АНДРЕЙ ЛУГОВОЙ: Во-первых, это не классическое судебное слушание, как сейчас многие передают информационные агентства. Сейчас проходит некая процедура, которой в принципе нет в российском уголовно-процессуальном процессе. Впрочем, по-моему, как и во всей Европе. Речь идёт о заседании так называемого коронерского суда, или суда судмедэксперта, на котором, главным образом, должно быть определено, собственно говоря, из-за чего наступила смерть, и была ли она насильственной или нет.
Спустя пять лет наконец-то такое первое заседание состоялось. Конечно, много вопросов возникает, почему спустя пять лет, почему не раньше. По нашей информации, вроде как против этого выступала всегда полиция, хотя тоже непонятно, в связи с чем.
И действительно 13 октября состоялось первое такое слушание. Прямо скажу, для нас оно было неожиданным, мы о нём узнали совершенно случайно: как я понимаю, адвокаты в своих разговорах где-то на своих, видимо, каких-то британских тусовках узнали, мне вовремя сообщили, и в конце сентября мы подали специальное ходатайство на заседание этого коронерского суда о признании нас заинтересованной стороной.
И, к нашему глубокому удовлетворению и, прямо скажу, даже удивлению, нас признали такого рода стороной. И появление нас на этом суде, я не побоюсь этого сказать, произвело такой фурор среди остальных участников. Никто не ожидал, что мы там появимся: ни адвокаты, ни семья Литвиненко, ни адвокат Березовского, и не представители, собственно говоря, британского правительства.
Поэтому ощущение у меня такое очень позитивное. То есть судмедэксперт принял решение признать нас заинтересованной стороной. И теперь наша главная задача – собственно говоря, вникнуть побольше в это, понять, что это такое, и принять самое активное участие.
Мы очень довольны заявлением вдовы Литвиненко. И, прямо скажу, я был, ну, в таком… на меня такой легкий шок даже это произвело. Я всегда сам об этом заявлял и сам об этом говорил. Я говорил на пресс-конференции в мае 2007 года, что Литвиненко был агентом британских спецслужб. Это вызвало такую бурную реакцию и у британских СМИ, и у Березовского, и у Литвиненко и всего окружения. И все заявляли, что это всё ерунда, что я вру и так далее. Поэтому, первое, удовлетворение, что всё-таки я был прав и был честен перед всей мировой общественностью, если так можно громко сказать.
Второй момент – почему вдова Литвиненко решила сделать это заявление именно сейчас? Я хочу обратить внимание, что на этом заседании, кстати говоря, позиции и Литвиненко, и мои были схожи. Заседание проводилось в узком составе, но и я, и она говорили, что оно должно проводиться в расширенном составе. Расширенный состав заседания предусматривает, что нужно предъявлять доказательства, приглашать дополнительных свидетелей, давать пояснения. А заседание в узком составе, как правило, ограничивается констатированием факта: причина смерти была такая-то.
Как ни странно, позиция британского правительства была против расширенного заседания. А позиция прокуратуры и полиции была такой: на усмотрение суда. Поэтому получается, что, с одной стороны, потерпевший, с другой стороны, как бы обвиняемый и подозреваемый за расширенное заседание, а британские власти – против.
В течение этих двух недель я пытался объяснить, почему вдова Литвиненко решила сделать это заявление. И, вот, сейчас, анализируя уже спустя две недели, я думаю, здесь несколько причин.
Первая причина – это моё внезапное появление в суде и моё требование о расширенном составе. А в процессе расширенного заседания достаточно легко установить, что Литвиненко был штатным агентом британских спецслужб: разведки и контрразведки.
Второе, я думаю, ей не понравилась позиция британского правительства против расширенного заседания, а значит, видимо, как она считает, есть им что скрывать.
И третий момент, я думаю, она просто банально хочет денег. Учитывая, что он был агентом британских спецслужб, значит, он действовал несамостоятельно, действовал в соответствии с какими-то указаниями, в соответствии с какой-то субординацией, с какой-то дисциплиной, которая там существует. А значит, британские спецслужбы присутствовали где-то рядом с его гибелью. Коль так, значит, тогда они должны нести за это ответственность. А значит, адвокатов, которые стоят достаточно дорого, должно оплачивать британское правительство. Вот, я думаю, основные причины, побудившие вдову Литвиненко сделать это заявление.
Ну, и плюс ко всему, я думаю, она всё-таки была достаточно лукава, она сказала не всё. Они тут же сгладили эту ситуацию: сказали, что он работал на разведку, контрразведку с точки зрения организованной преступности. Но всем людям, которые имеют хоть какое-то отношение к спецслужбам и в России, и в Британии, очевидно, что это смешное заявление. МИ-5 и МИ-6, я считаю, одни из самых мощных спецслужб в мире – как ЦРУ, наверное, и когда-то КГБ, а ныне ФСБ. Очень циничные по своим действиям.
Для этого можно вспомнить несколько случаев, как они вывозили своих агентов из разных стран. В том числе в багажнике автомобиля – предателя Гордиевского, который приговорён к смертной казни в России. Поэтому говорить о том, что МИ-5 и МИ-6 интересует организованная преступность, ну, не знаю, это, наверное, сказать, приблизительно, то же самое, что Russia Today вещает по заданию инопланетной какой-нибудь цивилизации. Это разведка и контрразведка – и однозначно, видимо, Литвиненко работал в их интересах.
Когда мне задают вопрос: «Кого вы считаете виновным в гибели Литвиненко?» - я всегда говорю: «Друзья, давайте посмотрим, кому это было выгодно». Всплывают только три таких базовых направления. Это, прежде всего, Березовский, потому что Литвиненко был информирован о том, как он получил политическое убежище. И, кстати говоря, мне это говорил неоднократно. И поэтому, учитывая такое интриганство Бориса Абрамовича, это вполне возможно.
Второе это, конечно, британские спецслужбы. Я не говорю, что они готовили это убийство - хотя ещё раз подчеркиваю, что от этих ребят можно ожидать чего угодно, - но они где-то были рядом. Я ещё раз подчеркиваю, Литвиненко не был самостоятелен в своих действиях.
И третий момент - но это, опять же, только с его слов - он говорил, что помогал испанской полиции бороться против русской мафии, давал какую-то информацию, которую он знал ещё с тех самых времен по поводу них. Если это соответствовало действительности, то это тоже можно отнести, учитывая, какое количество арестов в Испании в тот период времени проводилось. Там была какая-то даже операция против русской мафии под каким-то кодовым названием.
Ну, и четвертую версию я всегда озвучиваю в связи с его смертью. Литвиненко бывал неоднократно в Грузии. Бывал неоднократно в Панкисском ущелье. Было заявление ряда официальных лиц российских, которые говорили, что он был накануне большого выступления боевиков в Нальчике, в Кабардино-Балкарии. Он общался с террористами. Он бывал в Стамбуле неоднократно. Он говорил о каких-то странных встречах с боевиками на территории других европейских государств. Поэтому я не исключаю, что им совместно с кем-то готовилась, может, какая-то провокация либо так называемая «акция». И где-то достали полоний. И, возможно, неосторожное обращение с этим веществом (с которым, с одной стороны, очень легко обращаться, с другой стороны – очень сложно) привело к этому летальному исходу.
Общались мы более чем дружелюбно. Первый раз мы разговаривали с ним где-то числа 6-го или 7-го ноября, когда он мне сообщил, что у него какая-то история такая. А второй раз это было, по-моему, 13-го или 14-го ноября. Появилась как раз в «Коммерсанте» статья о том, что Литвиненко заявляет, что его отравили. Я ему позвонил, мы с ним минут двадцать, наверное, говорили. Кстати говоря, он говорил так, если я не ошибаюсь, достаточно бодро и вообще строил планы какие-то, и ко мне у него не было никаких претензий.
Ко мне претензии появились после того, как он, собственно говоря, умер. Вот он умер, и сразу моя фамилия всплыла. Причем моя фамилия всплыла после того, как за три дня до того, как он умер, он уже попал в состояние комы. Для меня это было неожиданностью. Более того, меня всегда удивляло: вот если они там фотографировали Литвиненко, если говорят, что брали у него какие-то показания, если Березовскому с Гольдфарбом удалось завести фотографа к нему в палату и сфотографировать, что мешало, кроме фотографа, привезти камеру? Что мешало им просто положить диктофон? И он бы под диктофон меня в чём-то обвинил. Ничего этого нет. Все это со слов: якобы они слышали, когда они встречались. Свидетельств этому нет.
И поэтому, возвращаясь опять к суду, мы как раз и считаем, что одна из наших задач во время этого суда – всё-таки получить доступ к тем материалам, которые в полиции и в прокуратуре. И как раз судья коронерского суда, или судмедэксперт, будет принимать решение, в какой форме и в каком объёме нас знакомить. Мы надеемся на то, что получим доступ. Хотя нас серьёзно смущает заявление Литвиненко об участии спецслужб МИ-5 и МИ-6. Я подчеркну: спецслужбы играют по своим правилам, у них своя история, они весьма циничные. Поэтому, что будет дальше в этой связи происходить, жизнь покажет.