Как отмечает на страницах Atlantico французский историк Филипп Фабри, Вторая мировая война была конфликтом, положившим начало миропорядку, существующему по сей день, — о чем принято вспоминать в кризисные для этого миропорядка моменты. Жертвы и преступления этой войны до сих пор служат эталоном жестокости и побуждают страны придерживаться принципов нравственности в международных отношениях.
Управляют этими отношениями структуры, также родившиеся вследствие Второй мировой войны: ООН и её Совет Безопасности, постоянными членами которого до сих пор являются победители той войны во главе с Соединёнными Штатами. Падение СССР лишь способствовало усилению доминирующего положения США, и хотя сегодня американское господство оспаривается Россией, Китаем и всё большим числом европейских стран, поколебать существующий миропорядок им пока не удаётся.
Что касается Франции, влияние Второй мировой войны на эту страну было столь же фундаментальным, как и на международные отношения, подчёркивает Фабри. Освобождение Франции знаменовало собой новое начало после уничтожения прежнего политического режима и испытаний, которые принесли народу оккупация и атмосфера гражданской войны. Страна мечтала найти альтернативу политическому строю Третьей республики — в отличие от Великобритании, где политическая традиция продолжилась после войны.
Как отмечает историк, французы попытались создать систему, совмещающую в себе коммунизм и капитализм, которая в конечном итоге привела экономику страны к власти корпораций. Наследие мер, принятых сразу после освобождения, всё ещё живо, и этот «исторический груз» мешает подступиться к ним, заставляя общество воспринимать структурные или социально-экономические реформы в стране как немыслимое «предательство идеалов Сопротивления».
Помимо этого, как подчёркивает собеседник Atlantico, Вторая мировая война ознаменовала конец политического, экономического и военного господства Европы в мире — даже если бразды правления перешли к «детям Европы» СССР и США. Изменения, произошедшие в европейской ментальности вследствие конфликта, носили двойственный характер. С одной стороны, появилась уверенность, что для противостояния новым державам континент должен объединиться, с другой — отторжение идеи «панъевропейской империи», напоминающей о попытках фашистов объединить континент.
По мнению Фабри, неслучайно, что единоличное решение Ангелы Меркель принять миллион мигрантов, повлёкшее за собой волну националистических и евроскептических настроений в «популистском лагере» ЕС, пришлось на период пика европейского единства. «Есть искушение увидеть в этом столь катастрофичном манёвре бессознательный саботаж со стороны Германии того, что германофобы называют «Четвёртым рейхом» — Евросоюза, в котором экономическая власть принадлежит немцам», — пишет историк. По его словам, справляться с подобными «политическими и геополитическими неврозами» Европа не научилась до сих пор.