После «провального визита» верховного представителя ЕС по иностранным делам Жозепа Борреля в Москву перед Евросоюзом остро встал вопрос «обретения политической воли и общей стратегии» по отношению к России и Китаю, пишет Le Mond. Совсем недавно Боррель подчёркивал «срочную необходимость» для Европы «найти своё место в мире, где политика всё больше несёт на себе отпечаток грубой силы».
Но в итоге именно с ней европейскому дипломату и пришлось столкнуться в Москве, где глава МИД Сергей Лавров «откровенно насмехался» над ним и «отвергал любой диалог», говорится в статье. Проблема в том, что отношения разных стран Европы с Россией зависят от личных, коммерческих, энергетических, а теперь ещё и «санитарных» интересов, поясняет автор.
Кроме того, важную роль здесь играет мнение о том, какую «угрозу» представляет или нет для конкретной страны «путинский режим», подчёркивается в статье. В результате позиции европейских правительств во многом расходятся. Например, Франция осуждает позицию России, но хочет сохранить для себя «канал диалога», пишет Le Monde. Германия также «осуждает» Москву, но при этом не хочет отказываться от газопровода «Северный поток — 2».
Греция и Италия не хотят «заходить слишком далеко». В то время как Венгрия спустя лишь несколько дней после визита Борреля направила в Россию своего министра иностранных дел, который «даже не упомянул Навального», зато подписал договор на поставки российской вакцины «Спутник V», подчёркивается в статье.
Боррель опрометчиво посчитал, что для ЕС пришло время «скорректировать» свои схемы, чтобы «рассматривать мир таким, какой он есть, а не таким, каким нам хотелось бы, чтобы он был», поясняет автор. Поэтому на встрече с Лавровым он хотел «лучше понять» настрой Кремля и попытался выразить протест в отношении мер, принятых против оппозиционного лидера Алексея Навального, пишет Le Monde.
Однако его план провалился и подтолкнул «европейский лагерь» к привычной для него позиции: единогласное осуждение и раскол насчёт того, какие политические решения принять, подчёркивается в статье. Из-за этого еврокомиссару, который в теории должен являться воплощением «общей» европейской дипломатии, теперь сложно предложить что-то (помимо поиска консенсуса) по новым санкциям, которые предполагается рассмотреть 22 февраля.
«По правде говоря, это единственный инструмент европейского лагеря, который всё никак не может обрести идентичность взглядов и способность действовать», — отмечается в статье. Защищая свою поездку в Москву, из-за которой он оказался под огнём критики, верховный представитель заявил евродепутатам, что ему вообще было бы куда проще «выпускать пресс-релизы из кабинета» и никуда не ездить. Боррель также напомнил, что за последние пару лет в России уже побывали 19 разных европейских министров. «То есть туда можно ездить всем, кроме верховного представителя? В чём тогда его смысл?» — подчеркнул дипломат.
«Это прекрасный вопрос, который до сих пор остаётся без ответа», — говорится в статье. Верховный представитель ЕС по иностранным делам — это лишь координатор? Глава тяжеловесного европейского ведомства, либо просто телеграфист, которому поручено разносить по всем концам света слово и ценности ЕС? Или же он должен быть воплощением «стратегической автономии», «державности» и «суверенитета», о которых постоянно твердит Европа, стремящаяся стать «более стойкой и убедительной», задаётся вопросом автор.
После визита Борреля в Москву многие официальные лица заявили, что роль верховного представителя является «определяющей». Но при этом они сами не могут чётко сказать, как же можно обрести «политическую волю и стратегическое видение», необходимые на этом посту, после того как Россия, Китай и США во главе с Трампом вновь «бросили вызов мировому порядку», говорится в статье.
Кроме того, страны — члены ЕС обычно отдают предпочтение собственным интересам, констатирует автор: «Они говорят о «ценностях», но в действительности считают, что двусторонние отношения с ключевыми мировыми игроками важнее». Похоже, что идеи «грубой силы» и «языка власти» постепенно прокладывают себе путь в ЕС, но это происходит слишком медленно, чтобы как-то придать уверенности Брюсселю в отношениях с внешними собеседниками, которым «нравятся разногласия в европейском лагере», отмечается в статье.
Слабость общеевропейской дипломатии можно объяснить также ослаблением изначальной идеи о «постнациональной» Европе, построенной на базе сотрудничества, поясняет автор. Такая Европа «отцов-основателей», «беззащитная дщерь тревоги, стремящаяся дистанцироваться от прошлого», как писал Тони Джадт в своей знаменитой работе «После войны», должна была объединить силы, чтобы стереть из памяти унизительное «двойное поражение» — она не смогла самостоятельно освободиться от нацизма, а также не сумела бы сдержать коммунизм без США.
Поэтому первопроходцы общеевропейского проекта были уверены, что Европе крайне необходимо объединиться, чтобы не допустить повторения ужасного прошлого и повлиять на судьбу мира в разгар холодной войны. Однако эти воспоминания постепенно стирались из европейской памяти на фоне «развала советской империи и отхода Америки», пишет Le Monde. В результате многим стало казаться, что «европейская модель» утвердится в мире сама собой.
Расширенная и процветающая Европа стала на какое-то время «игроком первого плана» и считала, что переступает новый рубеж в Лиссабоне в 2007 году, что должно было позволить ей на равных играть с «грандами» дипломатической сцены. Именно в эту эпоху в ЕС была запущена «общая политика безопасности и обороны» с превентивными и мирными операционными возможностями для укрепления национальной безопасности, напоминает автор.
Была также сформирована Европейская служба внешних связей и создан пост верховного представителя, который вначале доверили Кэтрин Эштон из Великобритании. Затем её сменила итальянка Федерика Могерини, а позднее этот пост занял Жозеп Боррель. Получится ли у него добиться более впечатляющих результатов, сказать довольно сложно, подчёркивается в статье.
Но во всяком случае, похоже, что Боррель хорошо осознаёт тот факт, который озвучила в 2018 году историк Николь Гнезотто, предупреждая, что стремление Европы «поменять окружающий мир» в итоге обратилось против неё самой: «Сегодня внешний мир дестабилизирует нас и меняет самым плохим образом», — заключает Le Monde.