При первой встрече многие русские кажутся суровыми, неприветливыми, «застёгнутыми на все пуговицы», недовольными или даже «злобными», пишет Томас Хейне на страницах Politiken. Причём это касается всех вокруг: гаишник, кассирша или соседи по многоэтажке, все россияне ведут себя поначалу довольно сдержанно и жёстко, а улыбка рассматривается как нечто нелепое и не вполне уместное. Но стоит преодолеть первый барьер— и ты обнаруживаешь в России такое дружелюбие, вежливость и гостеприимство, которые редко где удаётся встретить в Европе, подчёркивает автор.
На Западе часто рассказывают, в том числе и с преувеличениями, о том, насколько Россия и русские — «другие». При этом ссылаются и на разные цитаты известных людей, от слов русского поэта XIX века Федора Тютчева «Умом Россию не понять» до слов британского премьер-министра Уинстона Черчилля о России как «загадке, завёрнутой в тайну и помещённой внутрь головоломки». Да и сами русские любят поговорить о загадочной «русской душе».
Хотя в действительности русские точно так же различаются между собой, как отличаются друг от друга и датчане, и любые другие европейцы, отмечает автор: «В качестве составляющей этой души нередко называют духовность (хотя современные развлекательные программы по российскому телевидению практически так же поверхностны и помпезны, как, например, аналогичные итальянские); православие (хотя очень немногие русские ходят в церковь); традиционные семейные ценности (хотя разводы, аборты и случайный секс распространены невероятно); патриотизм (хотя многие русские иронизируют как по поводу того, что происходит в стране, так и по поводу руководителей, включая Путина)».
Более критично настроенные наблюдатели обнаруживают в глубинах русской души и такие качества, как «пораженчество, цинизм и комплекс неполноценности, часто принимающий обличье высокомерия», а также меланхолию, отражённую во многих работах французского фотографа Дидье Бизе, который уже несколько лет путешествует по России и публикует свои фоторепортажи. В русском языке есть даже особое понятие — «тоска». И хотя в словарях оно объясняется как «печаль, меланхолия, грусть» — но на самом деле, по мнению русского писателя Владимира Набокова, это слово невозможно точно перевести на иностранные языки. «На самом глубоком и мучительном уровне это чувство сильнейшего душевного страдания, часто не имеющее объяснимой причины. В менее тяжёлых вариантах оно может быть ноющей душевной болью, стремлением непонятно к чему, болезненным томлением, смутным беспокойством, терзанием ума, неясной тягой. В конкретных случаях оно означает стремление к кому-то или чему-то (ностальгию, любовные страдания). На низшем уровне — уныние, скуку», — цитирует Politiken слова Набокова.
Его ещё более знаменитый соотечественник и коллега по писательскому цеху Фёдор Достоевский столетием ранее затрагивал в своём дневнике ту же тему глубокой русской тоски: «Я думаю, самая главная, самая коренная духовная потребность русского народа есть потребность страдания, всегдашнего и неутолимого, везде и во всем. Этою жаждою страдания он, кажется, заражён искони веков. Страдальческая струя проходит через всю его историю, не от внешних только несчастий и бедствий, а бьёт ключом из самого сердца народного. У русского народа даже в счастье непременно есть часть страдания, иначе счастье его для него неполно», — писал Достоевский. А известный французский фотограф Дидье Бизе уже много лет путешествует по России, пытаясь уловить и запечатлеть в своей серии фотографий ту меланхолию, которая считается одним из неотъемлемых ингредиентов русской души.
Однако стремление «тосковать», разумеется, свойственно не всем русским — да и по своей натуре они совсем не такие закрытые и суровые, как может показаться на первый взгляд, признаётся корреспондент Politiken в России. В качестве примера он рассказывает о своём знакомстве с семьёй Галины, инженера-электрика по образованию, которая живёт в Екатеринбурге и подрабатывает таксистом. В России это «более необычное» занятие для женщин, чем работа инженера-электрика, поясняет автор. Галина приехала за датским журналистом, когда он заказал такси при помощи мобильного приложения. И когда узнала, что он не был в Екатеринбурге с 2002 года, то по дороге из аэропорта до центра города познакомила его с новыми достопримечательностями. По пути они уже настолько разговорились, что начали обсуждать, кто же более одинок, русские или датчане (договорились, что, по всей видимости, датчане), кто более душевный (по всей вероятности, русские) и кто более меланхоличный (снова русские).
«И после того, как мы 20 минут проговорили в машине с работающим двигателем под окнами моей снятой через Aibnb квартиры, она предложила, чтобы я просто поднялся и оставил в квартире сумку, а потом поехал с ней к ней домой и познакомился с её семьёй», — рассказывает автор. Во время последовавших за этим хлебосольных посиделок на маленькой кухне вместе с Галиной, её братом, двумя дочерьми и пожилыми родителями они вели долгие разговоры о культуре, литературе, природе, географии, истории, футболе и художественной гимнастике, и совсем немного о политике. Периодически произносились длинные тосты с пожеланиями дружбы, мира и братства народов, члены семьи бегло декламировали Пушкина, Есенина и Булгакова — а что касается Андерсена и Астрид Линдгрен, то у датского корреспондента сложилось впечатление, что сидящие за столом русские, от девятилетней младшей дочери Галины до её пожилых родителей, были знакомы с их произведениями даже лучше, чем он сам. Позднее в гости зашёл сосед с гитарой, который начал петь песни Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого — и оказалось, что ему запросто могут подпеть все присутствующие, иногда даже со слезами на глазах. Из пустой гостиной, находящейся рядом, были слышны звуки работающего телевизора, однако разговоры за столом явно интересовали всех гораздо больше, чем какие-то передачи.
«Не буду утверждать, что такое случается в России часто. Но я практически уверен в том, что у русского гораздо меньше шансов быть приглашённым домой к семье случайного шофёра такси в Оденсе. Или же быть приглашённым на сушёную рыбу, орехи и водку своими соседями по купе в поезде из Орхуса в Копенгаген», — констатирует автор. Он также вспоминает недавний случай в одном из московских баров, где с ним вступил в интересный разговор вежливый молодой человек, которому «стало любопытно побеседовать, когда он услышал мою оценку развития нынешней политической ситуации в стране». При первой встрече многие русские кажутся «застёгнутыми на все пуговицы, неприветливыми, недовольными, иногда просто-напросто злобными», говорится в статье. Гаишник, кассирша в супермаркете, билетёрша на станции или соседи по многоэтажке, все ведут себя довольно жёстко, а улыбка рассматривается часто как нечто «нелепое и не вполне уместное». Однако стоит лишь преодолеть первый барьер и познакомиться с жителями России поближе, как обнаруживается такое дружелюбие, вежливость и гостеприимство, подобное которым в Европе надо ещё поискать, отмечает Politiken.