«Одержимость» американских СМИ «по большей части надуманными» внутриполитическими скандалами, связанными с Россией, практически полностью заслонила «важные и, возможно, даже исторические события», происходящие внутри этой страны, пишет американский историк, политолог и внештатный редактор журнала Nation Стивен Коэн. Одним из таких событий, по мысли эксперта, стало решение российского правительства о вложении от $300 до $400 млрд из «средств, отложенных на чёрный день, в развитие инфраструктуры страны, и в особенности её «обширных и недоразвитых провинций», при помощи национальных проектов. «Если эти проекты будут успешно реализованы, Россия сильно преобразится, а уровень жизни её граждан значительно улучшится», — полагает автор.
Как пишет Коэн, инициатива «закономерно» вызвала внутри российского политического класса серьёзные споры. По мнению эксперта, на это есть две основных причины, и первая из них — то обстоятельство, что средства, которые предполагается потратить на реализацию нацпроектов, копились в течение десяти лет после прихода к власти Владимира Путина благодаря «бережливой бюджетной политике», и копились они прежде всего для того, чтобы уберечь страну «от санкций Запада и/или от мирового экономического кризиса». Как отмечает автор, в памяти как рядовых российских граждан, так и лидеров страны «всё ещё живы воспоминания об экономическом крахе ельцинских 90-х — возможно, самого ужасного в новейшей истории кризиса мирного времени».
Вторая причина, по мнению Коэна, заключается в том, что Россия имеет в плане модернизации «сверху» «обширный и порой печальный опыт». Так, предпринятые в конце XIX века ещё «при царском режиме» шаги по индустриализации страны с целью догнать другие мировые державы обернулись «неожиданными последствиями», которые, по мнению многих историков, привели к революции 1917 года, поясняет автор. А в результате развёрнутых уже при Сталине «масштабной коллективизации и сверхбыстрой индустриализации» погибли «миллионы людей» и образовались «экономические перекосы, ставшие для советской, а затем и постсоветской России бременем на долгие десятилетия», пишет он.
Между тем, «воодушевляющими» не назовёшь и итоги попыток России провести модернизацию «снизу», продолжает Коэн. В частности, о том, принесла ли больше пользы, чем вреда политика НЭПа, в стране не утихают споры по сей день, а ельцинские «рыночные реформы», которые «во многом привели, напротив, к демодернизации», многие считают причиной «невзгод и разорения 90-х годов», разъясняет автор.
Из-за разгоревшихся на таком историческом фоне споров о планах властей по обширным и быстрым вложениям в инфраструктуру российский политический класс разделился на три группы, говорится в статье. Первая из них полностью поддерживает эти инициативы «из кейнсианских соображений», считая, что они смогут подстегнуть экономический рост страны; вторая — выступает против такого расходования бюджетных средств, полагая, что эти средства должны и дальше служить в качестве подушки безопасности; ну а третья, «как это обычно и бывает в политике», занимает позицию посередине, утверждая, что вложения в инфраструктуру нужны, но они должны быть не настолько крупными и быстрыми, перечисляет автор. При этом «красной лентой» через все эти дискуссии проходят опасения по поводу того, что «благие намерения будут подорваны негодной реализацией» — в России этот феномен встречался так часто, что был увековечен в крылатой фразе Виктора Черномырдина «Хотели как лучше — а получилось как всегда», подчёркивается в материале.
«И тем не менее Путин, по всей видимости, преисполнен решимости, — в заключение пишет Коэн. — А кроме того, он подчёркивает, что его амбициозный план по преображению России потребует долгого периода мира и стабильности на планете. И здесь вновь можно заметить, что те люди в Вашингтоне, которые убеждены, что главная цель Путина — «сеять разброд, раздоры и нестабильность» в мире и на Западе, где российский президент, наоборот, надеется найти «партнёров для модернизации», либо не понимают, либо не обращают внимание на то, что на самом деле происходит внутри России — как и на то, какими Путин видит свою историческую роль и своё наследие».