В последнее время в Вашингтоне царила паника, связанная с попытками китайской компании Huawei заменить американских поставщиков высокотехнологичного оборудования и распространить по всему миру свою сеть 5G, говорится в статье The Wall Street Journal. Как подмечает автор статьи, профессор истории из Принстонского университета Катерина Эпштейн, анализ стратегии КНР концентрируется на подозрении, что Пекин пытается бросить вызов экономической и геополитической гегемонии путём кражи американских технологий и продажи скопированных товаров по дешёвым ценам. Кроме того, Китай пытается выстроить альтернативную глобальную телекоммуникационную инфраструктуру, в рамках которой сможет осуществлять шпионаж за пользователями.
По мнению Эпштейн, в этом анализе нет двух важных элементов. Смысл первого заключается в том, что угрозы, связанные с потенциальным контролем Китая над глобальными телекоммуникациями, не ограничиваются шпионажем или же «кибер-Перл-Харбором», что можно объяснить на примере Первой мировой войны.
Эпштейн пишет, что тогда, как и сейчас, мировая экономика была тесно переплетена. Промышленно развитым, урбанизированным державам требовался постоянный доступ к инфраструктуре, связывающей глобальную экономику: перебои доступа могли вызвать экономический спад, а тот, в свою очередь — социальную и политическую нестабильность. Таким образом, контроль над инфраструктурой означал торговые преимущества, а также мог быть использован в качестве оружия. Поэтому контролировавшая тогда мировую торговлю Великобритания не только шпионила за своими противниками, но и проводила систематическую атаку на их экономики.
Таким образом, отмечает Эпштейн, ни шпионаж, ни «кибер-Перл-Харбор» не отражают системных и социальных аспектов особого типа атак. В данном свете автор предлагает вспомнить о «попытках России вмешаться в выборы в США». Эпштейн считает, что России при небольших тратах удалось подорвать уверенность американцев друг в друге и в избирательной системе: этот пример показал, что зарубежные державы могут манипулировать информацией и сеять раздор внутри американского общества.
Ещё один недостающий элемент — это осознание того, что нынешняя политика Китая схожа с политикой, которую США проводили в отношении Великобритании в годы Первой мировой. Пытаясь обрести статус мировой державы, Америка присваивала иностранные технологии, заполучив серьёзное стратегическое преимущество от их систематической кражи.
В годы Второй мировой войны США получили мощный приток научных и технологических знаний из Британии, а затем засекретили последующие разработки, чтобы не допустить их оттока обратно. Как пишет Эпштейн, с исторической точки зрения, американцы любят подражать.
Эпштейн проводит параллели между мерами, проводившимися когда-то США, и нынешней политикой Китая: к примеру, американская компания RCA сотрудничала с американским флотом для создания глобальной сети коммуникаций — также и Huawei, вероятно, сотрудничает с китайской армией. Уолл-стрит работал над созданием современной системы оказания финансовых услуг, призванной отобрать у Лондона звание финансовой столицы мира, совместно с американским правительством — так же как Китай разработал свой аналог платёжной системы Swift.
Другими словами, пишет Эпштейн, 100 лет назад США были «Китаем своего времени»: легко осуждать нынешнюю политику Пекина, однако для выработки разумной стратегии в его отношении нужно больше воображения. У развивающихся стран есть достаточно веских стимулов для контроля над глобальной экономикой и присваивания иностранных технологий. Американцы и их союзники должны спросить себя, хотят ли они жить в мире, где гегемоном будет США, или же в мире, где гегемоном будет Китай.