Как отмечает обозреватель Le Figaro Гийом Табар, вторая годовщина избрания на пост президента для лидеров Франции является своего рода «проклятием». Франсуа Миттеран, Жак Ширак, Николя Саркози, Франсуа Олланд — все они встречали эту дату в состоянии непопулярности, «тяжёлым грузом» ложившейся на их способность к действию. При этом ни один из них не был способен «выпрямить уклон» и серьёзно укрепить свой рейтинг после падения — «будто президентский срок на деле длится всего два года, а после президент республики довольствуется лишь ролью резидента Елисейского дворца», подчёркивает автор статьи.
Может ли Эммануэль Макрон избежать этого проклятия, задаётся вопросом журналист. По его убеждению, последняя пресс-конференция главы государства показала его неготовность сложить полномочия вследствие кризиса «жёлтых жилетов» и исхода большого общенационального обсуждения.
Однако перед действующим главой государства стоят три трудности, в своё время парализовавшие его предшественников, предупреждает Табар. Первая из них — личного порядка. Поскольку «чары разрушены», восстановление утраченного доверия общества выглядит невыполнимой задачей. Как отмечает автор, находясь в ситуации «вечного маятника», французы наделяют каждого победителя президентской гонки качествами, противоположными его предшественнику.
В случае Макрона надежды возлагались не только на его молодость, но и на обещания радикальным образом поменять политические практики. «В который раз французы захотели верить, что с ним всё, наконец, заработает. Поскольку «старый мир» потерпел поражение, «новый мир» преуспеет. Спустя два года они выяснили, что у Макрона тоже не оказалось волшебной палочки», — констатирует журналист.
Тот факт, что президента перестают воспринимать как исключение и начинают относиться к нему, как к обычному явлению — «чувствительный момент» для Макрона, который до сих пор верит в возможность восстановить общественное доверие. Однако, по убеждению журналиста, именно «минимальное доверие к главе государства делает его политику кредитоспособной», а возвращение к прошлой популярности обречено на провал.
Другая трудность связана со словами и действиями президента. Как и его предшественники, на словах он обещает продолжить и даже ускорить реформы, однако по факту не желает больше «раздражать» население. Именно поэтому Макрон соглашается снизить налоги, обещает прислушиваться к посредникам между властью и обществом, предлагает новые социальные меры, однако расплывчато отвечает на вопросы о финансировании этих проектов и предпочитает молчать о структурных реформах, которые всё ещё необходимы для модернизации страны и её экономики. «Однако, как мы видели уже не раз, выставление на передний план популярных мер в ущерб жёстким является признаком руководства, которое отказывается от реформ, удовлетворяясь возможностью продержаться», — замечает автор.
Третью трудность представляет собой избирательная кампания в преддверии выборов в Европарламент. Претензия Макрона заключалась в том, чтобы вернуть Франции чувство предназначения, сделав её авангардом обновлённой Европы, и предложить народу новые идеалы. Однако воодушевление, с которым французского президента сначала приняли в ЕС, сменилось его изоляцией. Как Саркози и Олланду до него, Макрону пришлось взять на вооружение доводы о Европе, которая должна «защищать» и которую необходимо «менять» с этой целью. Эта потеря «воодушевляющей перспективы» — ещё один признак проклятия двух лет, заключает Табар.