Демократия повсеместно идёт на спад, считает обозреватель The New York Times Макс Фишер. Это не обязательно происходит в каждой стране, но наблюдется в каждом регионе мира, вне зависимости от уровня жизни или возраста демократических институтов в государствах.
По мнению Фишера, спад идёт «постепенно, но неуклонно», что означает, что масштаб изменений не всегда очевиден. Журналист утверждает, что о демократическом упадке принято думать, как о чём-то довольно масштабном и драматичном, таком как, например, государственный переворот, падение правительства или танки на улицах. Но обычно это происходит не так.
Происходящее больше похоже на то, что произошло в Венесуэле, Турции или Венгрии. Так, в демократическом государстве к власти приходят лидеры, обещающие победить некую внутреннюю угрозу, однако в итоге они лишь медленно разрушают демократию. Каждый шаг этих лидеров воспринимается как довольно опасный, но не авторитарный: судебная система становится более политизированной, институты теряют свою независимость, правила проведения выборов меняются, средства массовой информации попадают под более жёсткий правительственный контроль.
Подобные шаги не привлекают к себе общественное внимание, так как не кажутся столь радикальными, как прямой переворот. А поскольку эти лидеры способствуют социальной поляризации, извлекая из неё выгоду, подобная, менее масштабная, чем переворот, узурпация власти может рассматриваться даже как спасение демократии. Однако в течение многих лет система всё больше и больше склоняется в сторону автократии.
Фишер считает, что это не всегда приводит к полной диктатуре. Но подобное тяготение к автократии сейчас можно наблюдать в десятках стран. Согласно данным группы мониторинга демократии V-Dem, сегодня в упадке находится больше демократий, чем в любой момент прошлого века.
Американские политологи Пиппа Норрис и Рональд Инглехарт отследили все выборы в Европе за последние несколько десятилетий. И, согласно составленному ими графику, кандидаты-популисты в среднем побеждали всё чаще с течением времени. Норрис и Инглехарт обнаружили, что в Европе популисты получали стабильно больше голосов практически каждый год начиная с 1960 года. Этот год важен, так как считается временем появления полноценной либеральной демократии, а также начала неуклонного роста популистской политики как реакции на этот новый либерально-демократический порядок.
Как утверждает обозреватель американского издания, Соединённые Штаты «довольно чётко вписываются в устоявшуюся глобальную модель отхода от демократии». В частности, Фишер указывает на поляризацию американского общества и растущую популярность в стране популистских движений.
Впрочем, по его словам, трудно предсказать, как быстро происходит окончательный отказ от демократической системы в пользу авторитарной, как это было в Венгрии или Турции. Однако очевидно одно: очень мало демократий, в которых начался процесс перехода к авторитарному режиму, смогли обернуть его вспять.
Обозреватель The New York Times также не обходит вниманием важную роль, которую в упадке демократий играют современные технологии, особенно социальные сети. Ещё в разгар «арабской весны» — антиправительственных протестов и восстаний, охвативших большую часть арабского мира, — активисты, в том числе египетский революционер и по совместительству инженер Google Ваэль Гоним, заинтересовались этим вопросом. В итоге Гоним пришёл к выводу, что «тот же инструмент, который объединил нас для свержения диктаторов, в конечном итоге расколол нас», «усугубляя распространение дезинформации, слухов и ненавистнических высказываний».
Фишер считает, что теоретически нейтральные социальные сети действительно могли бы стать демократической силой, однако наиболее популярные интернет-платформы далеко не нейтральны. «Они намеренно созданы для того, чтобы манипулировать вами, манипулировать вашим опытом на платформе таким образом, чтобы изменить ваше мышление и поведение», — предупреждает журналист.
По его мнению, социальные сети уже вытеснили традиционный активизм, который является неотъемлемой частью демократии и предотвращения постепенного отхода от неё в пользу авторитарного режима. С их появлением количество массовых акций протеста в мире резко возросло, как и число принимающих в них участие. Однако процент успеха этих движений снизился с 70% до 30%. Фишер связывает это с тем, что, в отличие от протестных движений прошлого века, нынешние акции зачастую рождаются в соцсетях, даже не имея лидера.
В качестве примера он указывает на французское движение жёлтых жилетов, которое быстро набрало обороты в 2018 году, но затем сошло на нет. Это спонтанное протестное движение почти полностью было организовано через социальные сети, но было внутренне несогласованным. При всей своей силе оно быстро сошло на нет, изрядно насолив французским автомобилистам, но мало что изменив.