Похоже, что новые модные тенденции из России выбрали путь «назад в СССР», и молодое поколение дизайнеров теперь предпочитает черпать вдохновение в воспоминаниях о «Советской России», а не фантазировать на тему нарядов для сказочных принцесс или барышень-крестьянок, пишет The New York Times. Причём в настоящий момент влияние России на модную индустрию отрасль настолько велико, что это можно сравнить разве что с эффектом от знаменитых «русских сезонов» в Европе, организованных в начале прошлого века Сергеем Дягилевым, когда благодаря популярности этой балетной антрепризы весь мир захлестнула мода на «русские» костюмы, отмечается в статье.
Причём это беспрецедентное влияние русского балета и сценических «русских» костюмов на мировую моду ощущалось не только в период выступления балетной труппы, которая распалась после смерти Дягилева в 1929 году. Его можно проследить по иллюстрациям в любой книге по истории моды и в довоенный период, и даже значительно позже: например, почти полвека спустя это заметно и в «русской коллекции» Ива Сен-Лорана, который в 1976 году нарядил своих моделей в сапоги с бахромой, наряды со «славянской» вышивкой и «характерные меховые папахи». Конечно, это были уже скорее «фантазии о России», подчёркивает The New York Times —как и балетные спектакли труппы Дягилева, которые «идеализировали» царскую Россию, стоящую на грани революции, предлагая западным зрителям «романтические» истории из жизни крестьян вместо рассказа о тяготах крепостного права и насущных проблемах. Причём эта труппа даже ни разу не смогла выступить на родине из-за драматических событий, разразившихся вскоре после её дебюта. По всей видимости, Россия служила источником модного вдохновения все эти годы благодаря своей непохожести на остальных. Она была «другая», и эта романтика «экзотической страны» и «другого времени» притягивала творческие натуры, полагает автор.
На первый взгляд кажется, что одежда из современной коллекции российского дизайнера Гоши Рубчинского, которая была недавно представлена в Калининграде, создавалась в другом ключе: это тоже «русские» вещи, однако они являются, несомненно, плодом реальности, а не призрачной мечты о России, говорится в статье. Предметы этой коллекции выглядят как «подделки» под дефицитные западные бренды, отражая существовавшие в СССР жёсткие ограничения и «странности». Например, на ярких футболках из полиэстера по-русски напечатано слово «футбол», и эта надпись кириллицей в сочетании с фирменной «тройной полосой» от Adidas создаёт ощущение контрафактных копий. В прошлом сезоне Рубчинский использовал тот же приём, когда выпустил модную коллекцию в сотрудничестве с брендом Kappa & Fila и активно комбинировал их фирменный логотип со «своеобразными» декоративными надписями на своём родном языке. Прочитать это довольно сложно, если не знаешь русский, однако характерный рисунок при этом всё равно узнаётся, поясняет The New York Times.
На показ Рубчинского в Областном центре культуры молодёжи в Калининграде съехались полторы сотни покупателей и редакторов модных изданий со всего мира, и большинству из них пришлось смотреть на дефиле стоя, так как в зале оказалось всего около сорока стульев с потёртой обивкой, отмечается в статье. Бледные юноши в нарядах из новой коллекции на осень 2017 года и скрипучих кроссовках дефилировали по паркету в окружении ряда выцветших зеркал на фоне простого белого занавеса, демонстрируя скромную одежду под стать окружающей обстановке: рубашки военного образца с эполетами, морские бушлаты, а также спортивные наряды, декорированные надписями на кириллице.
Многие из зрителей специально прилетели из Лондона, где незадолго до этого также проходили показы новых мужских модных коллекций. Почему же они были готовы совершить дополнительный 9-часовой перелёт в Калининград, чтобы увидеть творения 32-летнего москвича? Потому что сейчас Рубчинский становится одним из законодателей мужской моды, отмечает автор. Его можно часто встретить в компании грузинского дизайнера Демны Гвасалии, который в 2015 году завоевал пост креативного директора знаменитого модного дома Balenciaga, и стилиста Лотты Волковой, которая сотрудничает с ними обоими, а также такими брендами, как британский Mulberry и итальянский Emilio Pucci. Они вместе развивают новое увлечение русской модой на Западе, создавая обновлённый «танец» между постсоветской эстетикой «восточного блока» и западным миром, пишет The New York Times.
Демна Гвасалия, основавший в 2009 году во Франции модный бренд Vetements, не использует русские символы. Однако его моделям тоже присуща «советская» эстетика: например, не по размеру большая и мятая одежда в несколько слоёв, скомбинированная «случайным образом», а также одежда «мешковатого» покроя из искусственной кожи и люрекса, говорится в статье. По мнению автора, всё это напоминает о «неряшливой и вышедшей из моды» одежде, которую приходилось носить всем в последние годы существования СССР, потому что достать что-то другое было невозможно. Тогда даже обычные джинсы были целым достоянием, и раздобыть их можно было только контрабандой после усиленного торга, вспоминает Гвасалия.
Лотта Волкова выросла во Владивостоке, и в её работе также прослеживается «эстетическое сходство» с идеями Рубчинского и Гвасалии, сообщается в статье: это акцент на сочетании неаккуратной уличной одежды, синтетических тканей и смелых цветов. Все они когда-то в детстве тоже носили подобные вещи, поясняет автор, и подобный «отчётливо восточноевропейский стиль со странной склонностью к уродливому или необычному» до недавнего времени считался очень далёким от высокой моды. Однако теперь этот «новый русский образ» становится одним из наиболее популярных на подиумах — и вероятно, именно благодаря этому услуги Волковой сейчас настолько востребованы в различных рекламных кампаниях и модных шоу, одежда Рубчинского продаётся более чем в 140 магазинах по всему миру, а Гвасалия получил пост креативного директора в Balenciaga, полагает The New York Times. Такая тенденция вдохновила и других владельцев схожих брендов, в основном из Европы, которые тоже начали активно выпускать мешковатую одежду ярких цветов с русскими надписями. Эта эстетика превалирует сейчас и во многих модных журналах. По мнению Волковой, всё это говорит о том, что «русский стиль» сейчас в тренде, и теперь те вещи, на которых они росли, вновь выглядят «очень современно».
Такое видение моды, как у этого «трио», появилось не в результате осознанной культивации «клише» о России, а лишь является отражением их «собственной реальности» и проекцией того, что они лично ощутили на своём подростковом опыте в 1990-х годах, уверен автор. Но это не значит, что модный «романтический» образ России, появившийся когда-то под влиянием балетных «русских сезонов», окончательно исчез. Например, всего в 15 минутах ходьбы от офиса Рубчинского в Москве располагается модный магазин Ульяны Сергеенко, которая успешно представляет собственную одежду «от кутюр», коренным образом отличающуюся от моделей Рубчинского. Эта 37-летняя бывшая жена российского миллиардера и сама является постоянной клиенткой модных бутиков, а её коллекция — многочисленные бюстье, «цыганские» юбки и пышные вечерние наряды отражают современную тягу к историческим традициям и ручной отделке, говорится в статье. В её мастерской около сотни умельцев вручную вышивают, украшают бисером и утюжат наряды, похожие на народные костюмы различных стран Восточной Европы и бывших советских республик, включая Казахстан, где Сергеенко родилась. Силуэты напоминают традиционную русскую одежду с многослойными юбками, корсетами и «странными» головными уборами, включая вариации на тему разукрашенных кокошников.
Если Рубчинский и Гвасалия предлагают одежду «пролетариата», то Сергеенко представляет эксцентричную смесь нарядов для «крестьянок» с «царскими» ценниками, которую покупают в основном обеспеченные российские клиенты, пишет The New York Times. Такой образ «царицы», который также активно используют Valentino и Jean Paul Gaultier, отражает другую линию влияния российской культуры на моду со времён Дягилева. Этот тренд также предлагает богато разукрашенные бисером и мехом наряды с длинными рукавами, смутно напоминающие костюмы русских крестьян, однако купить их сейчас могут разве что олигархи. Но может быть, российская молодёжь тоже хотела бы получить одежду, напоминающую о культурном наследии, задаётся вопросом автор — а вместо этого ей предлагают лишь ностальгировать по недавнему прошлому в рамках «новой эстетики» от Рубчинского и Гвасалии? По мнению грузинского дизайнера, используемые ими мотивы вызывают сильную ностальгию на Западе, а модные тенденции современной России пока «не так интересны». Хотя возможно, что лет через десять ситуация изменится, допускает Гвасалия.
Рубчинский считает, что Калининград представляет собой «маленький кусочек России в центре Европы». Это определение вполне можно спроецировать и на самого дизайнера, который продаёт свою одежду через Comme des Garçons в Париже в модные магазины по всей Европе, Азии и Америке, говорится в статье. При этом Рубчинский не размышляет о «влиянии», вдохновении или даже «русском стиле» — он использует лишь слово «Россия», которое он начал печатать на бирках своих моделей, как многие раньше писали культовое слово «Париж» в качестве «знака качества» модной одежды. Вероятно, это говорит о том, что он смотрит и на свою одежду как на часть подлинной России, без подделок и фильтров, предполагает автор. Может быть, именно к такой «честной правде» и стремится сам Рубчинский и его современники в своих «ничем не примечательных одеждах» — которые, тем не менее, чётко отражают российскую действительность сегодня, вчера, а может быть, и завтра. Хотя возможно, всё дело здесь лишь в русском языке, заключает The New York Times.