Спустя пять лет после теракта в редакции сатирического журнала Charlie Hebdo дела со свободой слова и творчества обстоят неважно как во Франции, так и за рубежом, считает главный редактор Le Monde Мишель Геррен. При этом роль цензора отныне присвоили общественные организации и сообщества, предпочитающие судебным разбирательствам травлю в соцсетях, подчёркивает автор статьи. Это заставляет представителей творческих профессий всё чаще подвергать свои творения самоцензуре и избегать острых тем, отмечает журналист.
Что осталось от порыва заявить «Я Шарли», который вывел пять лет назад, после теракта в редакции сатирического журнала Charlie Hebdo, на улицы Франции четыре миллиона человек, — задаётся вопросом главный редактор Le Monde Мишель Геррен. По убеждению журналиста, от былого духа осталось немногое. Редакция еженедельника превратилась в «бункер» — её новый адрес содержится в секрете, а многие сотрудники находятся под постоянной охраной. Глава издания Рисс наряду с другими заявляет о том, что свобода слова и творчества сдаёт позиции как во Франции, так и за рубежом.
В 2019 году «тон задала» газета New York Times, отказавшаяся от рубрики «ранящих» политических карикатур — плохой знак, с точки зрения Геррена, называющего карикатуру «барометром политических свобод».
Как подчёркивает автор статьи, главную опасность для творческих людей представляет не столько цензура, сколько самоцензура. Как заметил адвокат Charlie Hebdo Ришар Малька, «система правосудия защищает, а общество запрещает»: государство, ранее выступавшее в роли цензора, становится защитником, в то время как ассоциации и сообщества, почувствовав себя оскорблёнными, предпочитают судебным разбирательствам «запугивание в социальных сетях».
7 января ведущая радиостанции France Inter Шарлин Вахнонакер представила себя на месте карикатуристки в эпоху одержимости идентичностью: «Я избегаю упоминания религии, политики, секса, инвалидов, веганов. А значит, о сексе между религиозными инвалидами я вам не расскажу».
По словам журналиста, многие люди творческих профессий, наряду с руководителями музеев и театров, а также издателями книг признаются, что избегают острых тем, при этом университеты избавляются от «проблемных» персон и обсуждений.
Эта атмосфера воссоздана в вышедшей в 2019 году книге американца Сета Гринланда «Механика падения», повествующей о нью-йоркском магнате в сфере недвижимости еврейского происхождения и «надлежаших взглядов»: либерале, поклоннике Обамы, противнике расизма и благотворителе, терпящем крах из-за единственной сказанной им в частной беседе фразы: «Почему все в этой семье должны спать с чёрными?». Хотя роман наполнен иронией, в Соединённых Штатах происходит множество похожих вполне реальных историй, утверждает автор статьи.
По словам Геррена, на написание романа нью-йоркца левых взглядов Гринланда вдохновила история художницы Даны Шульц, картину которой с изображением 14-летнего чернокожего подростка Эммета Тилля, убитого в 1955 году белыми, потребовали снять с выставки, поскольку «белая художница не имеет право присваивать себе боль чернокожих».
Как заметил сам Гринланд в сентябре 2019 года в эфире радиостанции France Inter, подобные примеры подталкивают творческих личностей к самоцензуре. «Сегодня в США благонамеренные представители культуры имеют право творить лишь в рамках той культуры, в которой родились. Поэтому, когда я стал писать эту книгу, я заявил: идите вы все, я имею право писать, что хочу» — признался писатель.
Как отмечает Геррен, за эту позицию автору пришлось расплачиваться более чем сдержанным приёмом его книги в США и отсутствием упоминания о ней в газете New York Times, писавшей о предыдущих книгах Гринланда.
При этом во Франции книга Гринланда, напротив, удостоилась множества упоминаний в изданиях как левого, так и правого толка и была распродана тиражом 12 тыс. экземпляров. Как отмечает главный редактор Le Monde, для малоизвестного в стране автора это впечатляющий результат.
По мнению Геррена, Гринланд в своём романе не занимает ни одну из сторон. Все его персонажи действуют согласно собственной логике и стремятся остаться корректными в сложных взаимоотношениях, сохраняя контроль. «Вот только граница между контролем и самоцензурой ненадёжна», — предупреждает автор статьи.