«Тело должно быть свежим и готовым «взрываться»: Бойкова и Козловский об элементах ультра-си и эстетике увлечений

Эти двое в олимпийском сезоне стали самой драматической и, наверное, где-то даже несчастной парой. Проиграли всё, что только можно проиграть, причём не кому-нибудь, а в том числе принципиальным соперникам — подопечным своего же тренера.

В подобных случаях подавляющее большинство фигуристов начинают думать о том, чтобы сменить тренерский штаб, куда-то уехать — туда, где, возможно, будут больше любить, больше обещать, сильнее о тебе заботиться.

Но сегодня они совершенно неожиданно — два абсолютно счастливых человека.

— В начале осени фигуристов принято спрашивать о том, как они провели лето. Что вспоминается первым делом?

Александра Бойкова: Очень плодотворные сборы в Сочи получились. Они шли месяц, и это было достаточно тяжеловато, потому что это первые такие длинные сборы в нашей карьере, но мы многое за них успели.

Также по теме

«Получили граблями по голове»: ISU зафиксировал финансовые потери в связи с отстранением российских фигуристов

Международный союз конькобежцев опубликовал финансовый отчёт, в котором сообщил о резервировании порядка €2,6 млн на погашение убытков...

— Можно немножко поподробнее?

А. Б.: Успели полностью восстановиться. Начали пробовать новые элементы, которые мы даже в мае делали хуже, чем после отпуска в Сочи.

Дмитрий Козловский: Мы усиленно трудились над четверной подкруткой и продолжаем над ней корпеть.

А. Б.: Плюс, уже будучи на сборах, мы начали накатывать короткую программу и поставили произвольную.

— Программы олимпийского сезона вам ставили два известных специалиста — Александр Жулин и Николай Морозов. Сейчас вы работаете с Николаем Морошкиным, который далеко не столь опытен и известен. Это эксперимент?

Д. К.: Никто из известных постановщиков не пришёл в профессию, будучи уже знаменитым, ведь так? В какой-то момент карьеры в них кто-то поверил, как, допустим, Татьяна Тарасова в своё время поверила в Николая Морозова и привлекла его для работы со своими спортсменами. С того момента, наверное, и начался его взлёт как постановщика и как тренера. Мы не один год наблюдали, как у нас на глазах растёт Николай Морошкин. Развивается, имеет свой взгляд, свой стиль. И готов этот стиль предлагать взрослым спортсменам.

— Но ведь должно было произойти что-то такое, что натолкнуло вас на мысль: почему бы не попробовать?

Д. К.: Ни для кого не секрет, что специалист, которого приглашают исключительно для постановки, как правило, не имеет возможности вносить коррективы по ходу сезона. А перемен по мере вкатывания происходит немало. Сотрудничество с Морошкиным даёт нам в этом плане целый ряд преимуществ. В своё время он помог нам основательно доработать короткую программу My Way, с которой мы поставили мировой рекорд на чемпионате Европы-2020, активно участвовал в работе над следующей короткой — «Ходячий замок». Причём всё, что предлагал, было не просто поверхностной доработкой, а полноценно поставленными фрагментами с определённым стилем и настроением.

А. Б.: Мы вместе ещё ставили несколько показательных номеров, и они все нам очень подходили. Поэтому и решили, что, наверное, пора шагнуть чуть дальше и поставить на сезон.

— Можно ли сейчас сказать, что ваши новые программы круче олимпийских?

Д. К.: Хороший вопрос.

Я считаю так: любой программе нужно время. Срок выдержки, что ли. С одной стороны, мы уже опробовали их на публике, но, чтобы сравнивать их с наиболее удачными постановками наших прежних лет, нужно довести обе до соответствующего уровня. А на это нам требуется время. Думаю, что ближе к контрольным прокатам, к началу Гран-при России о программах можно будет говорить и оценивать в контексте нашей карьеры.

— По ходу олимпийского сезона на первый план постоянно выходила тема конкуренции между вами и Анастасией Мишиной / Александром Галлямовым. Вы по-прежнему тренируетесь на разном льду?

Д. К.: У нас в клубе произошло расширение одиночной группы, ввиду этого сократилось количество льда. Поэтому сейчас тренируемся вместе.

— Психологически это не напрягает?

Д. К.: Для нас этот вопрос значения не имеет.

А. Б.: У нас сейчас есть очень много собственной работы, на которой нам с Димой приходится полностью концентрироваться.

— После Олимпийских игр вы говорили, что считаете главной задачей продолжать двигать свой вид спорта вперёд. Но тогда ещё не было известно, что крупных международных стартов в этом сезоне, скорее всего, не случится. Руки не опускаются?

А. Б.: Стимул кататься у нас есть, потому что мы очень хотим показывать новые сложные элементы.

Д. К.: Вдобавок к словам Саши могу сказать, что именно этот сезон, который сейчас получается таким вроде бы слабым и скудным на международные турниры, может сыграть на руку тем спортсменам, которые хотят сделать шаг вперёд, пойти на полноценный апгрейд в своём катании. Крайне сложно найти время на подобную трансформацию, когда трудишься в обычном режиме. Это ведь не просто добавить какой-нибудь новый переход или выучить новую поддержку. За четверными элементами стоит повышенная травмоопасность, дополнительные сложности. Всё это абсолютно ломает привычную подготовку, твоё состояние в этих программах, прикатку к другим элементам. Кардинально меняется всё. На то, чтобы это улеглось, на самом деле нужно не просто время, а полноценный год, которым ты готов рискнуть и чем-то пожертвовать. Так что очень даже хорошо, что сейчас у нас есть время на такого рода эксперименты.

Также по теме

«Если не получается, никогда не истерю»: Косторная — о лени и «старости», своих фразах, операции и переломах

Желание сделать на тренировке какой-то элемент, который не удался с первого раза, порой превращается в одержимость. Об этом в интервью...

— То, что вы давно пробуете четверной подкрут, я в курсе. А как обстоит дело с четверным выбросом?

А. Б.: Хорошо обстоит. Тренируем.

— Вопрос персонально к вам, Саша: какой из этих элементов страшнее?

А. Б.: Подкрут. Я очень долго боялась исполнять его на льду. Хотя и Дима, и Артур Леонидович Минчук постоянно меня убеждали, что делать подкрут гораздо безопаснее, чем выброс. Но я боялась, потому что понимала: если что-то пойдёт не так, то травмируюсь не только я, но ещё и Дима, который во время подкрута находится подо мной. В выбросе всё совсем иначе: там вся ответственность после того, как меня выпустили, лежит только на мне.

— Не думаю, что в случае неудачной попытки ваш партнёр согласился бы с этим мнением.

А. Б.: Ну вот поэтому Дима и Артур Леонидович очень переживали. Но я в одиночном катании очень часто тренировала многооборотные прыжки. На лонже, без лонжи. То есть для меня это было не страшно. И я для себя понимала, что важно продолжать этим заниматься: в конце сезона всегда начинала напрыгивать различные каскады, чтобы наработать крутку, способность быстрее и лучше адаптироваться в воздухе, если что-то идёт не так. Поэтому чисто физически я была полностью готова к четверному выбросу. В первый раз мы попробовали сделать его без лонжи в последний день перед отпуском, 13 мая. Я вообще очень люблю число 13. И вот, когда оно наступило, прочитала гороскопы, узнала, что меня сегодня ждёт, чтобы заранее всех успокоить.

— Прямо представляю себе эту картину: открываете гороскоп, а там написано: «Ждёт вас сегодня, Александра, четверной выброс».

А. Б.: Там было что-то типа: пробуйте новое, сегодня это обязательно у вас получится. Вот я всех и уговорила. Понимала при этом, что, раз уж собралась, нужно идти на выброс сразу: чем дольше ты думаешь, чем дольше собираешься, тем страшнее тебе становится. Поэтому и Диме сказала: «Сейчас поедем четверной, и ничего не спрашивай. Поехали!»

— Результат удовлетворил?

А. Б.: Выехать я не выехала, но попытки были очень и очень перспективные. Во всяком случае мы сразу решили для себя, что элемент нужно тренировать. Это важно: как только ты понимаешь, что не просто что-то пробуешь, а вводишь это в систему, вероятность стабильно успешного исполнения становится гораздо выше. Сейчас мы делаем выброс как на лонже, так и без, чтобы чувствовать открытие, приземление.

— Аналогичный вопрос к Дмитрию: первый раз запускать партнёршу на четверной элемент без страховки страшно?

Д. К.: Напряжённо. Четверной выброс у меня вызывал гораздо большее состояние внутреннего напряга, нежели четверная подкрутка. Хотя эти элементы абсолютно разные. Другой темп, другой заход, другой взрыв, другая крутка. Особенно когда четверные осваивают уже взрослые, сформировавшиеся спортсмены, а не сильный парень и маленькая девочка. Это абсолютно другая история. И требует она абсолютно нового и своеобразного подхода.

— Ловить человека, который прилетает тебе в руки после четырёх оборотов, сложнее, чем после трёх?

Д. К.: Если подкрутка начинается хорошо, ловля происходит автоматом. Это уже такое наработанное годами движение. Было бы даже интересно посмотреть статистику, сколько подкруток за свою карьеру я выполнил. В общем, это уже наработанный навык, который не вызывает никаких проблем.

Также по теме

«Хочется, чтобы возобладал здравый смысл»: Коган о предвзятости ISU к российским судьям и смене гражданства

Вопрос допуска россиян к международным соревнованиям по-прежнему зависит от позиции МОК, заявил в интервью RT генеральный директор...

— Я правильно понимаю, что подкрутка и выброс отнимают у вас сейчас львиную долю времени? Или элементы такой сложности много тренировать нельзя?

Д. К.: Очень интересный вопрос. Их действительно нельзя затренировывать и заделывать. Их нужно исполнять на качественное тело, которое готово «взрываться», готово стопроцентно переносить нагрузку.

А. Б.: Поддержки, прыжки фигуристы часто делают на усталости. У нас раньше тоже была такая практика: могли час полноценно оттренироваться и потом ещё полчаса прыгать. Это даёт тот самый навык, про который тренеры говорят: разбуди в три часа ночи — ты должен пойти и всё сделать, в любом состоянии.

Д. К.: На усталости можно работать только при полноценно выученном элементе. А на элементах ультра-си тело должно быть свежим, чтобы основательно подойти к процессу. Нужно хорошо размять тройную подкрутку, сделать четверную в зале. Потом постепенно, при качественном исполнении тройной на льду, идти на четыре оборота. И делать это очень внимательно. Такие элементы точно не стоит исполнять пять, десять раз за тренировку — трёх вполне достаточно.

А. Б.: Если чувствуешь, что есть какое-то сомнение или что-то побаливает, ни в коем случае нельзя рисковать: в этом случае что-то обязательно пойдёт не так.

— Проверяли?

Д. К.: На сборах в Сочи была ситуация, когда в графике наших тренировок была запланирована работа над четверной подкруткой, но сам я чувствовал, что тело сегодня не готово, нет необходимой резкости. Соответственно, предупреждал тренеров, и мы переносили. Когда этот элемент уже будет устаканиваться, станет для нас более привычным, думаю, ощущения будут сглаживаться. Но на стадии изучения ультра-си надо пробовать, когда ты уверен: зайдёшь, сделаешь и поймаешь.

У нас вообще нет методики работы на износ. В том плане, что фигурное катание — это не какой-то сумасшедший марафон, где нужно нечеловеческим усилием преодолевать себя. У нас вид спорта ожидаемый. В том плане, что спонтанных действий практически не происходит. Это не боксёрский поединок, где ты выходишь против своего оппонента и понятия не имеешь, куда он будет наносить свой следующий удар.

— Самое яркое впечатление лета, не связанное с тренировками?

А. Б.: У меня это был, конечно, отдых. Долгожданная поездка с подругой в Стамбул на три дня. Получила уйму впечатлений.

— Я, честно говоря, думала, что вы с Димой отдыхаете тоже вместе.

— О нет. Мы, конечно же, лучшие друзья, но это же не значит, что ещё и в отпуск вместе надо ехать. Нужно хотя бы иногда отдохнуть друг от друга.

Д. К.: Мы и без того видим друг друга слишком часто.

— А какое наиболее яркое впечатление назовёте вы, Дима?

Д. К.: Вот как раз пытался вспомнить. Пока не получается. Олимпийский год забрал у меня слишком много эмоциональных сил. Это не связано исключительно только с Играми, год в принципе получился тяжёлым. Возможно, как раз поэтому я уже довольно давно не испытывал каких-то сильных эмоций. Всё более или менее размеренно. Это при том, что моя жизнь не ограничена только фигурным катанием. Есть обязательства, планы на жизнь, которые я стараюсь воплощать в реальность. Интересно узнавать что-то новое, развиваться, двигаться вперёд с точки зрения своего развития, образования. Мне это нравится, меня это радует и мотивирует. В общем, нет ощущения, что не хватает времени на интересную жизнь.

— Конкретный пример текущих увлечений приведёте?

Д. К.: Сейчас читаю очень интересную книгу, которую написал профессор Кембриджского университета корейского происхождения Ха Чжун Чанг, — «Как устроена экономика». Там доступными словами объясняется, что экономика по большей своей части — это наука о здравом смысле и здравом выборе человека. Мне интересно транслировать это на нашу текущую жизнь, понимать, какие открываются перспективы в образовании новых экономических, валютных зон, новых геополитических моделей, школ, идеологий. Это влияет на нашу текущую жизнь намного больше, чем некоторые процессы, которые нам кажутся первостепенными.

Также по теме

«Шоу-бизнес — тяжёлая история, но фигурное катание страшнее»: Рудковская — о Тарасовой и Тутберидзе, Навке и Плющенко

Существующие ныне критерии оценок в фигурном катании не всегда объективно отражают положение дел, из-за чего концентрация подводных...

— Слушая вас, вспомнила, как 30 лет назад делала интервью с Александром Карелиным, в котором он сказал, что невозможно жить в России и не интересоваться политикой. 

Д. К.: Тесная связь с политикой — естественный процесс в любом развитом с политической точки зрения государстве. И под политикой следует понимать не только деятельность, направленную на управление государством, но и умение налаживать связи в социуме. Есть экономист Михаил Хазин. В одной из его последних книг, «Лестница в небо», он как раз рассуждает на тему того, что политика — это почти всё, что нас окружает. Любой человек, который чего-либо добился в социальном мире, так или иначе имеет отношение к политике и её системе.

— Означают ли эти слова, что свою послеспортивную жизнь вы видите в политических организациях? В той же Госдуме, например?

Д. К.: Мне бы хотелось делать что-то достойное для своей страны, что было бы значимо. Под своей страной я подразумеваю Россию — не представляю себя в ином статусе. Я не хочу никуда уезжать, я хочу здесь жить, хочу здесь развиваться и иметь отношение к тому, чтобы страна становилась лучше. И поверьте, в моих словах нет никакого пафоса, а только искренняя любовь к Родине.

— Есть ли какое-то чисто спортивное занятие, не связанное с фигурным катанием, в котором вам обоим очень хотелось бы себя попробовать?

А. Б.: Картинг, гонки. На картинг я ходила в Сочи с Димой и с другими ребятами из нашей группы. Мне очень нравится скорость сама по себе. С удовольствием попробовала бы прокатиться за рулём гоночного болида.

Д. К.: Для меня это гольф. Мне нравится, когда в спорте есть эстетика, ритуальный процесс, наслаждение этим процессом. Ни для кого не секрет, что я периодически играю в теннис. Мне нравится в нём всё: укладывать тренировочную сумку, завязывать кроссовки, выходить на корт, доставать ракетку, разминаться, ощущать в руках этот шерстистый мячик.

Удовольствие от процесса очень сильно помогает перестраиваться, переключать голову. Когда ты занимаешься чем-то профессионально, ты в какой-то степени уже не можешь работать исключительно в удовольствие. Потому что профессия так или иначе отбирает у тебя не только силы, но и эмоции. И это потихоньку превращается в рутину. Восполнять это я научился за счёт развития в других областях.

— Представляете, сидит сейчас Тайгер Вудс на каком-то из калифорнийских катков и говорит приятелям: «Наконец-то я могу отложить эту чёртову клюшку для гольфа, надеть ботинки для фигурного катания, не спеша зашнуровать их, насладиться ощущением гладкой кожи, скользящих лезвий…»

Д. К.: Меня очень удивит, если Тайгер Вудс в курсе таких подробностей о фигурном катании. Чтобы так случилось, нашему виду спорта нужно сильно развиваться во всех направлениях.