По решению Государственного совета Франции, восьмилетний Бастьен теперь сможет заставить своих учителей и одноклассников называть его Жозефиной, пишет в статье для Le Figaro французский адвокат и публицист Тибо Мерсье. Подтвердив законность циркуляра Министерства образования о «совершенствовании учёта вопросов гендерной идентичности в школьной среде», судебный орган позволил Бастьену выбирать имя на территории школы, «как если бы он выбирал между шоколадным или клубничным мороженым в столовой», пишет автор. Тем не менее, как ни парадоксально, этот же закон запрещает Бастьену работать, употреблять алкоголь, водить машину или даже покупать дом, отмечает обозреватель.
Читая постановление Государственного совета, можно задаться вопросом, не руководствовался ли он «молодёжными исследованиями» американских учёных, считает адвокат. Последние утверждают, что любое воспитание является репрессивным и противоречит идее равенства «В конце концов, разве ребёнок не может так же, как и взрослый, знать, что для него хорошо?» — таков, по мнению автора, образ мыслей современных исследователей.
В современных западных обществах люди, кажется, с каждым днём всё больше отказываются от идеи о том, что человеческая природа может иметь какую-либо традиционную ценность, отмечает публицист. Принимая во внимание это изменение философии, законы склонны превращать любое желание в личное право, которое может отныне победоносно противостоять любому коллективному правилу. Однако новшеством в решении Государственного совета является то, что ребёнок, к тому же юридически недееспособный, теперь наделён полномочиями принуждать взрослых, подчёркивает адвокат.
Но действительно ли роль закона заключается в том, чтобы превращать любое желание в личное право и делать это в ущерб коллективу, задаётся вопросом автор. «Разве право не должно, напротив, вытекать из объективного и всеобъемлющего наблюдения человеческой природы?.. Следовательно, признание ограничений, налагаемых на человека биологическими и антропологическими реалиями, следует рассматривать не как принуждение или дискриминацию, а, напротив, как возможность для общества обеспечить собственное сохранение», — делает вывод обозреватель.