«Я не вижу себя вне «Спартака»: Ребров о возможном завершении карьеры, отношении футболистов к СМИ и благотворительности

— Плотный календарь, постоянные перелёты, тренировки, восстановительные процедуры... Как вам удаётся при столь непростом графике находить время для социальной активности и семьи?

— Да, времени действительно не так много. Живу по строгому распорядку: тренировки — семья. На свои дела есть время лишь тогда, когда дети в саду и школе. Но это мой ритм жизни, иначе я уже не могу. Когда в отпуске, начинаю быстро ловить себя на ощущении, что чего-то не хватает. Это своеобразный наркотик. Ты просто не представляешь иной жизни.

— Но ведь вам уже 34 года, что по футбольным меркам не так и мало. Вы понимаете, что рано или поздно придётся отказаться от такого образа жизни?

— Разговаривал со многими ребятами, которые закончили карьеру. Все в один голос говорят, что надо подготовить себя. Для любого спортсмена страшно проснуться и не знать, чем себя занять. Нельзя сидеть дома и бездействовать, иначе сойдёшь с ума.

— Раз вы заговорили об окончании профессиональной карьеры, значит, морально уже готовитесь. Но ведь ваш контракт со «Спартаком» действует ещё несколько лет?

— Не подумайте, что я готовлю себя к этому. Нет! Моя карьера из-за травмы могла оборваться ещё десять лет назад. Морально я понимал, что всё может закончится именно тогда. Но после этого были победы, титулы, и уверен, что будут ещё. Однако не стану лукавить: я отдаю себе отчёт в том, что, даже если буду играть достаточно долго, настанет время поставить точку.

— Возрастные рамки для себя обозначили? Не секрет, что именно вратари могут позволить себе оставаться в футболе максимально долго.

— Всё зависит от того, насколько ты будешь нужен своей команде. Не знаю, как со стороны, но сам я понимаю, что сейчас нахожусь в оптимальной форме. С годами стал лучше понимать себя, свои возможности. Смотрю на наших молодых ребят и вижу, что где-то нагрузки даются мне легче. Так что никаких планок я себе не выставляю. Конечно, хочется поиграть подольше и не просто играть, а играть за «Спартак».

— Минувшим летом «Спартак» оказался в одном отеле с ПСЖ. Вам удалось пообщаться с вашим коллегой Джанлуиджи Буффоном?

— Расскажу это историю. Да, мы знали, что французы проведут сбор в соседнем отеле. Однажды утром, стоя на своём балконе, увидел, как они идут на прогулку. Во мне проснулся какой-то детский азарт: хотелось выбежать, сделать фото. Стал себя отговаривать, говорить себе: «Артём, это несерьёзно, к тому же ты не одет». Пока размышлял, увидел, как Георгий Джикия уже делает с ним фото. Он у нас парень не из робких, но даже он растерялся от того, как вёл себя Джанлуиджи. Он так по-свойски обнял его, что стало понятно — он действительно легенда. Я фото так и не сделал, но мне было достаточно этого эпизода, чтобы запечатлеть его в своей памяти.

«В России нет футбольного продукта»

— Вы чувствуете, что после проведения ЧМ в России в стране изменилось отношение к футболу?

— Безусловно. Люди изменились. Раньше про футболистов да и игру в целом говорили с неким пренебрежением, сейчас это риторика поменялась. Я не играл за сборную на ЧМ, но ощущаю это, когда прихожу в школу к сыну. Люди стали ходить на стадионы, в стране настоящий футбольный бум. Очень хочется, чтобы он только нарастал и мы никогда не возвращались бы к прежнему состоянию. Многое зависит от нас самих, от национальной команды, от клубов. Никто не будет носить тебя на руках вечно, если ты не будешь показывать достойного результата.

Также по теме

«Чтобы двигаться дальше, нужно забывать об успехах»: Черчесов о сборной России, наследии ЧМ и отношении к критике

У сборной России по футболу нет времени предаваться воспоминаниям об успехе на ЧМ-2018. Об этом в эксклюзивном интервью RT заявил...

— На днях Артём Дзюба, ставший после ЧМ самым узнаваемым футболистом России, сказал, что вся его жизнь в футболе — путь воина. А как бы вы охарактеризовали свою?

— Наверное, это путь шахтёра, трудяги, который постоянно копает, не останавливается, несмотря ни на что. Путь этот сложный, с травмами, с падениями, но он успешный. Случались большие победы.

— Можете честно признаться себе в том, что горды собой и своей карьерой?

— Нет, не могу. Открою небольшой секрет: дома соорудил специальную полку, где расставил все свои награды. Думал, что буду заходить туда и получать удовольствие, вспоминая о триумфах. Пока ничего подобного не чувствую. Возможно, подсознательно, делал это на будущее. К тому же футбол — это только часть жизни, рано или поздно она закончится и начнётся другая. Если я остановлюсь, начну гордится тем, что есть сегодня, то, закончив карьеру, я сяду в этой комнате и пойму, что мне некуда двигаться. И это будет тупиком.

— Ваша социальная активность, благотворительные аукционы и помощь нуждающимся — это зов души или подготовка площадки для жизни после футбола?

— Я давно этим занимаюсь, ещё со времени выступления за подмосковный «Сатурн». Раньше так было не принято. Многие в команде шутили, подкалывали… а со временем всё это переросло в создание фонда. Это моё мироощущение. Понимаю, что если мне дано что-то в финансово-материальном плане, то я должен этим поделиться. Я так вижу эту жизнь. Да, возможно, в будущем это направление будет развиваться, но как ни крути, даже после окончания карьеры я вижу себя где-то рядом с футболом. Фонд может быть параллельным занятием. Не исключаю, что когда-нибудь передам его в надёжные руки.

— Нет опасений, что кто-то может воспользоваться вашей отзывчивостью в корыстных целях?

— Люди разные, и я пару раз обжигался. Была одна показательная история. Когда я только перешёл в «Спартак» на базу в Тарасовке пришло письмо, в нём девушка рассказывала историю о своём дедушке-ветеране, о том, что я его самый любимый игрок, и просила майку с автографом в подарок на 9 Мая. Конечно, я недолго думая отправил этот небольшой презент по указанному адресу. Прошла пара недель — и такое же письмо от этой же девушки получил Сергей Паршивлюк. Тогда я понял, что отныне надо осторожнее и разборчивее относиться к просьбам. Сейчас по первым строчкам могу понять, искренне человек просит помощи или нет.

— Вы всегда открыты не только для болельщиков, но и для журналистов, однако ваши партнёры, да и игроки других клубов порой ведут себя иначе. В нынешнем сезоне РПЛ уже были случаи, когда команды в полном составе отказывались выходить для общения с представителями прессы. Как это объяснить?

— Не хочу осуждать ребят. И у меня были такие моменты, когда не было ни сил, ни желания общаться. Однако выскажу своё мнение. Недавно обсуждал со знакомым, что в России нет так называемого футбольного продукта. У нас есть хорошие футболисты, популярные команды, болельщики, новые стадионы, но нет конечной цели, проекта. А это и атрибутика, и трансляции, и игроки, которые в обязательном порядке после каждой игры должны раздавать автографы фанатам и раздавать интервью. В противном случае их оштрафуют, причём не на словах, а на деле.

Наверное, это вопрос воспитания профессионализма — нужно закладывать это в ребят ещё со школы, чтобы, попадая в элитные клубы, они понимали, что общение с журналистами не прихоть, а часть работы.

— Назовите, что вы больше всего хотели бы искоренить в российском футболе.

— Запретил бы говорить про судей. Очень не нравится, когда игроки и тренеры начинают активно обсуждать эту тему после игр. В моём понимании это проявление слабости. Ещё хотел бы, чтобы команды в полном составе всегда подходили к трибунам и убирали за собой в раздевалках. Японцы показали нам отличный пример на ЧМ — всё за собой убрали! У нас всё происходит иначе, да что там… Сам иногда, уходя со стадиона, думаю: «Ну что же я такое после себя оставил?»

— А что вас восхищает в российском футболе?

— Для меня главный восторг — это спартаковские фанаты. Они всегда рядом. В жару, в холод, в любой точке Земли. Ими просто невозможно не восхищаться.

«Порой сам себе говорю: «Зачем тебе всё это надо?»

— Раз уж мы заговорили о болельщиках: вы знаете, что один из самых популярных запросов в сети, связанный с вами, — это «Почему не играет Ребров»?

— Этот вопрос точно не ко мне. (Смеётся.) Хотя отдаю себе отчёт в том, что такие вопросы будут звучать всё чаще. Даже мои сыновья порой спрашивают меня об этом. Это знает только тренер… Хорошо, что моя карьера шла по извилистому пути. Я не всегда был основным вратарём, так что некий иммунитет к подобным вещам с годами уже выработался. Надо работать, готовиться — шанс обязательно представится.

— Когда вы поняли, что в нынешнем сезоне ставка будет сделана на молодого Александра Максименко? И как вам удаётся быть для юного партнёра старшим наставником, а не прямым конкурентом за место в воротах?

— Всегда стараюсь смотреть на то, что происходит со мной, через призму собственного прошлого. Я тоже был в такой ситуации, когда первым номером был Андрей Дикань. Он был любимцем болельщиков, и тут в ворота встал я. Андрей мне очень помогал, поддерживал, теперь я стараюсь вести себя так же с Селиховым и Максименко. Конечно, недели две пришлось бороться с собой. Но я уже на сборах понимал, что тренерский штаб выбрал нового вратаря, моя роль в этой истории — помогать ему и работать над собой, быть в форме на тот случай, если нужно будет помочь команде на поле.

— Некоторые говорят, что вы отличный пример для подражания, ролевая модель современного героя вроде Андрея Тихонова — эдакого правильного интеллигентного парня, живущего по соседству и всегда готового прийти на помощь. Вы с этим согласны?

— Меня много с кем сравнивали, но с Андреем Валерьевичем впервые, это приятно. Я вырос на футболе «Спартака», в котором он играл ведущую роль и всегда вызывал в душе тепло.

— Эксперты на протяжении всей вашей карьеры в «Спартаке» часто говорили: «Ребров хороший вратарь, но ему не хватает здорового эгоизма». Для вас это было проблемой?

— Могу сказать экспертам: ребята, извините, но я уже чемпионство и суперкубок выиграл вместе с командой, и для меня важно, что после этого успеха я остался человеком. Никто не может сказать мне, что Ребров повёл себя как эгоист, перешагнул через чью-то голову. Я всего добился честным трудом и был вознаграждён за это.

— Вы признались, что сейчас чувствуете себя на пике формы. Насколько тяжело полноценно выкладываться на тренировках, зная, что вряд ли сыграешь в предстоящем матче?

— Это очень тяжело, особенно после того, как ты много лет был основным вратарём, у тебя сформировавшаяся взрослая жизнь и дети, которым хочется посвящать больше времени, а ты в ситуации, когда тебе надо пахать активнее, чем раньше. Беру себе дополнительную программу, работаю в отпуске. Порой сам себе задаю вопрос: «Зачем тебе всё это надо?»

— Действительно, зачем?

— Внутри что-то, скажем так, зудит. Это какой-то внутренний стержень и амбиции, которые не позволяют мне опустить рук и закончить.

— Это вызов самому себе или попытка доказать футбольному миру, что вас рано попытались списать со счетов?

— Обществу я ничего доказывать не собираюсь совершенно точно. Просто в очередной раз для самого себя есть цель покорить некую вершину. Если подобных стремлений не будет — это прямое указание на то, что спортивная карьера закончена.

— Подсказывая что-то молодым партнёрам по команде, вы не ловили себя на мысли, что готовы попробовать свои силы на тренерском поприще?

— Такие мысли возникают, какие-то вещи уже уточняю у наших тренеров по вратарям. Скажу честно: уже была возможность пойти учиться на главного тренера, но от этой идеи я отказался. Главным я бы быть не хотел. Это слишком большая ответственность, требующая отказа от собственной жизни и полного погружения в команду. Пока я не готов к такому.       

— Почему вы в тот момент, когда поняли, что ставка сделана на другого вратаря, не попросили руководство «Спартака» продать вас в другой клуб?  

— Всё дело в том, что я не вижу себя вне «Спартака» и хотел бы закончить свою карьеру именно здесь. Не могу даже представить, что выхожу на поле в форме другой команды. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы срываться с места, бросать семью, команду и гнаться за личным успехом и деньгами.

— То есть вы поняли Джона Терри, который отказался переезжать в Россию из-за семьи?

— Да. Естественно, мы тут все следили за развитием событий и, конечно, хотели, чтобы он присоединился к команде. Но после того как повисла пауза, зашёл в его соцсети и сразу понял, что это как-то связанно с его семьёй. Безусловно, как игроку мне жаль, что он не приехал. Как футболист Терри мог бы многое получить в нашей стране, но как мужчина я его понимаю: он потерял бы намного больше, уехав от детей и супруги.