Материал представлен в пересказе ИноТВ
«Око Москвы» — «везде» и «от его взора не укроется ничто», констатирует обозреватель Le Figaro Эжени Бастье. Говорят, что России удалось и протолкнуть к победе Трампа на президентских выборах в США, и добиться отставки бывшего премьера Италии Маттео Ренци, и взломать сайт движения En Marche! («Вперёд!») кандидата в президенты Франции Эммануэля Макрона; более того, «некоторые убеждены, что Кремль не может не победить на французских выборах», поскольку, по слухам, ему «присягнули на верность» два других кандидата — Франсуа Фийон и Марин Ле Пен, пишет журналистка. О российском влиянии во Франции свидетельствуют как многочисленные поездки французских депутатов и представителей протестных движений в Москву, так и серьёзное присутствие в стране российских СМИ, с которыми общаются многие местные эксперты. Наконец, по французскому сегменту соцсетей гуляют фотографии «царя Путина с голым торсом и выпуклыми мышцами», что «будто должно ярче выделить дряблость президента Франсуа Олланда», иронизирует автор. Словом, складывается впечатление, что «мир свободных завоевателей находится теперь не в Нью-Йорке, а в Москве», подытоживает Бастье.
Впрочем, всё это ничуть не смущает французских интеллектуалов, «повернувшихся лицом к Красной площади», продолжает она. В их числе — и католики, которые «видят в православной России последний бастион христианства», а как «пророка» почитают Солженицына, и наследники Шарля де Голля, «славянофильство коих опирается как на принципы исторической преемственности, так и на отвращение к Европе Брюсселя», и «сторонники альтернативного мирового порядка», которые больше всего ценят в постсоветском мире то, что «он, по идее, выступает главным врагом США». Для всех этих людей главной максимой является «враг моего врага — мой друг». Как отмечает автор, существует и ещё одна категория любителей России — разномастные «словесники, которые, убегая от действительности, находят приют в славянской душе или на пару месяцев отправляются жить в сибирские леса»; к таким относятся, например, путешествовавший по России писатель Сильвен Тессон, а также литератор и сценарист Эммануэль Каррер, написавший биографию Эдуарда Лимонова.
«Брежнев называл Францию шестнадцатой советской республикой. Нужно ли нам теперь считать её продолжением путинской империи?» — вопрошает обозреватель Le Figaro. В марте 2015 года на страницах газеты Le Monde появилась совместная статья целого ряда французских интеллектуалов. В число её авторов вошли, в частности, историк Ален Безансон, эксперт по России Франсуаза Том и философ Филипп Рейно, которые предупреждали, что «французские правые стали агентами влияния Владимира Путина». Эта «русская партия», писали авторы, занимается распространением «кремлёвской пропаганды» и «по-ханжески восхищается «сильным лидером» России».
Дабы полностью понять ту «осевую» роль, которую играла Россия для французской интеллигенции, необходимо «оглянуться назад». Как подчёркивает Бастье, сторонники и противники Москвы из самых разных станов присутствовали во Франции всегда — столкновения между «славянофилами» и «западниками» происходили в стране ещё в XVIII веке, когда на стороне первых выступали Вольтер и другие философы, восхищавшиеся просвещённым абсолютизмом Петра Великого и Екатерины Второй. К XIX веку «русофилия резко сместилась вправо»: в середине этого столетия Россия стала «контрреволюционной державой», которой восхищались французские сторонники старого порядка. В конце века французское «славянофильство» приобрело уже дипломатический характер — Россия стала союзником Франции в борьбе против Германской империи, работая таким образом на создание «противовеса немецкому империализму». В конце концов, даже в эпоху «советского морока» немало французских писателей и интеллектуалов — Андре Жид, Луи-Фердинанд Селин, Луи Арагон, Жан-Поль Сартр — посещали Москву, хоть и впечатления у них от таких поездок были разные, подчёркивает автор.
Сегодня «раскол» уже поразил лагерь консерваторов, пишет Бастье. Так, беспокойство насчёт «страстной любви к Путину среди некоторых его друзей» выражал французский философ Ален Финкелькраут. «В Европе всё больше людей осознают, что они привязаны к своей цивилизации. Они обнаруживают, что она смертна. Но огорчает меня то, что они думают, будто эту цивилизацию может спасти Путин», — цитирует Финкелькраута обозреватель Le Figaro. Отдельные сторонники расширения суверенитета Франции «восхищаются тиранами и хвастунами, их привлекает грубая сила — во времена югославского дела они уже падали ниц перед (Слободаном. — RT) Милошевичем», негодует философ.
Отношение Финкелькраута к России обусловлено отнюдь не только его польскими корнями, но и тем огромным впечатлением, которое произвела на него опубликованная в 1984 году на страницах французского журнала Le Débat статья Милана Кундеры «Украденный Запад», комментирует обозреватель Le Figaro. «В ней чешский писатель отстаивал право «маленьких государств», защищающих свою «западность» от русского и советского имперализма, на существование, — отмечает журналист. — Вчера это были Польша, Босния и Чехия. Сегодня — Украина. А завтра — может быть, Прибалтика?» Другим источником, «питающим антитоталитарные взгляды» Финкелькраута, стала вышедшая в 1963 году повесть Василия Гроссмана «Всё течёт», в которой советский писатель утверждал, что «Россия сделала выбор в пользу процветания через мощь и служение, а не через демократию и свободу», говорится в материале.
«Антинацизм пережил нацизм, а вот антитоталитаризм умер одновременно с коммунизмом. Всё наследие диссидентов испарилось», — сокрушается Финкелькраут. С ним соглашается социолог Жан-Пьер Ле Гофф, убеждённый, что во французском обществе «существует коллективная амнезия, поразившая то поколение, которое не познало тоталитарной угрозы и забывает, какова на самом деле ложь, конструируемая во имя государственной политики». Так же, как и Финкелькраут, Ле Гофф язвительно критикует «традиционалистов, мечтающих о реставрации и фантазирующих о Путине, основывая свои фантазии на недуге западных обществ», отмечается в статье.
Французский историк Ален Безансон — бывший коммунист, переквалифицировавшийся в «антитоталитаристы» после прочтения хрущёвского доклада о преступлениях Сталина, — в своих рассуждениях заходит даже дальше, продолжает автор. По его мнению, во Франции существует «два типа русомании» — та, что у «коммунистов, которые душой живут в СССР», и та, что у «консерваторов, фантазирующих о старомодной христианской России как о гаранте утраченных ценностей». Издав в 1987 году книгу «Одно поколение», где он описал свой стыд в связи с тем, что он «вообще когда-то мог верить в марксистскую утопию», Безансон с тех пор, сидя в своей «квартире, усыпанной книгами по российской истории», «неустанно трудится, пытаясь разгадать тайные признаки возвращения русского искушения», пишет обозреватель Le Figaro. По признанию журналиста, «подозрительность» интеллектуала временами «доходит до паранойи»; к примеру, он писал: «Русские агенты есть всегда. Фийон — один из них».
В свою очередь, директор французского издательства Éditions du Cerf Жан-Франсуа Колозимо, напротив, жалуется на «традиционную русофобию в стане интеллигентов». Колозимо, женатый на племяннице Солженицына и принявший православную веру, смеётся над «бывшими почитателями Советского Союза, которые отреклись от своей веры и теперь перерабатывают своё чёрно-белое видение мира; все эти антитоталитаристы гегельского разлива с трудом обходятся без тотальности и без врага». «Антипутинизм производит лишь порочные эффекты», — вторит ему философ Люк Ферри. «Это — интеллектуальная традиция людей, которые были сталинистами до мозга костей, а теперь притворяются ангелами и защитниками прав человека!» — заявил Ферри в интервью Le Figaro.
Похожих взглядов придерживается и биограф Екатерины Второй Элен Каррер-д’Анкосс. Сообщения о «вмешательстве» Москвы в ход французских выборов историк называет «смехотворными», отмечая, что во Франции подобные вещи рассказывают «наследники де Кюстина, так ничего о России и не понявшие». Как напоминает своим читателям автор статьи, «аристократ либеральных взглядов» Астольф де Кюстин в XIX веке совершил поездку по России — «в коляске с задёрнутыми занавесками, галопом», — а вернувшись во Францию, написал на основе своих впечатлений знаменитую книгу «Россия в 1839 году», в которой «обрисовал отсталую страну, населённую варварами и управляемую царём-деспотом, описание которого очень даже похоже на то, что пишут газеты о Путине сегодня». «Мы унаследовали эстамп, созданный де Кюстином: русские якобы пассивны, они якобы живут в косной стране, которой чужда идея о личной свободе», — комментирует Элен Каррер-д’Анкосс.
Однако дело не только в личности Путина: Россия — это «тень, которая на контрасте подчёркивает судьбу Запада», пишет Эжени Бастье. Своей знаменитой речью, произнесённой в Гарвардском университете в 1978 году, Солженицын спровоцировал большой скандал, отвергнув «миражи либеральной цивилизации» вместе с иллюзиями «советской утопии» и заявив, что обе эти формации работали на «всеобщее уничтожение духовной сущности человека». Теперь же некоторые европейцы видят в «русском пути» некую альтернативу такому «фатальному упадку» — альтернативу «общности без самостоятельности, христианства без модернизма, Рима, который не пошёл путём просвещения», поясняет обозреватель Le Figaro. «Россия сказала Европе: «Мы не хотим быть похожими на вас», а Европа этого не вынесла», — резюмирует эту мысль Колозимо.
«Святая Русь», продолжая «волновать и поражать», выступает «зеркалом, в котором отражаются наши собственные слабости», в заключение констатирует Бастье. Как полагает журналистка, удачнее всего подобную мысль выразил актёр Жерар Депардье в интервью Vanity Fair сразу после получения российского гражданства: «Я готов умереть за Россию, потому что люди здесь сильны; а вот подыхать как придурку в нынешней Франции мне не хочется».
Фото: Reuters