Давайте вспоминать

Пальцы как будто сами тянутся напечатать: «Время шаг за шагом стирает из памяти детали, штрихи, ситуации и передряги, в которые мы попадали вместе…»

Однако вынужден признаться, что в случае Андрюхи Стенина это будет пускай и сладким, но абсолютно ложным повествовательным искушением.

Этих самых передряг, ярких моментов, жутко смешных, а иной раз абсолютно сюрреалистичных сюжетов, через которые мы вместе прошли, настолько много, что они жирной тучей насекомых роятся в оврагах мозга, перепрыгивают через вершины набитых шишек и никак не способны выстроиться в хоть сколько-нибудь последовательный рассказ.

Также по теме

В Историческом музее открылась выставка фотографий конкурса имени Стенина

В Государственном Историческом музее в Москве открылась выставка фотографий лауреатов Международного конкурса фотожурналистики имени...

Сегодня вспоминают журналистов, погибших при исполнении. Я с большим и профессиональным уважением отношусь к трагедиям других моих коллег, но смерть Андрюхи Стенина стала в некотором смысле моим первым по-настоящему ощутимым — до одышки и сжатия сердца — столкновением с этой стороной репортёрского ремесла. Нет сейчас никакого желания рассказывать о том, как именно он погиб, как мы с Мишей Фомичёвым весь август 2014-го ездили по моргам и заглядывали во все сгоревшие тачки, разбросанные по тягуче-знойным донбасским степям, раскинувшимся между Саур-Могилой и злосчастной Дмитровкой, в поисках его тела. Для меня Андрюха — это отнюдь не его обугленные после расстрела останки. И уж если сегодня день памяти, так давайте вспоминать.

Первое, что яркой вспышкой встаёт перед глазами, — номер отеля Damarose в Дамаске, почти опустошённая бутылка джина Bombay Saphire, из стенинского ноутбука на всю Сирию играет «Аукцыон» и до этого тотально-молчаливый Андрюха, перекрикивая Гаркушу и Фёдорова, доказывает мне, абсолютно зелёному на тот момент военкору, по сути, впервые приехавшему в зону реального вооружённого конфликта, что пишущая журналистика — это херня полная и как он круто поступил, бросив «Коммерсантъ» (где он как раз на заре своей карьеры и работал пишущим журналистом) и променяв перо на фотоаппарат.

Писать, объяснял он мне, скука и отстой. Вот фотография!

Ирония, к слову, заключалась в том, что, оказавшись уже буквально через пару месяцев на «евромайдане» в Киеве, а затем в Крыму и Славянске, он, помимо крутейших фоток, выдавал ещё массу едких, очень остроумных текстов тире заметок. Не для печати, не для публикации в агентстве, на которое он работал, а просто на личной страничке (позже я узнал, что многие называют это блогерством). Каждая из этих зарисовок по сути представляла собой завершённый рассказ, терпко отдающий фантасмагориями и рефлексиями в духе Борхеса, что максимально выгодно выделялось на фоне бодрых и гладких репортажей многих из нас.

Также по теме

Украина отказала России в правовой помощи по делу о гибели Стенина

Следственный комитет России направлял в компетентные органы Украины запрос о правовой помощи по делу о гибели фотокорреспондента РИА...

Позже, уже после смерти Андрюхи, я попытаюсь украсть у него эту магически-реалистичную манеру письма, заваренную на гонзо-драйве, но у меня ничего не получится, потому что в определённом смысле густота и своеобразная сатиричность его оборотов необратима: «Нас трое, дико собираемся. Никто не ожидал. Никто не предупредил. Администрация гостиницы очень ждала этого момента. Их шатает от радости. Столько добра оставляем…» Именно так, с какой-то неумолимой энергичностью Хантера Томпсона, он описывал наш побег из оставленного Стрелковым и полностью окружённого неонацистами Славянска: Гиркин, как бы он сейчас ни оправдывался, просто забыл предупредить нас, и мы чудом унесли ноги, дружно посчитав эту дату вторым днём рождения.

Андрюха погиб буквально месяц спустя. И столько всего ещё хочется вспомнить! Как наш сирийский фиксер Артур всё время подозревал его в шпионаже из-за того, что он всё время что-то записывал в свой почти хемингуэевский Moleskine, как мы все обрились машинками наголо на славянской водокачке, пользуясь первой за месяц возможностью помыться, как гоняли с ним вместе к Мотороле и Вохе на Семёновку, как он впервые попробовал себя в роли оператора, записывая мне стендап под «Градами».

В общем, рой насекомых из ярких воспоминаний не отпускает до сих пор, и, конечно, меня не покидает мысль, что Стенин сам в итоге стал почти литературным персонажем.

Надо бы написать про него полноценный рассказ. Надеюсь, когда-нибудь напишу.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.