Решения Путина «о запрете пропаганды гомосексуализма и абортов, а также о цензуре непристойного контента в интернете» приумножили число его поклонников на Западе среди националистов, правых и консерваторов, пишет Марчин Енджейчак в статье для польского портала Polonia Christiana. Например, известный консервативный публицист Род Дреер на страницах American Conservative похвалил российского президента за стремление «оживить православные традиции». А один из издателей Financial Times Кристофер Колдуэлл заявил, что Запад «ничуть не более демократичен, чем Россия».
В позитивном духе высказывался о Путине также Патрик Бьюкенен, автор речей президента Никсона. Он полагает, что российского лидера вполне можно считать палеоконсерватором: «Хотя его защита традиционных ценностей вызвала насмешки западных СМИ и культурных элит, Путин не ошибается, утверждая, что он может говорить от имени значительной части человечества». Особую популярность хозяин Кремля приобрел в рядах американских защитников семьи — Мэтт Барбер из Liberty Counsel даже заявил, что Путина можно вполне обоснованно назвать «моральным лидером мира», говорится в статье.
У российского президента много почитателей и среди европейских националистов, отмечает автор: например, лидер «Национального фронта» француженка Марин Ле Пен «не скрывает своего восхищения Путиным». Она убеждена в достоверности итогов крымского референдума и призывает Париж завязать тесное сотрудничество с Москвой, отказавшись от проамериканской политики. В поддержку референдума в Крыму выступила и венгерская националистическая партия «За лучшую Венгрию», занявшая пророссийскую позицию. И это далеко не единичные примеры европейских правых и националистов, которые поддерживают Кремль, пишет Polonia Christiana.
Но могут ли западные католики и консерваторы действительно считать Путина «оплотом нравственности и порядка» и вступить с ним в союз «против разложившегося Запада»? К сожалению, они глубоко заблуждаются и не замечают глубинных цивилизационных противоречий, которые скрываются за действиями Москвы, констатирует автор: «Россия, будучи страной, принадлежащей к туранской цивилизации с византийскими влияниями, не может быть образцом для европейских консерваторов. Как и во времена Золотой орды, религия понимается здесь утилитарно, царит милитаризм, а главной ценностью выступает власть».
А ведь на отличие России от Запада обращали внимание многие мыслители, напоминает Polonia Christiana. Еще Освальд Шпенглер писал в «Закате Европы», что для российской цивилизации характерно отрицание, и даже слово «небо», происходящее от «нет», указывает «не на позитивные ценности, а на освобождение от страданий бытия». При этом русский, думая о будущем мире, «смотрит не вверх, а вдаль», полагает Шпенглер, и «прасимволом» российской цивилизации является бескрайняя степь, символизирующая «растворение индивидуума в коллективной массе». И это признают сами россияне, в том числе «ведущий идеолог Кремля» Александр Дугин. Он пишет, что в православной антропологии нет слов «индивидуум, индивидуальный», а человек воспринимается как часть более крупной общности: «В католицизме человек — это индивидуум, неделимая целостность, а в православии — дивидуум, то есть делимая личность».
Этот «российский феномен», по мнению Polonia Christiana, в значительной мере объясняется нашествием монголов, когда Россия на четверть тысячелетия оказалась под влиянием «туранской цивилизации», следы которой «можно легко обнаружить» в современной общественной жизни. Монгольская цивилизация фактически слилась с российской, хотя изначально это было актом агрессии. Однако Александр Дугин восхваляет монгольское вторжение, как практически божественное вмешательство, создавшее «новую братскую этику». В то же время «кремлевские власти до сих пор культивируют чувство горечи по поводу короткой атаки Польши в начале XVII века», а не по поводу длившегося два с половиной века господства монголов, подчеркивает Polonia Christiana: «Польское нашествие кажется им более опасным, потому что оно несло в себе угрозу цивилизационных изменений».
«Туранская цивилизация» зародилась среди кочевых азиатских племен, которые еще в древности нападали на более развитые государства, поясняется в статье. Именно для защиты от них в III веке до нашей эры была возведена Великая китайская стена. Мощь этой цивилизации возросла, когда в 1206 году Чингисхан отправился завоевывать мир, и даже после его смерти и раздела монгольской империи завоевания продолжались. В середине XIII века монголы отказались от нападений на Европу и создали свое государство со столицей в Сарай-Бату, которое долго господствовало над русскими землями и оказало неизгладимое влияние на российскую цивилизацию.
Это государство, как и другие монгольские государственные образования, «было нацелено на войну и устроено по военному принципу». В нем не существовало частной сферы. Если в средневековой Европе процветали всевозможные организации — гильдии, религиозные сообщества, университеты и города, — то у монголов общественной жизни практически не было. По словам польских исследователей, «самой большой ценностью в туранской цивилизации стала власть», причем правитель забоится здесь не об общественном благе, а о собственной выгоде. В борьбе за власть можно было убить любого, если дело касалось «важнейшей ценности» — личности властителя. Как пишет ученый Мечислав Курьяньский, власть и связанные с ней привилегии считались у монголов самоценной целью: «Воля властителя была высшим законом, и этика за ее пределами, в принципе, не существовала».
При этом религия у монголов служила не столько для установления контактов с богом, сколько для обоснования владычества правителя: по традиционным верованиям, хан «олицетворяет волю небес», и поэтому сопротивляться ему нельзя. Монгольские правители были убеждены, что они по праву являются «законными властителями» всего мира, а любое сопротивление независимых государств воспринимали как неоправданный бунт против этого права. Поэтому войны считались необходимыми карательными экспедициями против бунтовщиков.
В более поздние времена роль хана взял на себя царь, продолжает Polonia Christiana: «В российском православии туранские влияния перемешиваются с византийской роскошью и доминированием государства над церковью». Помимо набожности, российские правители отличались «справедливостью и суровостью». При этом царю были «совершенно чужды принципы милосердия», а его роль — это, в первую очередь, «наказание». Как отмечается в статье, в такую миссию искренне верил Иван Грозный, который говорил: «Мне предстоит суд не только за свои грехи, вольные или невольные, но и за грехи моих подданных, совершенные из-за моей неосмотрительности». По легенде, Иван был помазан свыше на царский трон «именно из-за его исключительной жестокости», пишет польское издание.
Эта жестокость российских властителей имела долгую традицию, кульминацией которой стал советский тоталитаризм — «адская смесь туранско-византийской России и марксистской идеологии», подчеркивает Polonia Christiana. И хотя эта идеология провозглашала атеизм, но в момент тяжелых испытаний, когда Гитлер напал на СССР, Сталин без колебаний приказал устроить обход с иконой Казанской Богоматери, отмечается в статье. Однако после победы Советский Союз вновь вернулся к своей атеистической политике.
«И сейчас, после краткого периода заигрывания с Западом и либерализма периода Горбачева и Ельцина, мы наблюдаем возвращение к российским традициям, — заключает автор. — История не закончилась, и мы стали свидетелями хантингтоновского столкновения цивилизаций. Россия со своим культом власти, прагматичной трактовкой религии и ее подчинением политике, с усилением деспотизма и подавлением свобод индивидуума все больше открывает свое туранское обличье».
Фото: ALEXEY DRUZHININ / AFP