Спустя 70 лет после Второй мировой войны и Холокоста немцы продолжают стремиться к тому, чтобы надлежащим образом отразить это трагическое прошлое в общественном сознании. В России отношение к своему прошлому и к истории совершенно иное: здесь преобладает стремление к забвению. Так оценивает нынешнюю ситуацию немецкий культуролог, профессор университета в Констанце Алейда Ассман, выступавшая на встрече в Москве. Ее книга «Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика» только что вышла в переводе Бориса Хлебникова в московском издательстве «Новое литературное обозрение». В интервью Deutsche Welle Алейда Ассман говорит о времени, истории и памяти.
Один из ключевых моментов истории Германии – период Второй мировой войны и переосмысление этого прошлого. Как трансформировалась историческая память, касающаяся этого периода?
АЛЕЙДА АССМАН, культуролог: Историческая память Германии пережила четыре основных стадии трансформации. Первым был период, который можно было бы охарактеризовать как всеобщее забвение. Второй период - «помнить, чтобы никогда не забыть». Это обязательный этап трансформации памяти, поскольку будущее должно выстраиваться на встрече с прошлым. Третий период - «помнить, чтобы преодолеть». Это так называемый трансформируемый потенциал памяти, когда забывание идет через запоминание и прощение. Наконец, выстраивается так называемая «диалогическая память». На этом этапе происходит внутренняя реконструкция сообществ, имеющих общую историю, а целью процесса является стремление обсудить прошлое и разобраться в нем. Признание былых преступлений и травмирующих событий стало важным фактором, который коренным образом изменяет общемировой ландшафт воспоминаний.
В настоящее время многие воспринимают немцев с их как будто чрезмерной тягой к преодолению нацистского прошлого как «чемпионов по воспоминаниям». Могут ли другие страны «исцелиться», преодолеть груз собственного прошлого, используя немецкую модель?
АЛЕЙДА АССМАН: По опыту мы знаем, что государства не терпят, когда им диктуют, что и как нужно хранить в памяти. Предписаниями тут ничего не добьешься, можно лишь показать пример. «Немецкая модель» сводится к тому, чтобы перевернуть логику формирования воспоминания, заключающуюся в самовозвышении, и поставить во главу угла собственную вину. В Германии на это понадобились многие годы, успело смениться целое поколение. Нужно было разъяснить людям, что признать общенациональную вину - вовсе не значит, как опасаются многие, запятнать образ нации. Напротив, у нации, у народа, у страны появляется возможность категорически отмежеваться от преступлений, которые были совершены в их истории, и громко заявить о ценностях гражданского общества.
Если взять вашу периодизацию отношения к прошлому, то на каком этапе, по вашему мнению, находится сейчас Россия?
АЛЕЙДА АССМАН: Несмотря на то что в России, в Москве, есть, например, музей Холокоста, страна не дошла до второго этапа - «помнить, чтобы никогда не забыть». У этого музея в России - совсем другая функция и совсем другая история возникновения. Мне кажется, что в России сейчас отношение к прошлому - это отношение первого периода: забвение, забывание собственной истории. Россияне старательно пытаются стереть из памяти очень многое из того, что в какой-то момент после распада СССР стало выходить на поверхность. Очень открытая ситуация, которая была в 1990-х годах в России, когда историки имели доступ к архивам, поднимали многие интересные темы, могли выступать публично, сегодня сменилась закрытостью и молчанием.
В своей книге «Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика» вы отмечаете, что воспоминаниями обладают как индивидуумы, так и группы, сообщества и нации. Но не является ли групповая память простой совокупностью индивидуальных воспоминаний?
АЛЕЙДА АССМАН: Индивидуальная память, увы, ограничена продолжительностью жизни человека и умирает вместе с ним. В то же время групповая, культурная память является долговременной. Она охватывает целые поколения и продолжает жить благодаря тому, что ее поддерживают целенаправленно, что существуют и культивируются определенные ритуалы... Воспоминание и забвение признаны важным аспектом как общественной жизни, так и политики. При этом как индивидуальные воспоминания, так и коллективная память подвержены трансформации во времени. То есть на первый план в разное время могут выходить разные события прошлого. Но обычно это моменты, повышающие собственную значимость. При этом игнорируются те воспоминания, которые могут негативно сказаться на высокой самооценке.
А какие признаки трансформации памяти вы замечаете в России?
АЛЕЙДА АССМАН: Я не очень глубоко занималась Россией, но некоторые моменты, то, что лежит на поверхности, позволяют делать определенные выводы. Существенный фактор, который нужно учитывать при изучении российского отношения к прошлому, памяти россиян, - это величина страны. Россия - большая страна, и поэтому индивидуальная память играет здесь очень важную роль. Люди, которые родились и выросли в советской идеологии и при этом чувствовали себя вполне комфортно, после распада СССР как будто что-то потеряли. И как им кажется, - что-то хорошее. Отсюда всплеск ностальгии.
Можно ли происходящие в России процессы сравнить с теми, которые происходили после объединения Германии?
АЛЕЙДА АССМАН: Поскольку в целом ситуация была разная, даже в некотором смысле - диаметрально противоположная, то и процессы трансформации памяти совершенно иные. Можно говорить лишь о некоторых параллелях, если оценивать воспоминания людей, родившихся и выросших в восточной части Германии и в Советском Союзе. Люди, которые большую часть сознательной жизни прожили в ГДР, сегодня, как и россияне, испытывают порой ностальгию по прежним временам.
Может ли, по вашему мнению, нынешний подход российских властей к формированию «позитивной» истории страны привести к тому, что через поколение в памяти людей останется совершенно другая Россия, другой Советский Союз?
АЛЕЙДА АССМАН: Это так просто не происходит. Такое возможно разве что у Джорджа Оруэлла в романе «1984». В России все-таки до этого пока не дошло. И хотя времена действительно изменились, но есть еще архивы, в которых хранятся правдивые документы, свидетельствующие об эпохе, есть люди, которые занимаются изучением истории профессионально... Переписать историю сложно. А если историкам будут затыкать рот, то останутся писатели, которые их заменят и будут рассказывать о настоящей, правдивой истории.
Еще по теме:
Дата публикации 23 октября 2014 года.
Фото: DMITRY SEREBRYAKOV / AFP