В течение долгих лет многие россияне жили одной мечтой – увидеть Михаила Ходорковского на свободе, считает журналистка Маша Гессен. Образ освобожденного экс-олигарха стал символизировать многое: победу оппозиции, появление достойной политической альтернативы и, возможно, даже конец эпохи правления Путина, утверждает она в своей статье для The New York Times.
Ни один из оставшихся 69 политзаключенных не нес столь явной символической нагрузки. Новости об освобождении участниц Pussy Riot были встречены с радостью, но именно помилование Путиным Ходорковского стало, по мнению автора статьи, историческим моментом.
Поэт и эссеист Лев Рубинштейн написал в своем блоге спустя день после помилования Ходорковского: «Видимо что-то (или кто-то) важное изменилось в эти дни. Но что? Но кто? Все последние годы существовала практически аксиома, в соответствии с которой «МБХ будет сидеть, пока П. будет президентом». Это была именно аксиома, а не какое-то там предположение».
На вопрос поэта «Что изменилось?» у Маши Гессен есть ответ: немногое. В своей эволюции диктатора Владимир Путин, по ее словам, заявил о своей новой привилегии: теперь он позволил себе быть непоследовательным. В прошлом он дистанцировался от вопроса о судьбе Ходорковского, заявляя, что это дело суда, а для президентского помилования экс-олигарху требовалось признать свою вину. Однако, когда Путин почувствовал, что больше приобретет от освобождения бывшего главы ЮКОСа, чем потеряет, он просто передумал. В конце концов, он ни перед кем не отчитывается.
Так что, утверждает Маша Гессен, освобождение Ходорковского – далеко не победа, о которой заявляют противники Путина. Они также должны испытывать разочарование из-за того, что в своем первом интервью, данном на свободе, Ходорковский признался, что в ближайшем будущем он собирается жить вне России. Также он заявил, что пообещал Путину не оспаривать его власть.
Самое важное, считает Маша Гессен, что политические разногласия Ходорковского с Путиным, как оказалось, не такие уж серьезные, как этого хотела либеральная интеллигенция. По словам Ходорковского, «если речь идет: «отделение Северного Кавказа или война?», значит – война». Ходорковский признал себя националистом, правда с оговоркой – просвещенным националистом, и поставил себя на одну сторону с Кремлем.
У российской оппозиции уже есть лидер-националист, он же борец с коррупцией Алексей Навальный. Ходорковский лишил оппонентов Путина надежды на то, что он возглавит другое, ненационалистическое политическое течение, пишет Маша Гессен.
Впрочем, когда первоначальный ажиотаж вокруг фигуры Ходорковского спал, были освобождены участницы Pussy Riot. Именно они, по мнению журналистки, начали вести себя так, как то ожидали от Ходорковского. Контраст не мог быть более разительным, утверждает Маша Гессен. В то время как Ходорковский рассказал о том, что жалеет о потерянном зря времени, Надежда Толоконникова заявила: «Я не считаю это время потерянным для себя. Я обрела уникальный опыт. Поэтому заниматься конкретной правозащитной деятельностью будет гораздо проще, чем раньше. Я повзрослела и узнала государство изнутри, я увидела эту маленькую тоталитарную машину, какая она есть изнутри».
Ходорковский отметил, что будет держаться подальше от неприятностей и жить вне России ради своих друзей и бывших коллег, которые все еще находятся за решеткой. Толоконникова, в свою очередь, заявила, что у них с Алехиной много дел и нет времени на болтовню с журналистами. На вопрос о том, уедет ли она из страны, Толоконникова ответила категорически: «Ни в коем случае. Те люди, которые оккупировали Россию, не должны тут находиться ни в коем случае».
«Я не боюсь за свою жизнь, это было бы недостойно, это неправильно. Человеку дана жизнь для того, чтобы действовать, менять мир к лучшему, как он полагает, прислушиваясь к окружающим людям. Бояться – это неправильно», - приводит слова Толоконниковой Маша Гессен в заключение своей статьи в The New York Times.