, потому что оно сделано в определённых интересах под определённую концепцию, которую нужно продвигать и утверждать. Я смотрю комментарии под роликами в интернете (нашими или чужими, неважно, затрагивающими эту тему) — там огромное количество как раз вот феминисток (как их называют, «фемок»). У них чудовищная лексика — из зоны, из подворотни, из канавы. Не знаю, где они этого набираются.
Они разговаривают матом, полны агрессии и хотят доказать, что весь мужской мир — это абьюзеры. Замужем они никогда не были. Что такое семья, большинство из них не понимает и не хочет знать. Они молоды, агрессивны и напичканы вот этим вот лексиконом. Это смесь мата и иностранных терминов. И вот они нам будут что-то исправлять? Какое женское движение, о чём вы говорите?
У нас есть несколько женских организаций, которые взяли подряд на продвижение этих вот законов. По сути, уже пошла война полов. Пущено словечко «декриминализация» семейного насилия. Там содержится огромная ложь и манипуляция. К нам приходили толпы западных журналистов: «Ваши законодатели разрешили бить-убивать в семье!» Простите, но вы, наверное, совсем не понимаете разницы, которая существует между нашим, российским законодательством и вашим. А она в том, что у нас есть два кодекса. И по Гражданскому тоже есть наказание, и в Уголовном кодексе есть огромное количество статей, которые описывают этот вид насилия. Но иностранцы этого не понимают, потому что у них нет этих 40 статей и им кажется, что всё разрешено. Никто ничего не разрешил! Но если ребёнка шлёпнули, это не повод волочить родителей в суд. Надеюсь, что этот закон (о семейно-бытовом насилии. — RT) не примут. Но те, кто разжигает войну полов и провоцирует безумие, которое охватило людей, — они должны за всё это отвечать. У нас есть закон о фейках, кажется? Вот пусть они, как и фейкомёты, за это и ответят.
* Мария Мамиконян ссылается на публикацию агентства Regnum. RT направил запрос в МВД, ответа на момент публикации интервью мы не получили.