New Statesman: вместе с отступлением морозов исчезает Россия Пушкина

Бесснежные московские зимы в последние годы должны послужить предупреждением России и всему миру, потому что из-за климатических изменений на фоне глобального потепления Россия «сорвалась с культурного якоря», пишет Феликс Лайт на страницах The New Statesman. Как поясняет автор, когда он впервые приехал в Москву в октябре 2017 года, то на улице даже осенью уже было довольно холодно. Чего не скажешь о последующих зимах, которые вызывают всё больше тревоги и угрожают традиционным символам русской культуры, отмечается в статье.

Холодная осень 2017 года была лишь прелюдией к роскошной снежной зиме, когда сверкающий белоснежный покров лёг на землю в ноябре и растаял лишь к апрелю, вспоминает автор: «Я наслаждался каждым морозным днём, привыкая к первой русской зиме. Так я выяснил, что минус 10 — это прекрасно, а минус 15 — вполне сносно. Холоднее — уже тяжело. Те два или три дня, когда столбик термометра касался 20-градусной отметки и мороз щипал любой открытый участок кожи, я был в восторге. Холод меня настолько пленил, что я даже не обратил внимания на бесконечное ворчание москвичей насчет необычно тёплой зимы». 

Между тем уже следующий год показал, что у этого недовольства россиян были веские основания, говорится в статье. В 2018-м тёплая летняя погода стояла практически до самого октября. Когда же наконец пришла зима, она оказалась очень мягкой и «лишь изредка заигрывала с десятиградусным морозом», отмечает автор.

Более того, в 2019 году «зимы не оказалось вовсе», подчёркивается в статье: «Вместо неё Москва впала в затянувшуюся шестимесячную осень — с неизбежным ощущением, что что-то пошло не так». При этом в декабре практически не было снега, а в январе шли дожди, хотя раньше температура в этот период редко поднималась выше 15 градусов мороза, отмечает автор. «В феврале проснулись от спячки медведи и зацвели первые цветы. К марту в самом холодном и северном мегаполисе мира началось новое жаркое лето», — пишет The New Statesman. 

Теоретически это не должно вызывать удивления, учитывая глобальные климатические тенденции: поскольку Россия расположена на континенте и по большей части в северных широтах, она нагревается в два с половиной раза быстрее, сообщается в статье. При этом в некоторых частях Арктики средние температуры уже превышают историческую норму на три градуса.

«Россия уже вошла в порочный климатический круг, когда с таянием вечной мерзлоты обнажаются более тёмные поверхности земли и воды — которые, в свою очередь, поглощают больше солнечного тепла, и потепление ускоряется ещё сильнее», — говорится в статье. По имеющимся данным, лишь за дымное лето 2020-го из-за лесных пожаров в арктических широтах выделилось примерно столько же углерода, сколько во всём Египте за год, пишет The New Statesman. 

Однако проблема заключается в том, что вместе с морозами и привычной суровой зимой навсегда уходит «нечто фундаментально русское», подчёркивается в статье: «В стране, где яростно протестуют против ядовитых стоков в Байкал и свалок в Арктике, уходящая зима привлекает на удивление мало внимания».

По всей видимости, это связано с тем, что отдельные инциденты, вызывающие негативное влияние на окружающую среду, заметить и осознать гораздо проще, чем какие-то неуклонные и постепенные изменения, предполагает автор: «Для меня потепление уже превратило осень в ежегодную пору траура и ужаса от мысли, что я, сам того не зная, застал последнюю русскую зиму». 

В России зима всегда была долгой и холодной, поясняется в статье: «Это «зашито» в культурный слой — от жирной, пересоленной пищи до склонности к шубам, крепкой выпивке и парной бане. Православная церковь сочетает морозный климат России со своеобразной трактовкой христианства, каждый январь приглашая прихожан окунуться в ближайшую прорубь — подражая крещению Христа». Если же исчезнет долгая суровая зима, от которой каждый год нужно беречься, то значительная часть традиционного русского образа жизни окажется просто бессмысленной, уверен автор. 

Иногда это превращается «в бюрократический фарс», говорится в статье. Например, в прошлом году на московские улицы выкатили муниципальные снегоочистители, несмотря на отсутствие снега, пишет The New Statesman: «Раз средства заложили в бюджет и выделили под это персонал, логика требует, чтобы с пустых тротуаров столицы счищали снег — фантомный».

А к декабрю 2019 года власти Москвы решили «схалтурить» и завезти в самые живописные места города, где обычно бывает множество туристов, искусственный снег, отмечается в
статье: «В канун Нового года президент Путин выступил с традиционным поздравлением у стен Кремля на неправдоподобно перламутрово-белом фоне. Посыл был ясным: национальные интересы требуют зимы, и неважно, что на самом деле может дать природа».

Такой настрой наверняка одобрил бы знаменитый учёный и писатель Лев Гумилёв, который придерживался мнения, что национальные черты характера во многом определяет климат и окружающая среда, полагает автор. Согласно этой точке зрения, воспитанные долгими морозными зимами русские неизбежно будут конфликтовать с европейцами из стран с умеренным климатом — и вместо этого обречены искать настоящих друзей в снежной Сибири. При этом Гумилёв был убеждён, что с переменой климата изменяется и нация, пишет The New Statesman. 

Вполне логично, что климататические реалии меняют и исторический образ страны, отмечает автор: «Российских школьников учат чтить «генерала Мороза» — этот метеорологический союзник не раз заступался за Россию, спасая её от нашествия тевтонов, Наполеона или гитлеровцев. Сама мысль, что нападение на родину в будущем уже не захлебнётся в сугробах, спасших Москву в 1941 году, кощунственна для национального самосознания, выросшего на героических легендах и воинской славе». Не случайно в январе 2020 года депутат Госдумы Алексей Журавлёв заявил, что не по сезону тёплая погода вызвана происками американцев, которые пытаются применять своё новейшее «климатическое оружие» против русской зимы, говорится в статье. 

Белоснежная зима исторически является частью всей русской культуры, включая и произведения легендарного Александра Пушкина, подчёркивает автор: «Нет более русского писателя, чем этот несчастный денди XIX века — пожалуй, первый современный писатель, увидевший в русском язык высокой литературы, а не грубую крестьянскую речь. Из-за невиданного мастерства и владения тонкостями и нюансами языка он почти непереводим для иностранцев, а для русских — повод для безграничной гордости».

Например, зима играет ключевую роль в известной повести Пушкина «Метель». Главная героиня этой «романтической комедии ошибок» — невезучая молодая дворянка Мария Гавриловна, напоминает автор: «Потерявшись однажды ночью среди ослепительно сильного снега, знакомого раньше любому русскому, будущий возлюбленный Марии выехал к храму и случайно женился на ней — за четыре года до их формального знакомства». 

Однако сегодня зимние пейзажи Пушкина «кажутся столь же далёкими и архаичными, как его кичливые молодые дворяне с их роскошными балами», подчёркивается в статье. В некоторых частях европейской части России привычные раньше метели уже практически канули в Лету. А к середине нашего века, по прогнозам метеорологов, метели окончательно покинут Москву и отступят за Урал, сообщает The New Statesman. 

«Даже если русская зима каким-то образом удержится в сибирских чертогах, её бегство из других уголков России преобразит страну, лишит её культурных основ. Россия Пушкина исчезнет», — предупреждает автор. 

Однако похоже, что многих русских это пока не заботит, подчёркивается в статье. Российское руководство в настоящий момент, по всей видимости, думает лишь о тех перспективах и выгодах, которые сулит таяние арктических льдов и открытый морской путь через Заполярье, пишет The New Statesman. 

И хотя всё больше россиян обращают внимание на непривычно тёплые зимы, они зачастую убеждают себя, что прошлый год был лишь очередной нелепой «погодной аномалией», однако в будущем всё обязательно наладится, говорится в статье: «В конце концов, в самой большой стране мира привыкли держаться до конца». Тем более что излюбленная пословица русских гласит: «Надежда умирает последней», — заключает The New Statesman.