«Ни с чем не сравнимое чувство свободы»: Шлейхер — об адреналиновых прыжках, тренировочной лени и чёрных ногтях

— Как оцените свою невероятную по красоте победу?

— С утра сумма баллов побольше была. Но в принципе я доволен.

— С чемпионом мира Евгением Кузнецовым вас разделило всего 0,1 балла. Отслеживали по ходу финала, как складывается борьба между вами?

— На оценки я всегда смотрю.

— Что это даёт?

— Понимание, на сколько баллов должен сделать тот или иной прыжок, чтобы не проиграть. Всё это происходит на соревнованиях на подсознательном уровне. Просто очень хорошо знаю коэффициенты прыжков и быстро считаю, какие именно оценки должен получить, чтобы вышла требуемая сумма баллов.

Также по теме

«Как камень с души свалился»: Захаров — о завершении карьеры, «воронке» с кадрами и прыжках в воду с яхт олигархов

Решение завершить карьеру было обдуманным и взвешенным. Об этом в интервью RT заявил прыгун в воду Илья Захаров. По его словам, именно...

— И так при каждом прыжке?

— Да, причём уже очень давно.

— Что тогда помешало вам точно так же просчитать заключительный прыжок в синхроне на Олимпийских играх в Токио, где вы крайне неудачно наскочили на доску?

— Нервы, давление, собственное состояние. Я просто со всем этим не справился.

— Иначе говоря, колотило так, что было невозможно думать?

— Скажем коротко: только я был в этом виноват. Чисто моя ошибка.

— Подобные помарки обычно застревают в голове очень надолго.

— Так и есть. Я до мельчайших деталей помню сам прыжок, помню, как проскочил доску, просто до последнего рассчитывал, что даже в этом варианте мне хватит высоты. Не хватило.

— Все тут же вспомнили, что именно эта ошибка в наскоке случилась с вами в олимпийском сезоне на третьем старте подряд. Получается, срыв заключительного прыжка не был случайностью?

— У меня в том сезоне действительно были проблемы с наскоком.

— В чём они заключались?

— Наскок — это, как ни крути, основа любого прыжка на трамплине. Каждый делает его по-своему, я же предпочитаю немного заходить за клёпки — мне так удобнее. Ну а в том конкретном случае немного не туда поставил ногу в заключительном шаге. Слишком близко к краю доски.

— Насколько оправданно выполнять наскок на грани дозволенного?

— Определённый риск в этом, безусловно, есть, но если наскок выполнен удачно, прыжок получается намного выше. А если ещё в отталкивании удаётся удержать в правильном положении плечи, выполнять вращения вообще становится очень легко.

— Вы родились в Ставрополе, прыгать начали в Пензе, сейчас тренируетесь в Казани, причём всё это время — у одного и того же наставника. Я, признаться, запуталась в ваших перемещениях.

— Здесь всё очень просто. Мама в своё время занималась в Ставрополе прыжками в воду и привела меня в бассейн в четырёхлетнем возрасте. В 2011-м моего тренера Павла Муякина пригласили на работу в Пензу, и он всех своих учеников забрал с собой. Мне на тот момент было 13, но мама не возражала. Ну а потом мы уже всей семьёй — и тоже вслед за тренером — перебрались в Казань.

— Те два года, что вы провели без родителей в Пензе, вспоминаются сейчас как свобода или, напротив, жёсткий контроль?

— Самостоятельности и организованности мне тот период, безусловно, добавил. О какой-то свободе я вообще не думал в те времена, если честно. Во всём подчинялся тренеру.

Также по теме

«Не просто больно, очень больно»: Кузнецов о тату на голове, умении спасать вход, классическом наскоке и величии Саутина

Смена имиджа спортсмена, будь то отпущенная борода или сделанная на голове татуировка, не должна влиять на восприятие со стороны...

— А в какой момент вы начали воспринимать себя как профессионального спортсмена?

— Наверное, в 2014-м, когда впервые поехал на взрослый чемпионат Европы в Берлин и стал пятым на десятиметровой вышке.

— А свой первый сбор со взрослой командой помните?

— Да. Это произошло на год раньше, в 2013-м. Мне было не очень сложно адаптироваться среди взрослых, поскольку я рос в одном бассейне с Женей Кузнецовым. Очень хорошо помню, как он с Ильёй Захаровым выступал на Олимпийских играх в Лондоне, так что оба были для меня определённым ориентиром.

— Думали тогда о том, что придёт время и с кем-то из них вы можете оказаться в синхронной паре?

— Нет, думал о другом: что очень хочу их обоих обыграть и обязательно однажды обыграю.

— Когда в начале 2019-го вы достаточно неожиданно оказались партнёром Кузнецова в синхронных прыжках с трамплина, сработались быстро?

— Это был непростой период. Мы с Женей сильно отличались по телосложению, я намного легче, поэтому у меня не всегда получалось до него допрыгивать по высоте. Тогда очень много времени проводил в тренажёрном зале, набирал массу, чтобы стать чуточку побольше и потяжелее, не всегда, правда, это удавалось. Но поскольку пришлось больше времени уделять трамплину, сильно спрогрессировал как трамплинист. До этого считал своим основным видом вышку.

— Когда сочетаешь два снаряда, это способствует прогрессу или просто отнимает вдвое больше времени?

— В юношеском возрасте, как мне кажется, обязательно нужно пробовать оба снаряда. Это реально развивает прыгуна. Просто потом, когда уже начинаются серьёзные результаты, приходится выбирать специализацию, чтобы сконцентрироваться на чём-то одном. Я перестал прыгать с вышки как раз в 2019-м: мы с тренером посчитали, что через год Олимпиада и будет правильно бросить все силы на один снаряд.

— Не жалели потом, что отказались от прыжков с десятки? Всё-таки большая высота даёт прыгуну совершенно особенные ощущения.

— Как раз в этом плане мне нравится трамплин — там адреналина больше. Если правильно выполнил наскок и правильно оттолкнулся, появляется ни с чем не сравнимое чувство свободы. Ты совершенно расслаблен.

— Как можно быть расслабленным, когда выполняешь одну из сложнейших в мире программ?

— У меня получается. Любимый прыжок — 3,5 авербаха (3,5 оборота назад с разбега). Там есть всё: и полная расслабленность, и чувство полёта. Наверное, поэтому этот прыжок у меня всегда был наиболее стабилен как с вышки, так и с трамплина.

— На что вы ориентируетесь в воздухе?

— Вижу во время вращения практически всё. В каждом бассейне ищу для себя ориентир, чтобы чётко понимать, как делать раскрытие. Чаще всего ориентируюсь в раскрытии на табло. И мгновенно принимаю решение: додержать прыжок или пораньше раскрыться и дотянуть себя на входе руками. Задние входы в воду даются мне лучше — в них я полностью себя контролирую. А в передних могу пропустить воду.

— Какая черта вашего характера меньше всего нравится вашему тренеру?

— Я ленивый. Мне всегда хочется сделать на тренировке меньше прыжков. Стараюсь работать не на количество, а на качество. Как-то приучил себя, что хорошо выполнять все прыжки должен с первого раза.

Также по теме

«Нужно проводить в России больше соревнований»: Дружинин о популяризации прыжков в воду и строительстве новых бассейнов

Чтобы укрепить авторитет Российской федерации прыжков в воду в мировом сообществе, а также заинтересовать людей в регионах и привлечь...

— Некоторые специалисты именно так выстраивают работу: не по заданному количеству повторений, а до первой удачной попытки.

— Мы тоже так тренируемся. Иногда выполняем определённое количество каждого прыжка, иногда прыгаем сериями, иногда — на максимальную точность без разминки, то есть имитируя соревнования.

— Самая страшная ситуация, которая когда-либо случалась с вами в прыжках в воду?

— Олимпиада в Токио.

— Я вообще-то имела в виду другое. Хоть раз в процессе прыжка вам приходилось испытывать страх, боязнь удариться о снаряд или о воду?

— Это всего лишь рабочие моменты, которые со всеми случаются. И о воду бьёшься, и ноги в группировке иногда вылетают, и поскользнуться можно. Не обращать же на них внимания.

— Не могу не задать ещё один вопрос: вы на протяжении нескольких лет наотрез отказывались общаться с журналистами. Была причина?

— Нет. Просто не хотел никакой публичности. Не было желания. Я и сейчас всё это не слишком люблю, но приходится.

— Странно даже слышать такое от человека с модельной внешностью. Вам рекламодатели прохода давать не должны.

— Всё это тоже было. Съёмки, реклама. Правда, мне до сих пор кажется, что внимание привлекала не моя внешность, а ногти, когда красил их в чёрный цвет. На Олимпиаде, к слову, тоже с чёрными прыгал.

— Зачем?

— Просто нравилось. Потом прошло.

— Как далеко распространяются ваши нынешние спортивные планы?

— Прыгать, пока будет позволять здоровье. Травмы-то накапливаются.

— То есть переход после окончания классической карьеры в хайдайвинг вам не грозит?

— В хайдайвинг мне нельзя — спина не позволит. Была травма много лет назад, которая давно забылась, но не настолько, чтобы испытывать позвоночник на прочность.