Трагикомедии Чехова, написанные сто лет назад в России, хорошо отображают наше собственное неспокойное время, пишет Asahi Shimbun. Главные герои пьес красиво говорят, но при этом не предпринимают никаких действий, и их реплики – это не диалоги, а скорее «твиты», заявил опрошенный газетой специалист по российской литературе.
«Хоть они хотят, чтобы их кто-нибудь понял, они не в состоянии сформулировать это словами. Сделать какой-то ответственный шаг они тоже не могут. Поэтому и разговор не клеится». В пьесе «Три сестры» герой рассказывает о своих бедах глухому старику и сам замечает, что если бы у того хорошо было со слухом, то он бы говорить ничего не стал. «Хоть проблемы и ясны, но методы их разрешения не находятся и решения принять не удается. Общения друг с другом не получается», — суммирует газета.
Чехов дебютировал на литературном поприще в 1880-е годы – в эпоху масштабной трансформации общества из-за быстрой модернизации, что выразилось также в крушении концепции «большого романа» наподобие тех, что писал Лев Толстой. Другим рубежным событием для писателя стала поездка в 1890-е годы на Сахалин – место ссылки каторжников. Увидев, как «ад стал повседневностью», Чехов понял, что Москва – не единственный центр мира, пишет Asahi Shimbun.
В написанных после этого четырех пьесах – «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад» — нет единой сюжетной линии, а различные сюжеты плохо связаны друг с другом. В Японии из иностранных авторов Чехова ставят так же часто, как и Шекспира, ведь в его пьесах «взрывная энергия, которая присуща признакам масштабных исторических перемен, обретает универсальный характер».
Так, в «Трех сестрах» Наташа, которую все считали за дурочку, выходит замуж за старшего сына семейства, Андрея, и превращается в хозяйку дома, которая тиранит сестер и мужа и кричит на слуг, и никто ее не может остановить. По замечанию одного из опрошенных газетой режиссеров, «вся Япония сейчас похожа на Андрея. Если вспомнить, что было до войны, то в какой-то момент ценности явно поменялись. А она, по-моему, символизирует ощущение того, как это случилось “вдруг, откуда ни возьмись”».
Хотя большая часть происшествий в чеховских пьесах происходит за сценой, у художественной литературы, в отличие от журналистики, есть сила представить их как «мою собственную проблему», заявляет один из экспертов Asahi Shimbun. «Ужас того, как голос не оформляется в слова, необходимость прислушаться к глубинным смыслам, сложность донести их до других. В этом, наверно, заключается одна из причин перечитать Чехова», — заключает японское издание.
Фото: Reuters