«Мама не понимает, почему не звонит сын»: племянница Сергея Скрипаля дала интервью RT
Племянница Сергея Скрипаля дала интервью RT
— Расскажите, когда вы последний раз общались с Юлией и Сергеем?
— С Сергеем — в феврале прошлого года. Это было как раз до отравления, где-то 27-28 февраля. То есть он позвонил, сказал, что перезвонит 8 марта, поздравит маму. А Юля звонила последний раз 24 июля — бабушке как раз исполнилось 90 лет. Всё, больше на связь они не выходили. Хотя Юля сказала бабушке, что у Сергея пока стоит стома, её достанут — и через три дня он перезвонит. Ну вот мы ждём.
Очень ждали на Новый год, что позвонят, потом ждали на Рождество — пусть не звонок, эсэмэсочка, хотя бы что-то. На Рождество не дождались, но вот увидели рождественскую сказку, опять господином Урбаном совместно со всеми рассказанную нам. Что Юля уже куда-то пошла работать... что Сергею Викторовичу волосы покрасили.
А последняя новость — я вообще не знаю, как её комментировать. То, что стали разбирать крышу. Якобы разберут крышу, поставят новую — и дом будет чист. Я не понимаю. Сначала вроде бы говорят, что ручка двери была измазана «Новичком». При чём тогда здесь крыша этого дома? Что, «Новичок» с крыши капал на ручку дома? Я, конечно, не знаю, как все граждане Англии, но вот у правительства Англии какое-то странное представление о боевом отравляющем веществе. И действует оно как-то выборочно.
— Вы говорите, что с Сергеем вы общались уже почти год назад, с Юлией — полгода назад. Вы как-то пробовали с ними сами на контакт выходить? Потому что, я так понимаю, они вам не звонят.
— Естественно, пробовали. Нет, они не звонят. Мы периодически пишем эсэмэски, звоним на тот номер, который Юля назвала и сказала, что это её телефон. Но на него никто не отвечает. Либо он выключен, либо никто не отвечает... Связь у нас односторонняя. То есть Юля может выходить с нами на связь, а мы нет.
Опять же, как в этой статье было сказано, в июне она общалась со своей подругой, которая живёт в России, которая прилетала и которая привозила гречку, которую пытались привязать к «Новичку»... Да, Гульнара летала к ней. Но это была показная акция. Юлю привезли, они как бы встретились, потом Юлю забрали и увезли. Так же, как с интервью.
Когда спрашиваешь у корреспондентов в той же Англии, по их словам, им сказали: вы берёте интервью. Её вам привезут, она вам даст интервью. Вопросов вы ей не задаёте. Вы читаете вопросы с листа, она вам с листа отвечает. Всё.
«Мы опасаемся за свои жизни»: полный текст интервью Маргариты Симоньян с «подозреваемыми» в отравлении Скрипалей
То есть интервью было вот такое. Мы сейчас с вами сидим, просто беседуем. Маргарита сидела и беседовала с Петровым и Бошировым, просто беседовала. У них не было заготовленных ответов, они общались. Там же такого не было, там всё было запрограммировано. Потом Юлю забрали и увезли.
Моя версия, как бы это прискорбно ни звучало, что Юля, может быть, ещё жива, но Сергея Викторовича в живых точно нет. Во-первых, по состоянию здоровья, думаю, он бы не смог перенести боевое отравляющее вещество. Потому что у него сахарный диабет первого типа, он больше десяти лет на инсулине... Понимаете, есть масса фактов, которые говорят о том, что, если бы он хотел, он уже мог бы себя как-то проявить.
Любой телефон, даже кнопочный, обладает камерой. Сделать фотографию и прислать её — это не сложно... Никаких эсэмэсок, никаких следов. Начнём с того, что за фотографии некоторые редакции обещали как минимум от миллиона рублей за фото Юлии, полтора миллиона за фото Сергея Викторовича — это начальная ставка. Зная, насколько меркантильны папарацци, не думаю, что они не нашли бы. Если меня люди на улице узнают, то там, наверное, уже толпа выстроилась бы и просто-напросто ходила за ними. А уж фотографиями бы весь интернет пестрел.
— Если, как вы говорите, Сергей Викторович не пережил эту атаку, если его действительно нет в живых, почему тогда эту информацию скрывают британские власти? Или кто скрывает эту информацию?
— Давайте исходить из того, что пока есть иллюзия того, что он живой, Россию можно очень хорошо шантажировать этим... Все заявления ведут к чему: мы знаем, что это сделала Россия, доказывать мы это не будем и предоставлять мы вам ничего не будем.
— Ну, если есть мёртвое тело — условно...
— Да. А если предоставить мёртвое тело, то дело придётся закрыть. И надо будет придумывать другой повод, чтобы шантажировать Россию. А пока этот повод есть, он теплится... Мы можем каждый месяц говорить: ну ведь он живой, и Россия в этом виновата. Я, правда, не знаю, в чём Россия виновата. Виновата в том, что он живой, или...
— Да, это от меня ускользает. То, что он живой, это скорее аргумент в пользу тех вопросов, которые ставятся по поводу потенциала этого боевого отравляющего вещества, якобы применённого против Сергея и Юли.
— Это же политика. Если политик придёт и всенародно покается — значит, он должен поставить крест на своей политической карьере. Каяться-то и в нормальной жизни людям тяжело, а там это вообще невозможно. Представьте, что завтра выходит Тереза Мэй и говорит: «Вы знаете, я была неправа, Скрипали просто отравились, и вот получился такой вот факт».
— Сложно представить Терезу Мэй, которая выходит и говорит: «Я неправа». Давайте сконцентрируемся на Юлии. Последнее сообщение о ней — о том, что Юлия якобы нашла работу... Вам что-то, кроме сообщений СМИ, известно на эту тему? И вообще, что вы знаете о её намерении вернуться в Россию?
«Информационный вброс»: посольство РФ прокомментировало статью The Telegraph о переезде Скрипалей на юг Великобритании
— 24 июля мы разговаривали с Юлей. Она поздравила бабушку, потом мы с ней разговаривали. Я говорю: Юль, ты домой собираешься? Ее сакраментальная фраза: «Да, собираюсь. Как только папе станет легче, я тут же вернусь в Россию. Меня здесь больше ничего не удерживает».
Человек уже пытался работать в Великобритании в своё время, но она поработала там два месяца — ей не понравилось. Она обратно вернулась в Россию. То есть она не собиралась жить и оставаться в Великобритании. У неё была такая возможность, она от неё отказалась.
Да, она приехала туда продлить свой вид на жительство... Ну и ещё ряд факторов. Получилось, что у неё почти девять дней выпадало, можно было приехать. Билеты были куплены в начале февраля, то есть это не то что она спонтанно собралась и поехала. Все знали, что Юля едет в Англию, все знали, что, когда Юля приезжает, они ходят в этот паб. Это у них как церемония.
Они никуда не отходили от своей традиции. Они утром поехали, погуляли по этому торговому центру, зашли в этот паб. Причём некоторые британские источники говорили, что ему уже в пабе стало плохо, что он там себя повёл немножко неадекватно: встал из-за стола, дошёл якобы до туалетной комнаты, а оттуда вышел уже немножко не в себе. Он стал говорить громко. Он как будто был уже очень пьян, хотя все видели, что он практически не пил. И его попросили покинуть это заведение. Они расплатились и вышли на эту скамейку, где их и нашли.
Причём самое главное, что первыми на место происшествия приехали корреспонденты BBC. Которые, видя людей без документов, сразу же дали бегущей строкой новость, что отравлены бывший полковник ГРУ Скрипаль и неизвестная девушка.
То есть Юлю идентифицировать изначально не хотели. Правительство не дало такого распоряжения. Юлю идентифицировали на следующий день с моих слов. Когда те же корреспонденты, видно, не до конца проинструктированные, позвонили и я сказала, кто это. И это было дано. Только после этого пошло: выступил Борис Джонсон, потом Тереза Мэй, что вот он и его дочь Юлия. До этого Юлю даже называть не хотели. Вопросов тут больше, чем ответов.
— Говоря про Юлию, британская газета The Times утверждает, что она продолжает общаться со своими близкими друзьями и родственниками. Вам что-то известно об этих людях?
— Близких родственников я знаю всех. Буквально за две недели до Нового года мы встречались с моей сестрой в Питере.
— Получается, она ни с кем вообще на связь не выходит. С чем это связано, если уже прошло столько времени с момента её выздоровления?
— Сказали, что она общается со своей подругой, с Гульнарой. Но я говорю, что почему-то всё её общение заканчивается 24-м июля.
— Но это очень давно.
— Это давно. Больше звонков от неё мы не получали. Насколько она общается с этой Гульнарой — пока это неизвестно. То есть всё своё общение в России, как говорят, она свела до одного человека. И это человек, который летал в Лондон, который привёз эту гречку, которого дважды допрашивал Скотленд-Ярд в связи с отравлением.
— Вы общались с ней, выходили на контакт?
— Сначала она пошла на контакт, мы с ней разговаривали. Но прошло буквально четыре или пять часов после нашего общения, я ей позвонила — и она отказалась вообще общаться, не стала больше снимать трубку. Потом, насколько я знаю, она поменяла номер телефона.
— А о чём вы с ней говорили?
— В тот момент мы разыскивали Юлину собаку. Я эту собаку вживую не видела, мы её разыскивали, чтобы она смогла с нами съездить в эту гостиницу и подтвердить, что да, действительно, это и есть Юлина собака. И она согласилась: «Да-да, я поеду, Юле помочь надо». Но мы ехали из Ярославля в Москву и на середине пути ей перезвонили, и она уже сказала: «Нет, я с вами не поеду, наверное».
— С чем вы связываете такое долгое молчание Юли?
— Я считаю, что ей говорят: «Не стоит». Потому что интервью было такое же.
— Если всё-таки быть оптимистами и надеяться, что Сергей жив... Как вы считаете, он действительно мог решить поменять внешность?
— Я думаю, что нет. Есть ещё один момент. Понимаете, он человек очень семейный. Он человек, очень привязанный к своей семье. И очень ответственный за свою семью. Сейчас есть один человек, который ждёт его звонка. То есть я могу ждать, могу не ждать. Потому что я не самый близкий родственник, скажем так. Да, я дочь его брата. Но есть мать, которой 91 год. Которой он звонил каждую неделю. Понимаете, мужчины не все это делают.
— Прекрасно понимаю. Мужчина может быть очень привязан к своей семье. И что, он перестал звонить матери? Когда он перестал ей звонить?
— В марте, когда вот это всё случилось — всё, звонки прекратились. Он перестал звонить матери. То есть, если бы он был жив, он бы нашёл любую возможность.
— Это настолько важно для него?
— Для него — да. И для неё тоже. И он это прекрасно понимает... Мама не понимает, почему не звонят. Она может понять, почему не звонят внуки — у них всё хорошо, по праздникам позвонили — и ладно. Но почему не звонит сын... Тем более он прекрасно знает, что он единственный сын у матери, что мать больна. Он знал, что она год лежала, не вставала вообще. Потом она стала как-то подниматься, мы её вытащили из этой ситуации... Он сам такой человек. Он просто нашёл бы возможность позвонить и передать ей хотя бы какую-то краткую весточку.
— А вы с ней на связи, с мамой Сергея?
— Мы с ней живём в одной квартире, я за ней ухаживаю. Я с ними живу, с ней и с отцом Сергея Викторовича, с 14 лет.
— Мама часто о сыне вспоминает в разговоре с вами?
— Она постоянно вспоминает. Она не может понять. Она спрашивает: «Почему?» Она не в курсе, конечно, всех событий. Она о чём-то догадывается, о чём-то не догадывается. Слава богу, телевизор она не смотрит... Поэтому она и у британских журналистов спрашивала: «Почему он не звонит? Что такого случилось, что он не звонит?»
— Может, есть что-то, что мать Сергея Викторовича хотела бы донести до него? Вы могли бы это озвучить сейчас, может, он это услышит.
— Единственное, что она хочет, — чтобы он позвонил. Услышать его голос. Потому что, может быть, благодаря этому она ещё и подольше поживёт. Для неё больше ничего нет. Понимаете... Сейчас она живёт в своём мире: в мире книг, которые она читает, и в том мире, в котором она жила, где она была молодая, потом она была матерью.
Ей 91 год. Она живёт теми иллюзиями. Всё уже сократилось, 20—30 лет сократились чуть ли не до года. И она уже просто ждёт. Она ждёт, что он позвонит. Она даже иногда просыпается ночью и говорит: «А мне сегодня Сергей звонил. И я разговаривала с Сергеем». Понимаете, она уже в своём мире, у неё уже вот настолько, что он должен позвонить, должен позвонить, что она даже вот уже...
«Желание скрыть правду»: в МИД РФ заявили о намерении Лондона не допустить объективного расследования дела Скрипалей
— Грезит этим.
— Да. То есть она смоделировала вот этот разговор и передала его нам. Мы побежали все телефоны проверять, был ли звонок из Великобритании. Нет, не было. Я понимаю, что её сознание пытается оградить от всего этого, она уже грезит, сочиняет себе эти звонки. Потому что не хочет верить в самое худшее. Ей хочется думать, что сын болен, сейчас он выздоровеет и позвонит ей.
— Давайте будем надеяться, что Сергей выйдет на связь, что с Сергеем всё хорошо.
— Вы знаете, когда всё это начиналось, когда их закрыли в солсберийском госпитале и мне задали вопрос, какой процент на то, что они выживут, я сказала: 0,01%. Я говорю, что лучше буду оптимистичным пессимистом, чем пессимистичным оптимистом.
Потому что когда пошло нагнетание, когда выступил Борис Джонсон, потом Тереза Мэй, то я поняла, что живыми из Великобритании их уже никто не выпустит. Потом пошла шумиха, все стали кричать — газеты, радио — все. Я всегда всех просила: «Пожалуйста, каждое своё слово взвешивайте, потому что вас слышат люди». Начинается какой-то хаос и непонятная паника, которая никому не нужна.
Сейчас будет март, 4-го числа будет год, как это всё случилось. И год как мы не имеем представления о том, что конкретно там случилось. Есть люди, которых в чём-то обвиняют. Есть какие-то экстрасенсы, которые что-то видели и слышали. А Скотленд-Ярд молчит. То есть делает минимальные заявления и молчит.
Сам человек, который подвергся действию вроде бы как сильнейшего боевого отравляющего вещества и выжил после этого, — он тоже молчит. Кота почему-то сожгли и захоронили где-то. Сейчас крышу разбирают и говорят, что тоже будут складывать её в бункеры и вывозить на полигоны с ядовитыми отходами. Крышу дома.
— Хотя была ручка.
— Хотя была ручка двери... То есть вещи, такое ощущение, из области фантастики. То есть мы сначала снимаем кино и потом воплощаем его в жизнь. Вот так получается.