«Предельная для меня высота»: Сидорова — о прыжках за 5 м, «театре» Исинбаевой, хрупком телосложении и жёстком шесте

Победа в Чебоксарах серебряного призёра Олимпийских игр Анжелики Сидоровой с лучшим результатом сезона в мире стала самым впечатляющим событием национального чемпионата по лёгкой атлетике. На следующий день после этого выступления мы встретились на стадионе.

— Пока ждала вас на трибуне и смотрела, как разминаются мужчины-шестовики, возник дилетантский вопрос: прыгать через резинку или через планку — разные вещи?

— Конечно. Наш вид спорта — это сплошная психология: как видишь планку, сразу настраиваешься на прыжок совершенно иначе. Быстрее, жёстче, не знаю, как объяснить. Но невозможно так настроиться на резинку. У меня, по крайней мере, не получается.

— Пятиметровая высота для атлета вашего уровня — это вопрос техники или психологии?

— Я бы, наверное, не разделяла эти вещи. Хотя не каждый человек, который прыгает на 4,95 м, способен пойти и взять 5,00. Казалось бы, разница не так уж велика, но тут действительно включается психология.

Также по теме

Взлетела выше Исинбаевой: как Сидорова выиграла чемпионат России по лёгкой атлетике с лучшим результатом сезона в мире

В Чебоксарах стартовал чемпионат России по лёгкой атлетике. Первый день соревнований запомнился эффектной победой Анжелики Сидоровой в...

— А что происходит в сознании, когда пятиметровый рубеж уже взят? Не возникает желания повторять такие прыжки как можно чаще? И почему было, скажем, не поднять планку на эту высоту в Чебоксарах?

— Такой задачи мы перед собой не ставили. Всё-таки пять метров — это предельная для меня высота, которая требует определённого состояния. В этом сезоне, думаю, это вообще недостижимый уровень. Дело здесь точно не в психологии, а прежде всего в физике и технике. В этом плане я не в лучшей форме нахожусь. А пробовать прыжок, когда ты понимаешь, что не можешь его сделать, не имеет смысла, как мне кажется.

— Но ведь, наверное, на тренировках случаются прыжки, когда сам понимаешь: вот оно!

— Я вообще никогда не прыгаю на тренировках так высоко. Опять же, есть не только психологический, но и физиологический момент: на тренировке невозможно завести себя так, как заводишься в ходе крупных стартов. Я не могу взять те же шесты, которые использую во время турниров, потому что они жёстче, требуют совершенно другой отдачи: нужно бежать быстрее, прикладывать больше усилий. Именно поэтому тренировочные высоты совсем другие.

Плюс — страх. Я каждый раз довольно долго борюсь с этим чувством в начале сезона, потому что переступить это ощущение, взять в руки более жёсткий шест психологически не так просто. Но приезжаю на соревнования, и этот же самый шест становится просто разминочным.

— Жёсткий шест — это вообще опасно?

— Конечно. Именно поэтому и появляется страх с ним не справиться. Начинаешь думать, что, если что-то хоть немного пойдёт не так, можно упасть, не «доехать» до ямы. От этих мыслей сильно зажимаешься. Поэтому на тренировках и нет смысла искусственно заставлять себя всё это делать. Ненужный риск.

— Применительно к прыжкам в воду есть расхожая шутка о том, что можно прыгнуть с вышки и не попасть в бассейн. Пролететь мимо ямы в прыжках с шестом — форс-мажор или рабочая реальность?

— По-разному бывает. Для меня это точно форс-мажор, не припомню, чтобы подобное вообще со мной случалось. Хотя с шеста я срывалась, было такое. Но пролететь мимо… Для этого у прыгуна должны быть очень серьёзные ошибки в технике. Или полное отсутствие концентрации.

— В этом году у фигуристок пошло поветрие пробовать себя в разных видах спорта, в том числе — в прыжках с шестом. С какой высоты обычно начинается обучение?

— Начинают все вообще без планки, без ящика — просто на полу. Потом на мат прыгаешь. Ниже мата резинку не натянешь, а мат — это один метр. Думаю, что и у фигуристов всё точно так же: сначала учишься стоять, потом ездить, повороты делать. Идёшь от простого к сложному. Принципы-то одни и те же.

— В разговоре с Сергеем Шубенковым я процитировала вашу коллегу по сектору, чемпионку мира Светлану Феофанову: «В секторе все враги». Разделяете эту точку зрения?

— Я очень много слышала про это, когда подрастала. Знаю, что и Лена Исинбаева придерживалась такого же мнения, и Света, но мы всё-таки из разных спортивных эпох. А может быть, всё зависит от психологии. Лично мне тяжело в такой атмосфере находиться, тяжело постоянно чувствовать чужую ненависть. К себе, к другим. Может быть, я искусственно заставляю себя думать, что соперницы ко мне относятся без негатива, но мне реально некомфортно думать иначе. В секторе это точно не помогает.

Также по теме

«Чтобы лапы были целы»: Шубенков о приоритетах на сезон, нежелании враждовать, хитрости Коу и романтике бега с барьерами

С юридической точки зрения очень интересно наблюдать, как МОК и World Athletics пользуются своими безграничными полномочиями и...

— На российских соревнованиях вы, как в своё время Исинбаева, начинаете соревноваться, когда большинство соперниц уже заканчивает турнир. Находиться в секторе в одиночестве комфортно или это палка о двух концах?

— Второе, на 100%. Когда ты окружён соперниками, хочешь не хочешь — собираешься, максимально концентрируешься на собственной задаче. У нас такой вид спорта, что ты вроде бы не с кем-то борешься, а с планкой, но всё равно обстановка влияет. Когда ставишь рекорд мира, понятно, что уже вообще не обращаешь внимания на то, что происходит вокруг, но на обычных соревнованиях присутствие в секторе соперников как бы постоянно напоминает, что нельзя ошибиться даже в первой попытке. Это потом, когда уже победил, можно позволить себе делать пристрелочные прыжки или взять другой шест. Там уже право на ошибку есть.

— Сразу напрашивается аналогия из моего вида спорта: прыгать с вышки в личном турнире бывает очень страшно. Но когда выступаешь в синхроне, всё становится намного проще: внимание фокусируется не только на своих действиях, но и на партнёре, и страх уходит.

— Да, похоже. Когда остаёшься один в секторе, то, бывает, смотришь на планку и думаешь: «Ой, высоко-то как уже стоит». А когда думаешь только о том, что должен во чтобы то ни стало эту высоту взять, мысли начинают работать совершенно в другом направлении.

— Усилиями Исинбаевой прыжки с шестом превратились в театр одного актёра. У меня порой возникало стойкое ощущение, что она всем своим поведением ежесекундно воплощает в секторе хорошо срежиссированную роль. Когда вы сменили Елену в роли лидера российских прыжков с шестом, не было ощущения, что публика ждёт от вас чего-то подобного?

— Прийти на смену такой спортсменке вообще непросто. Дело даже не в том, что зрители ждут какого-то определённого взаимодействия или каких-то ритуалов. Просто тебя постоянно сравнивают. Ждут если не рекордного результата, то хотя бы такого же, а когда прыгаешь ниже, это вроде как и не слишком достойно. Но никаких особенных обрядов или, лучше сказать, привычек у меня никогда не было. Когда ты привык к определённым действиям, которые повторяешь на протяжении многих лет, можно, как мне кажется, стать заложником этих ритуалов. Может быть, Лене в какой-то момент уже и не нужно было залезать в секторе под одеяло, но ведь начинает казаться, что если чего-то не сделаешь, то и прыжок не получится.

— По словам тренера Евгения Трофимова, Игры в Лондоне Лена проиграла именно из-за одеяла — потеряла контроль над происходящим. И, кстати, никогда больше этот приём не использовала. Хотя знаю коллег, которые специально приходили на стадион, чтобы увидеть Исинбаеву под одеялом.

— Да, в этом действительно было что-то магическое.

— О мировом рекорде вы мечтаете?

— Сейчас уже скорее нет, чем да.

— В какой момент приходит понимание, что в силу объективных причин уже не получается ставить перед собой безграничные цели?

— Вообще-то мировой рекорд мне всегда казался не слишком достижимой вещью. Выиграть — да, понятно, что нужно для этого сделать. А рекордные высоты — это всегда какая-то магия. Мой тренер на протяжении нескольких лет говорила мне, что я могу прыгать за пять метров, но я совершенно в это не верила. А сейчас... Тут даже не в физической форме дело, хотя и в ней тоже.

Всё-таки я не молодею, какие-то болячки постоянно беспокоят, уже сложно выполнять «острую» работу, которую мы делали два года назад. С другой стороны, я приехала на чемпионат России, прыгнула 4,91, установила рекорд страны и понимаю, что та куча работы, которая была проделана, дала достаточно закономерный результат. Прыжки с шестом в этом плане уникальный вид спорта: психология очень много значит и решает.

— В ходе выступления в Чебоксарах вы взяли заключительную высоту только с третьей попытки. Что происходит в голове в тот момент, когда большинство зрителей уже для себя решило, что высота не покорится?

— Надеюсь, что мои болельщики так всё же не думали, поскольку неплохо меня знают. Я успела прокрутить в голове оба сценария, начиная с худшего: что сейчас собью планку, стану чемпионкой России с результатом 4,85, все начнут говорить: «Ну-у, хоть так». И поняла, что как-то не хочется заканчивать выступление подобным образом. Значит, нужно брать себя в руки. Вторая попытка получилась у меня более-менее рабочей, да и тренер вовремя подсказала, что именно нужно исправить.

— Вас никогда не пытались переманить к себе более именитые наставники?

— Нет. Такие попытки, наверное, могли быть возможны в детстве, когда и я была никем, и Светлана Александровна была никем с точки зрения тренерской профессии. А после того, как мы вывели друг друга на определённый уровень и продолжали прогрессировать, говорить о том, что Абрамова как-то не так меня тренирует, было бы, согласитесь, странно.

— Две женщины в одной связке, тем более когда обе — личности и имеют определённый жизненный опыт, — это всегда непросто. Чисто настроенческие, эмоциональные конфликты между вами на этой почве случаются?

— Только такие и случаются. У кого-то настроение с утра не задалось или дома проблемы, вот и срываешься на того, кто рядом. К счастью, мы обе умеем быстро признавать собственные ошибки. Главное, что нас объединяет общее дело, в котором мы должны быть вместе и помогать друг другу.

Также по теме

«В его жизни ещё не было взрослого сезона»: почему Савлуков не смог побить рекорд России на дистанции 400 метров

Савелий Савлуков завоевал золотую медаль в беге на 400 м на чемпионате России по лёгкой атлетике в Чебоксарах. От талантливого юноши...

— От поражения на Олимпийских играх в Токио вы отходили долго?

— Ровно до пятиметрового прыжка, то есть чуть больше месяца. Тот сезон вообще непростым получился — был довольно сильный спад. Поэтому прыжок на 5,01 сильно поднял меня в эмоциональном плане.

— Чемпионат России в Чебоксарах — это главный для вас старт или этап подготовки?

— Считаю, что главный. Спартакиада вроде бы важнее, но она будет проходить в Челябинске. Там, в отличие от Чебоксар, скорее всего, не будет полных трибун, да и сам стадион менее уютный. Чебоксары для легкоатлетов — это прежде всего атмосфера, которая очень сильно способствует тому, чтобы показать высокий результат. Думаю, как раз поэтому в Челябинске многие будут ставить перед собой задачу просто выиграть.

— Существует какая-то нижняя планка, ниже которой вы считаете неприличным прыгать на публике?

— Мне кажется, эта планка лежит где-то около 4,80. Если получается ниже, я совсем расстраиваюсь.

— А высота, с которой вы начинаете соревноваться, всегда стандартна?

— В большинстве случаев да. Это 4,50—4,55. Такой разминочный вариант. Если вы заметили, я больше часа ждала в Чебоксарах своего выхода в сектор, мышцы за это время успевают остыть. Если ждать ещё дольше, могут возникнуть более серьёзные проблемы. Я начинаю прыгать на более мягком шесте как раз с тем, чтобы хорошенечко размяться. Потом меняю шест на более жёсткий и начинаются уже серьёзные соревнования.

— Ваше хрупкое телосложение продиктовано спецификой вида спорта? 

— Вообще-то шест требует девочек покрепче. Если быть совсем субтильной, снаряд можно вообще в руках не удержать. Во время разбега идёт довольно приличное сопротивление, поэтому плечевой пояс должен быть развит очень сильно. Как и руки. Соответственно, все много работают со штангой, постоянно качают руки и спину. Лет пять назад я была ещё более худой, чем сейчас, и в какой-то момент мы с тренером поняли, что я физически просто не могу прыгать выше из-за того, что у меня слишком слабые руки. Я очень много над этим работала. Даже когда просто бегала на разминке, в руках постоянно были какие-то гантели.

— В спринтерском плавании существует прямая зависимость результата спортсмена от его роста. Считается, что человек не способен плыть быстрее, чем длина его тела в секунду. Подобная связь между ростом и высотой в прыжках с шестом есть?

— Она очень условна. Но мы в своё время очень долго боролись с этим стереотипом.

— Считалось, что на равных соперничать с Исинбаевой Феофанова не способна как раз из-за роста.

— Таких разговоров действительно было много, да и мне не раз говорили, что с моим ростом не стоит даже пробовать прыгать с шестом. Но потом появился Рено Лавиллени, который взял и все стереотипы разрушил.

— Это мотивирует?

— Конечно. Когда видишь, что человек намного ниже тех, кто соревнуется с ним в секторе, в сравнении с тем же Сергеем Бубкой выглядит как тростиночка, а прыгает выше всех его рекордов, невольно задумаешься, что дело не в росте и не в весе. А, наверное, в том, чтобы найти ту технику прыжка, которая подходит именно тебе. К твоим силам, твоей скорости, твоему темпераменту, наконец. Прыгают-то все по-разному.

— Вы, кстати, в курсе, что именно Бубка был инициатором того, чтобы в прыжках с шестом изменили крепление планки — сделали его менее устойчивым? По той версии, которую слышала я, Сергей таким образом стремился сделать всё возможное, чтобы его рекорд в прыжках с шестом стоял вечно.

— Я тоже много об этом слышала, хотя не знаю, правда ли. О чужих мотивах трудно рассуждать. Но когда мужчины начали вплотную подходить к рекордам Бубки, эта тема была очень популярна в легкоатлетических кругах.

— В обычной спортивной жизни, где существует понятный календарь и чётко расставлены приоритеты, каждый спортсмен понимает, ради чего идёт на те или иные жертвы. Сейчас всё смешалось. Ради чего вы продолжаете приносить в жертву спорту свою жизнь?

— Если говорить об этом сезоне, я вообще ничем не жертвую. Мы даже на сборы не поехали, потому что понимали: работать после Игр в прежнем режиме, когда так или иначе на каждой тренировке приходится преодолевать себя, было бы просто лишним. Поэтому я и рада, что, работая в несколько облегчённом формате, мы сумели трансформировать эту работу в максимальный результат.

— Но ведь неопределённость в отношении собственного будущего никуда не делась. Это не заставляет задуматься о завершении карьеры?

— Конечно, заставляет. Я и после Игр об этом думала и сроки какие-то мысленно себе намечала. Но вот пока прыгаю.

— А чем занимаетесь, если вдруг выдался свободный день?

— Пытаюсь учиться чему-то новому. Каких-то особенных занятий, которые увлекали бы меня так же сильно, как тренировки, пока нет, но я уже взрослая девочка, поэтому постоянно думаю о том, чем могла бы заниматься в жизни, когда спорт перестанет занимать в ней главенствующую роль. Ну а в целом всё обычно: семья, друзья, родители, собака... Этим летом впервые стала тётей, и для меня это одно из самых приятных событий.