Незалежная библиотека

«Мы в ответе за тех, кто нас читает», — в сердцах сказало киевское правительство и запретило очередные 137 российских книг. Практически все перечисленные издания — нон-фикшн, посвящённые либо историческому аспекту взаимоотношений России с Украиной, либо (и главным образом) современному их состоянию — Крыму, Донбассу, Новороссии. Возглавляют список две книги Захара Прилепина: «Всё, что должно разрешиться: хроника идущей войны» и «Не чужая смута. Один день — один год». 

Также по теме

На Украине запретили книгу Поклонской и ещё 134 произведения из России

Государственный комитет по вопросам телевидения и радиовещания запретил ввоз на Украину 135 книг из России, включая произведение...

Да и следом за Прилепиным — известные писательские и журналистские имена: Эдуард Лимонов, Александр Проханов, Семён Пегов, Дмитрий (Гоблин) Пучков, Юрий Мухин, Николай Стариков, Александр Дугин, Сергей Доренко и даже Наталья Поклонская. Ну и многие другие, конечно. 

Пробежавшись по заголовкам, можно понять мотивацию цензоров: кажется, их запретительский раж распространяется на всё, изданное в России и имеющее хоть какое-то отношение к украинскому вопросу. Понятно, что маячком работает имя и мировоззрение автора, поскольку из названий книг никакой особой ненависти к Украине и украинцам не считывается: они либо публицистичны, либо академичны. 

Книга Семёна Пегова «Я и рыжий сепар», где автор описывает военную жизнь  Моторолы, будто и вовсе в лоб троллит украинское литературное жюри.

В списке запрещённой литературы есть даже детская фантастика. Книга Никоса Зерваса «Дети против волшебников» заняла предпоследнее место в списке (последнее забрала Наталья Поклонская). Запретили её то ли из-за того, что книга вышла в издательстве «Лубянская площадь», то ли из-за того, что сюжет начинается с рассказа о таинственной Лиге магов и колдунов, практически захватившей мир, где неприступной осталась лишь Россия благодаря загадочной «русской (византийской) защите», не позволяющей волшебникам действовать на умы россиян. 

Дмитрий Пучков (Гоблин) также попал в немилость. Интересно, а фильмы с гоблинским переводом они тоже впоследствии запретят? Наверняка же есть в них какой-нибудь нехороший подтекст... 

Следующий момент — судя по регулярно повторяющимся не столько географическим, столько политическим топонимам Новороссия и Донбасс — украинские власти просто-напросто пытаются удалить их из всякого письменного оборота. В определённой логике тут не откажешь. 

Также по теме

Поклонская прокомментировала использование в своей книге интервью журналистов различных изданий без их ведома

Во время презентации своей книги «Преданность вере и Отечеству» депутат Госдумы, экс-прокурор Крыма Наталья Поклонская ответила на...

Представим себе, в какой когнитивный диссонанс впадает либеральное сознание от одного оборота «украинская цензура». Украинским может быть дважды Майдан, стремление в Европу, гiдность и свободолюбие, история и культура. Украинскими, признаемся сами себе скрепя сердце, бывают националисты и факельные шествия. Но цензура — о нет, цензура бывает только российской! Правда, последнее утверждение лучше не бросаться доказывать, а то потребуют зеркальных аргументов, вроде аналогичного списка отправленных под запрет и замок спецхрана украинских книжек, а таких в природе, по всей видимости, нет. 

Скандал с прокатом в России фильма «Смерть Сталина» на фоне таких масштабных запретов в маленькой европейской стране и вовсе кажется неудачной шуткой. 

Вообще, в России отношение к цензуре простое и сложное одновременно: мы, конечно, против цензуры (хотя иногда страсть как хочется), но мы же понимаем, что в современном мире это невозможно. Эдакий стоицизм.  

А вот украинская цензура изо всех сил сопротивляется неумолимому времени, и это даже, знаете, вызывает некоторое уважение — как всякий наглядный сизифов труд. 

Это ведь надо всё отслеживать, караулить, читать, оценивать степень вредоносности, взвешивать на весах национальных обид и комплексов.  

А самое главное — какое всё-таки уважение испытывает русофобский дискурс к вражеской письменной культуре! Да и вообще к российской цивилизации. А как может быть иначе? Наличие такого объёма и уровня книг — свидетельство не только интеллектуального потенциала нации, но и правоты её дела. Книги — это не пропаганда, книги — это самое полное и цельное воплощение нематериальной культуры. 

Пропаганда куда эффективнее на ТВ, на радио, в соцсетях и в режиме наглядной агитации. А книга не столько оружие, сколько стройматериал. Украинские власти не так просты, как кажется: объявляя войну русской книге, они обеспечивают своей фейковой государственности не перспективу, а статус-кво. О будущем же речи не идёт, да и идти не может. 

Будущее легко представить без Украины, а вот без русской книги — невозможно.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.