«На Украине нет консенсуса по вопросу освобождения»: Венедиктов — о встрече с Кириллом Вышинским

— Чья была идея написать такое письмо?

— Я думаю, что идея написать письмо мамы Кирилла Вышинского принадлежала маме. Но, поскольку у неё, у семьи, у жены не было никаких контактов, через общих друзей они вышли на меня. Спросили, могу ли я слетать в Киев. Я сказал: «Конечно, ради этого я смогу слетать».

— Вы знакомы с содержанием письма?

— Я это письмо прочитал после того, как отдал его для передачи президенту Зеленскому. Копию письма, которая была у меня в конверте, я отнёс в СИЗО и отдал Кириллу. Он при мне тоже не стал читать. Но уже после всего этого один из представителей офиса президента дал мне возможность прочитать письмо. Потому что знал, что будут спрашивать.

Самое удивительное в этом письме — это удивительно на самом деле — там не было просьбы о помощи либо об освобождении. Не было. Мама, Лариса Романовна, рассказывала историю своей семьи. Которая там, на Украине, на юге. И прошла всё вот это. Сейчас часть там, часть здесь. Отец Кирилла там, мама здесь, они разведены. Жена и дочка здесь, Кирилл там. И это история многих семей. Конечно, пронзительное письмо. И я думаю, что понимаю, какое оно впечатление произвело на президента Зеленского.

• Киевский следственный изолятор №13
• РИА Новости

— Вы использовали какие-то личные связи?

— Я использовал личные связи. Я был как абсолютно частное лицо. Более того, у меня не было ни полномочий, ни поручений. Естественно, нужно было нащупать новых людей в команде нового президента Зеленского, у меня там не было никаких связей. И мне пришлось сначала слетать в Европу, установить с ними связи. И только потом, в течение недели, они устроили мне такую поездку. Я понимал, что мне нужно, чтобы это письмо попало в руки адресату. И единственное, что я требовал, — это гарантию, что через час после того, как я вручу это письмо — всё равно кому, — мне подтвердят, что оно будет в руках у президента Зеленского.

— То есть вы лично с Зеленским не встречались, а передали через доверенного человека?

— Это один из его ближайших помощников. Я прочитал его биографию и понял, что это он. Сравнил фотографии (я человек подозрительный) — это был он. Мы с ним говорили два с половиной часа. И он повёз Зеленскому. У того был плотный график, он выезжал в Чернобыль.

И пришла через час ответка, мне сказали быть на телефоне. Я подумал: «Что они могут мне ответить? Это же суд должен решать». А они мне предложили встречу с Кириллом в СИЗО. Это означало, что письмо принято, прочитано и воспринято.

— В каких условиях сейчас находится Кирилл?

— Он живёт в четырёхместной камере. Она довольно большая, очень светлая. Там работает телевизор, идут все украинские каналы. Сидит он с бывшими сотрудниками правоохранительных органов. То есть бывший прокурор, бывший следователь… Это вот особый такой блок… Там тюремный быт — неприятный, некомфортный, но сносный — с точки зрения того, что я ожидал увидеть.

— Кирилл здоров, не жалуется?

— Ну слушайте, тюрьма никого не красит. Он бледно-жёлтый.

Я его же раньше никогда не знал и не видел, мы не были знакомы. И у нас абсолютно разные политические воззрения. Даже когда я вошёл, он так удивился. Он же не знал, что я приду. Он, может быть, подумал, что я пришёл его провоцировать… Я не знаю.

Сначала было такое изумление. Но потом… Мы говорили больше 40 минут в присутствии уполномоченного по правам человека украинской Рады Людмилы Денисовой, которая, собственно, и имела право меня туда привести. А затем нас оставили по моей просьбе, и мы ещё, наверное, минут 17 проговорили уже вдвоём. И он мне не показался больным. Но понятно, что он напряжён очень и удручён.

— Как вы считаете, есть перспективы обмена его на кого-либо?

— Ни о каком обмене речи вообще не было. Это инсинуации людей, которые не понимают, как это устроено. Если мы говорим о Кирилле, речь идёт об абсолютно гуманитарном акте. Сначала суд, который мы ждём в понедельник. Конечно, в разговорах всё время возникали и моряки, другие люди, которые сидят по обе стороны враждующих территорий. Но это были разговоры, которые говорили о проблеме, а не об обмене.

Это (ситуация с Кириллом Вышинским. — RT) абсолютно уникальная история, но которая, на мой взгляд, может начать вот эту разрядку по взаимному освобождению. Об обмене не хочет говорить украинская сторона — никак. Включая самых высокопоставленных людей. И об обмене не хочет говорить российская сторона. И я, кстати, очень благодарен Дмитрию Пескову, который в тот момент, когда я сидел с людьми, принимающими решения там (на Украине. — RT), выступил и сказал, что речь не идёт об обмене, вообще не обсуждается… Я должен сказать, что я поставил в известность и администрацию президента, и пресс-секретаря о том, что я туда (в Киев. — RT) еду. Чтобы не помешать — может, идут ещё какие-то переговоры… Здесь знали, с чем я еду. Но я не получал никаких заданий.

Они (украинские собеседники. — RT) говорили: «А, ты тот, который вписался за Голунова? Слушай, у тебя хорошо получается вынимать людей из тюрьмы». Я говорю: «Ну вот видите, значит, я не зря здесь. Значит, я буду надеяться, что вы меня услышали». Надо отметить одну важную деталь. На Украине вокруг этого вопроса нет консенсуса. И нет консенсуса в окружении президента Зеленского вокруг освобождения Кирилла.

Я думаю, что Зеленский преодолевает сопротивление не только внутри украинской элиты (там есть противники, есть националисты, есть люди, которые считают, что тот должен сидеть), но и внутри своего окружения, которое говорит: «Это слабость, если мы будем способствовать тому, чтобы Вышинский уехал».

• Кирилл Вышинский и его адвокат Андрей Доманский на заседании Подольского районного суда Киева
• РИА Новости

Я Кириллу задал прямой вопрос: «Вы украинский гражданин, и вы российский гражданин. Если вас выпустят, изменят меру пресечения — есть такая возможность, суд это будет обсуждать в понедельник, — какое решение вы примете?»

Он сказал: «Я остаюсь украинским гражданином, я сохраняю украинское гражданство. И я не хочу никакого помилования. Я хочу, чтобы этот суд продолжался. Я хочу быть оправданным — как украинский гражданин украинским судом». «Первое, что я сделаю, когда выйду, — сказал он, — прыгну в самолёт и поеду к маме и жене, к дочке… Есть такая у них возможность (изменить меру пресечения и выйти из СИЗО. — RT) — под поручительство так называемое».

— То есть вариант обмена он сам для себя не рассматривает?

— Ни в коем случае. В этом-то вся история. Ни он не рассматривает, ни российская власть не рассматривает. Я сегодня утром говорил с Татьяной Москальковой, с уполномоченным по правам человека, которая этим тоже занимается. Украинская власть тоже не рассматривает. И я не вёз ничего по морякам. Я вёз только по Кириллу. Но все кругом почему-то говорят слово «обмен». Это неправильно. И, может быть, именно это и тормозит то, что мы вот здесь называем обменом. Если сейчас украинская власть сделает жест, мы знаем, что президент Путин тоже способен на жест, и они начнут друг другу делать жесты — может, в результате люди будут свободны.

Мне было дано заверение, что не будет никаких препятствий, если Кирилл захочет пересечь границу, поехать к маме, поехать к жене, быть здесь (в России. — RT), если суд примет решение об изменении меры пресечения.

— А кто может за него поручиться?

— Есть три формы. Во-первых, может быть домашний арест. Вторая форма — он может сам за себя поручиться. То есть он берёт обязательство. Третья форма — это когда кто-то за него ручается. Кирилл сказал: «Я сам за себя поручусь, что я буду там каких-то людей втягивать в это?» И четвёртая форма — денежный залог. Но тогда надо ждать, пока придёт банковская квитанция… Если суд принимает решение о поручительстве — Вышинский сразу освобождается в зале суда.