В 2018 году мировое сообщество отметило 100-летие с момента окончания Первой мировой войны, в которой погибли около 16 миллионов европейцев, а также были разорены и уничтожены целые страны, пишет Анатоль Ливен в статье для The National Interest. Эта война также принесла «тягостные бедствия коммунизма и нацизма», что в результате привело ко Второй мировой войне, чуть было не положившей конец европейской цивилизации, и к уничтожению значительной части политической и культурной элиты, подчёркивает автор: «Историки расходятся во мнениях о точном соотношении причин и вины в катастрофе 1914 года, но все соглашаются в одном: ни одна выгода, которую могли предположительно получить великие державы от участия в войне, не была даже отдалённо сопоставима с тем, что они рисковали потерять».
В свою очередь, многие историки будущего, по мнению автора, станут рассматривать уходящий 2018 год как «последний год промежуточного периода между двумя холодными войнами», когда после десятилетий «относительного покоя» крупнейшие мировые державы снова оказались в состоянии «глубокой структурной взаимной враждебности». Главная проблема заключается в том, что сложившиеся политические элиты, оказавшиеся по обе стороны политического водораздела, отказываются признавать свои заблуждения и разбираться с реально существующими угрозами, поскольку это потребует радикально изменить их сложившиеся идеологические позиции, подчёркивается в статье: «Я боюсь, что, увлёкшись новой холодной войной против Китая и России, сегодняшние властные элиты Запада делают ошибку, сопоставимую с совершенной их предшественниками в 1914 году. Я боюсь, что историки будущего будут судить нас по столь же строгим стандартам. Главным образом не из-за угрозы мировой войны, а из-за того, что эта новая холодная война служит — а в некоторых кругах умышленно используется для того, чтобы служить — дымовой завесой, отвлекающей от гораздо более серьёзных угроз, с которыми мы рано или поздно столкнёмся, если эти проблемы не будут решены».
Во время Первой мировой войны британцы и французы, к которым позже присоединились американцы, представляли её как «борьбу цивилизации против варварства Германии», напоминает автор. Сто лет спустя можно с уверенностью сказать, что в общем и целом британская и французская системы были намного лучше немецкой; однако нельзя не признавать, что Алжир как субъект Французской империи или Африка как субъект Британской империи могли расценивать их совсем иначе, а Российская империя выглядела странно в роли члена предполагаемого «альянса за демократию», говорится в статье. Как оказалось в действительности, подлинно «варварская угроза европейской цивилизации» в 1914 году исходила вовсе не от правящего истеблишмента одной из стран — а от ненависти и напряжения, которые накопились в европейском обществе в результате социальных и экономических изменений за предыдущие десятилетия и выплеснулись во время войны, поясняет The National Interest.
Одна из причин, по которым консервативные элиты европейских стран до 1914 года подкрепляли «агрессивный национализм» в обществе, состояла в том, что они считали это способом отвлечь массы от социализма, сохраняя тем самым старый европейский уклад. И здесь они совершили катастрофическую ошибку, которую могут повторить сейчас западные элиты, рискуя вновь попасть в ловушку из-за «одержимости осознанием собственной праведности и цивилизационного превосходства», отмечается в статье.
«Политический реализм отказывается идентифицировать моральные устремления определённой страны с моральными законами, управляющими вселенной,… беспечное отождествление опредёленного национализма с волей Провидения не может быть оправдано с моральной точки зрения, ибо, по сути, это проявление такого греха, как гордыня, против которого греческие трагики и библейские пророки предупреждали как правителей, так и управляемых. Такое отождествление опасно и с политической точки зрения, так как оно может вызвать искажённый взгляд, который в конечном счёте может привести к слепоте и стремлению к полному уничтожению государств и цивилизаций», — предостерегал в своё время Ганс Моргентау, который активно «противостоял советской агрессии» во времена холодной войны.
Историки будущего также наверняка с иронией оценят идею США возглавить новую «лигу демократии» в борьбе против «авторитарного альянса», уверен автор, поскольку ключевыми участниками «антикитайского альянса» в Азии станут ничуть не менее авторитарные «вьетнамские коммунисты, кровожадные филиппинские авторитарные популисты, а в первую очередь — индийские индуистские неофашисты». И даже в Европе «самый антироссийский режим» в лице Польши с идеологической стороны разительно схож с Россией, говорится в статье. По мнению автора, остаётся лишь горячо молиться, чтобы в 2020 Дональд Трамп потерпел поражение на выборах в США и его сменил бы на посту президента новый и более убедительный лидер «свободного мира», а Франция в 2022 году не выбрала президента из числа сторонников «Национального фронта».
И даже если факторы, в результате которых сложилось нынешнее недовольство, не приведут сейчас к «катастрофической войне», в любом случае без коренных преобразований и перемен внутри Евросоюза попытки перевести недовольство внутренней политикой во враждебность по отношению к «внешнему врагу» будут обречены на провал, предупреждает автор. «Неужели кто-то из журналистов, бравших интервью у «жёлтых жилетов» во Франции, всерьёз считает, что их действия были результатом «манипуляций со стороны Москвы»? Неужели кто-то, кто серьёзно изучал кризис белого рабочего класса в Соединённых Штатах, пишет, что эти люди решили голосовать за Трампа под воздействием «российской пропаганды»? Людям, утверждающим такое, было бы лучше заняться более важной связью между событиями в России и в Соединённых Штатах», — подчёркивается в статье.
По мнению автора, гораздо более важным фактором, который способствовал росту популярности и Путина, и Трампа, стало «увеличение уровня смертности среди мужчин рабочего класса в России в 1990-е годы и в Соединённых Штатах в последние годы», что произошло по одним и тем же причинам: «Из-за заболеваний и зависимостей, формирующихся в результате экономической, социальной и культурной неуверенности и отчаяния». В Центральной Америке «гораздо более страшная картина этих патологий» заставляет сейчас миллионы людей мигрировать и стремится попасть в Соединённые Штаты — а это, в свою очередь, приводит к радикализации определённых слоёв американского населения, поясняется в статье: «При этом в целом помощь США Мексике в 2017 году значительно уступала помощи, предоставленной Украине, Египту и Афганистану. Разве какая-нибудь подлинно ответственная правящая элита может так пренебрегать своими соседями?».
За этими проблемами проглядывает всё более возрастающая опасность серьёзных климатических изменений, которые «могут нанести несопоставимо больший удар по Соединённым Штатам и Западу, чем китайское или российское правительство», подчёркивает автор. При этом на фоне истерии, вызванной небольшим столкновением между Россией и Украиной в Азовском море, «трагикомично» выглядит пример «тесного сотрудничества» между США и Россией, власти которых «объединили усилия, чтобы блокировать принятие последнего доклада ООН по климатическим изменениям», говорится в статье.
Если бы Хрущёв не отделил Крым от Российской Советской республики, передав его Украинской Советской республике, то все в мире сейчас признавали бы Азовское море территориальными водами России, а нынешних проблем в отношениях с Украиной даже не существовало бы, отмечает автор. Между тем в Южно-Китайском море Вашингтон борется с Китаем «за соблюдение международного морского права, которое не признают даже сами США», хотя любые «китайские угрозы» с этой стороны тоже не критичны и вполне поддаются политике сдерживания, говорится в статье. «Это не значит, что не существует реальных угроз со стороны России и Китая и реальных областей (главным образом, в торговле), где США должны оказывать сопротивление», — поясняет автор. Однако все эти проблемы, по его мнению, носят ограниченный характер и могут быть урегулированы в ходе переговоров и сдерживающих мер: «Ни одна из них не оправдывает очередную попытку реструктуризации национальных стратегий и институтов Соединённых Штатов и Европы вокруг принципа холодной войны», — заключает The National Interest.