Как напоминает обозреватель L’Express Андре Ропер, в последнее время политические комментаторы во Франции активно обсуждали дипломатические шаги Эммануэля Макрона по сближению с Россией, начавшиеся с приглашения Владимира Путина в Форт Брегансон накануне саммита «Большой семёрки» в Биаррице. По общему мнению, Франция решила восстановить ослабленные украинским кризисом связи с Россией, готовящейся «развернуться в сторону Азии». На взгляд автора, хотя успех этого шага со стороны французских властей не гарантирован, с исторической точки зрения, он не лишён логики.
Никто не станет спорить тем, что, с географической точки зрения, Россия принадлежит как Европе, так и Азии, однако в культурном плане связана в первую очередь с Европой, «и эта двойственность определяет её историю», замечает журналист. Древние славяне испытывали на себе европейское влияние с двух сторон: от пришедших править ими шведских викингов с Северо-Запада и византийских миссионеров, крестивших Русь, с Юго-Востока. Таким образом, европейские корни первого российского государства кажутся автору бесспорными.
Тем не менее двумя веками позднее европейская сущность России была поставлена под вопрос монголо-татарским игом, частично разрушившим русское государство и отрезавшим его как от Западной Европы, так и от Константинополя. При этом, как напоминает обозреватель, столетие спустя после завоевания Константинополя турками освободившееся от ига и набравшее силу Московское царство провозгласило себя Третьим Римом, заново укоренившись в истории Европы и объявив себя наследником исчезнувшей православной Византийской империи.
В XVII веке Россия всё ещё оставалась отдалённой от Европы, «застывшей» и отсталой страной, ничего не заимствовавшей у Запада кроме новых видов оружия, позволивших Москве навсегда устранить угрозу вторжений с Востока, пока молодой царь Пётр Романов не пришёл к выводу о необходимости радикальных изменений, которые «вновь поместят Россию в Европейское культурное поле». Знаком этой переориентации стало строительство новой столицы России на берегу Балтики — Санкт-Петербурга.
Во времена правления Екатерины II место, занятое Россией в «концерте европейских держав» не оспаривалось уже никем. На заре XIX века именно Россия положила конец наполеоновской кампании в Европе, а царь Александр I играл ведущую роль в Венском конгрессе 1815 года. Экономическое развитие страны на протяжении XIX века заставляло многих прочить ей судьбу, сходную с американской, при условии реформирования политической системы и упразднения абсолютной монархии.
Не это ли утверждение заставило революционное меньшинство пожелать установить в России придуманный в Европе социализм, который на Западе не смог быть претворён в жизнь, задаётся вопросом автор. Этот проект, основанный на переработанном и адаптированном учении Маркса, привёл к превращению революции, конечным итогом которой должно было стать установление парламентской демократии, в «диктатуру пролетариата». Придя к власти, коммунисты сохранили империю под именем СССР, однако их социалистическая система три четверти века спустя потерпела фиаско.
«Сегодня Россия, претерпев раздробление империи, ослабление веса на международной арене и стагнацию экономики, ищет себя», — пишет обозреватель. На смену социализму пришла идеология национализма, вдохновляющая Владимира Путина на действия. «Несомненные просчёты Запада заставили Москву задуматься о развороте в сторону Азии, однако Путин — слишком проницательный политик, чтобы не взвесить риски, будь то увязание в ближневосточной трясине или явное сближение с Китаем, очевидно имеющим амбиции в отношении российского Дальнего Востока», — уверен журналист.
Таким образом, восстановление взаимного доверия между Россией и Европейским союзом в краткосрочной перспективе принесёт обеим сторонам только пользу, тем более что именно этому учит история, полагает автор. Именно в этом контексте и стоит рассматривать «осторожные авансы» французской дипломатии по отношению к Москве и надеяться, что они принесут плоды, заключает Ропер.