Дирижер Валерий Гергиев - одна из самых значительных фигур в российской культуре. Но Гергиев на этом не заканчивается. Он работал над операми и симфониями во многих странах мира, а недавно журнал Time назвал его одним из самых влиятельных людей планеты. Сегодня мы беседуем с ним в Нью-Йорке. Маэстро, спасибо, что согласились поговорить с нами.
По оценке журнала Time вы входите в число самых влиятельных людей планеты: вы названы одним из двадцати наиболее влиятельных артистов. Надо полагать, вы не возражаете против такого титула. А как вы вообще относитесь к подобным спискам? Как можно оценить влиятельность артиста, ведь это очень субъективная вещь.
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ, дирижер: Я не думаю что к подобным спискам стоит относиться с полной серьезностью. Нельзя и подумать, чтобы я был настолько важной персоной. Конечно нет… Но, в то же время, в мире культуры существуют лидеры, и они неумолимы. Они постоянно движутся вперед, и не останавливаются пока не оставят след, который будет виден всем. Поэтому, скорее всего, если публика интересуется тем, что ты делаешь, значит скорее всего ты занимаешься чем-то интересным. Так всё устроено. Сейчас я много работаю в Нью-Йорке с композициями Игоря Стравинского, великого русского композитора, добившегося огромной славы в Европе и Америке. Он прожил почти 90 лет, и признавался. Что никогда не переставал быть русским. Он всегда думал на русском. И он ясно давал понять, что его язык остался русским. Если говорить в категориях музыки, то это очень значимое замечание. Если посмотреть на великую историю музыки в моей стране, то можно узнать – найти – много нового. Очень много. Во многих смыслах мы остаемся послами. Мы послы, представляющие богатейшую музыкальную традицию России.
Я бы хотела поговорить о классической музыке, о её вечности. Первое место в списке Time досталось поп-звезде Lady Gaga. Что вы об этом думаете?
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ: Многие думают, что сегодняшние поп-исполнители, которые в любое время могут собрать зал из сотен тысяч слушателей становятся таким образом важнее Моцарта. Мы можем много шутить по этому поводу, но нужно помнить одно: на протяжении последних двухсот, может быть двухсот двадцати лет, жили миллиарды людей, несчитанные миллиарды, которые не только любили музыку Моцарта, но и никогда не расставались с ней. Никогда, на протяжении своей жизни. Большинство этих людей, конечно, уже не с нами.
Но считаете ли вы, что сегодня поп-музыка выигрывает в борьбе с классической музыкой? И как вы считаете, каково в целом будущее классической музыки?
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ: В будущем классическая музыка будет очень сильна, ведь она была сильна в прошлом. А поп-музыка постоянно меняется. Артист попадает на вершины чартов и иногда остается там. У некоторых исполнителей получается задержаться там надолго. Большинство же падает. Такого никогда не происходит с гигантами классической музыки.
Позвольте переменить тему и поговорить с вами об истории. Как по-вашему, насколько важна память о Великой Отечественной войне и роли Советского Союза в победе нацизма?
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ: Это очень важно помнить. В сегодняшней России люди очень серьезно относятся к этому предмету. И я тоже отношусь к нему очень серьезно. Мой отец не только сражался в войне с самых первых её дней; он в течение четырех лет не мог вернуться домой из Германии. Для него это было длинной сагой, которая затянулась по меньшей мере на восемь или даже девять лет. Мне очень сложно судить чья роль в этой войне была более важной, а чья – менее. Мы должны согласиться с тем, что Союзники, все вместе, были очень сильны. И, возможно, поодиночке им было бы намного труднее бороться с врагом, с нацистами. Никто тогда не считал немцев плохими, но возникновение нацистского движения, конечно, стало ужасным событием для Европы и для всего мира. Люди не должны забывать и роль Советского Союза. Так называлась моя страна – Советский Союз, и она сыграла свою роль в войне.
К тому же тогда, особенно после распада СССР, звучало много голосов и мнений, которые я никак не могу поддержать. Некоторые полагали, довольно глупо как мне кажется, что и нацисты, и СССР сыграли одинаково злодейские роли в той войне. К такому мнению нельзя относиться серьезно. Я не думаю, что найдется серьезный историк, который поддержал бы эту теорию, ведь СССР потерял так много людей, возможно слишком много, и наверное их можно было бы сохранить. Наверное. Но цена победы была огромной, и сегодня нельзя говорить, что нацизм мог быть побежден без участия СССР. Я не думаю, что кто-то имеет право так говорить.
Поговорим о сегодняшнем дне. Сегодня звучат критичные заявления о том, что столь масштабное празднование Дня Победы в Москве в этом году неоправданно, особенно если учесть, что наша экономика сейчас не в лучшем состоянии. Вы согласны?
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ: Это правда, но подумайте сколько ветеранов могут ждать еще пять лет, чтобы снова понять, что они живы, увидеть, что их страна помнит то что они для неё сделали. Для страны, для всего мира, для своих внуков. Об этом нужно говорить – честно, открыто и серьезно. Этого многие ждут и, я уверен, многие отнесутся к этому с уважением.
Что вы думаете о возрождении неонацизма, которое мы видим в России и в других восточноевропейских странах?
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ: Непростительно. Непростительно. Все люди доброй воли, люди с сильным чувством ответственности должны вместе бороться с этим на всех фронтах, и остановить это.
Вы много раз высказывались о Кавказе, говоря о том, что там должен быть мир. Мир на Кавказе возможен? Как его достичь?
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ: Его будет очень сложно достичь из-за ошибок, которые были сделаны двадцать лет назад. Кавказу нужны умные и ответственные политики, лидеры. Двадцать лет назад кавказские националисты выглядели как герои, потому что единственной песней, которую они знали было: «избавиться от русских! Нам не нужны Советы! Мы сами – великая страна и великая культура». Но потом регион столкнулся с куда более сложной задачей – построить свою экономику, научиться жить в мире и гармонии не только внутри региона, но и с соседями. Это было очень сложно и больно для сотен тысяч людей. Распад Советского Союза был во многих смыслах благоприятным событием, но это также был крайне трагичный процесс. Люди запада не знают насколько он был трагичным.
Когда в августе 2008 года случилась трагедия в Южной Осетии, вы провели в Цхинвале концерт рядом с разрушенным зданием парламента. Что подвигло вас на этот поступок?
ВАЛЕРИЙ ГЕРГИЕВ: Это была очень трудная пора для многих кавказцев. Никто не знал наверняка почему всё произошло одновременно с открытием Олимпийских Игра. Никто не понимал зачем стрелять в собственный народ. Если ты считаешь территорию своей, зачем обстреливать её? Зачем водить танки, самолеты? Зачем атаковать спящих детей и стариков? Эту правду было очень трудно донести. И, мне кажется, на западе, 95% или даже 99% людей ничего не поняли. Они увидели только русские танки, и Россию выставили агрессором. Я в конце концов не только гражданин России, но и осетин. Но я не поехал туда, сражаться с Грузией. У меня много друзей-грузин.
Однако я хотел оказать поддержку тем, кто потерял членов семьи. К сожалению там и дети были убиты, и старики. Мне всё это рассказывали – я сам говорю по-осетински, и поэтому я мог понять что происходит без помощи пропагандистской машины. Я просто поговорил с друзьями людьми, с которыми мы дружим уже тридцать или сорок лет. Но тогда. В первый раз за много-много лет, российская армия совершила то, что многие потом назвали вторжением – они вторглись в другую страну. Они сделали это, чтобы спасти тысячи людей, которые все еще оставались живи, в Цхинвали. Правда доходила до людей неделями и даже месяцами. И, мне кажется, многие люди в конце концов поняли, что реальная картина отличалась от того, что показывали новостные каналы по всему миру.
Мы назвали тот концерт «Реквием». Это не был праздник: праздновать было нечего. Потеря стольких жизней… В какой-то момент люди говорили: «но ведь были убиты не тысячи, только сотни». Я не вижу повода праздновать смерть сотен людей. Мне не нравится, когда об этом концерте говорят как о политическом поступке. Это был человеческий поступок.
Большое спасибо, что уделили нам время.
ВЛАДИМИР ГЕРГИЕВ: Мое удовольствие.