«Хочется съездить на Олимпиаду не ради участия»: Глазырина о своём отстранении и намерении отстоять невиновность

— Врачи, работающие с неизлечимыми больными, часто рассказывают о стадиях психологического переживания болезни: шок, гнев, торг, депрессия и принятие. Подобное по-своему характерно для спортсмена, угодившего под дисквалификацию и не имеющего возможности её оспорить, как это было с вами после первого двухгодичного отстранения. То, что происходит сейчас, когда вас отстранили от выступлений вторично, по-прежнему болезненно или воспринимается просто как факт биографии?

— Когда меня дисквалифицировали в первый раз, я действительно прошла через все стадии, о которых вы сказали. Сейчас понимаю: от подобного в спорте не застрахован вообще никто. И никто не заинтересован в том, чтобы реально разобраться в происходящем. Например, мне приписывают нарушения на основании отдельно взятой пробы. Допустим. Но через два дня я снова сдаю пробу — и там ничего нет. Почему? Если есть подозрения, что спортсмен нечестен, почему не посмотреть соседние пробы и, если они чистые, почему как минимум не усомниться в правильности наказания?

Также по теме

«Убедительные доказательства невиновности»: адвокат Панич о деле российских биатлонисток и ложных показаниях Родченкова

Российские биатлонистки Ольга Зайцева, Яна Романова и Ольга Вилухина могут рассчитывать на положительное решение арбитражного суда в...

— Разбирательством вашей первой дисквалификации занимался СБР. При этом вас даже не поставили в известность о том, как проходит расследование, и, по сути, всё спустили на тормозах.

— Полной информации по первому случаю у меня нет до сих пор. Я и с той, незаслуженной, по моему мнению, дисквалификацией не была согласна, но честно её отбыла, честно вернулась в спорт, и все мои пробы после этого — чистые. Я всё это время жила мечтой вернуться, мечтала выступить на Играх в Пекине, хотя, конечно, слышала за спиной разговоры о том, что на Олимпиаду меня больше не пустят.

Сейчас по новому обвинению я собираю информацию. Хочу сама за всё взяться и довести дело до конца. Для меня принципиально отстоять в данной ситуации своё имя.

— Не так давно ваш муж дал понять в интервью, что в этом разбирательстве, на его взгляд, должны как-то поучаствовать государственные структуры. Не приходит в голову, что вы можете оказаться никому не нужны со своими нынешними проблемами?

— Вполне такое допускаю. Поэтому и не рассчитываю ни на кого, кроме себя. Помогут — хорошо, но лучше полагаться на собственные силы и возможности.

— Финансовые — в том числе?

— Мы обратились к зарубежным юристам, и нам обозначили сумму в 100 тыс. швейцарских франков, в которую может вылиться юридическая поддержка и всевозможные суды. И я понимаю, что эта сумма может вырасти. Для нашей семьи это очень большие деньги.

Существующая система обвинения и наказания спортсменов чудовищна, потому что у тебя нет ресурсов бороться с WADA и международными федерациями. Мы с мужем готовы идти дальше, но отстоять мою невиновность.

Сейчас мы попросили двухмесячную отсрочку, чтобы собрать полный пакет документов и досконально понять, на чём основывается обвинение. В частности, мы запросили у IBU всю информацию, которая имеется по инкриминируемым мне пробам. Тех уведомлений, что мне до этого прислали, явно недостаточно для того, чтобы начать что-то предпринимать. Но я не могу точно сказать, как быстро IBU отреагирует на запрос.

— Всё то время, что будут идти разбирательства, тренироваться вам разрешается?

— На спортивных базах федеральных центров и трассах, где работают сборные команды, я появляться не должна. Но это не создаёт больших проблем. Тренируюсь так, как привыкла, планирую сборы там, где это возможно, чтобы был и снег, и высота. Чтобы одним таким сбором можно было убить двух зайцев, как говорится.

— У вас в Барнауле уже есть возможность тренироваться на снегу?

— С лыжами проблем не будет, место для снежного сбора я найду.

— А чем компенсируете отсутствие возможности стрелять из винтовки по мишеням?

— Для меня стрельба — это больше психология. Поэтому не вижу проблемы в том, что какое-то время буду обходиться без стрельбы. В этом плане я никогда не боялась остаться на время без практики. Всегда знала, над чем и как должна работать, как исправлять ошибки, если стрельба не складывается.

— После дисквалификации в феврале 2017-го у вас были хоть малейшие сомнения в отношении того, чтобы продолжать карьеру или закончить со спортом?

— Конечно. Я тогда вернулась после декрета, то есть вынужденной, но вместе с тем приятной паузы. Когда сообщили о дисквалификации, первой мыслью было, что я всё равно хочу бегать и обязательно вернусь снова. Продолжала тренироваться, но в психологическом плане периодически возникали определённые сложности. Бежала по лыжне и думала: «Зачем я это делаю? Кому вообще всё это надо?».

Также по теме

«Людям нужно дать праздник»: исполнительный директор СБР о внутренних стартах, привлечении спонсоров и фигурном катании

Ситуацию с отменой международных соревнований нужно использовать для того, чтобы поднять имидж внутренних стартов. Об этом в интервью...

— Ответ находили?

— Меня очень сильно тогда поддерживала семья. Кроме того, я всё-таки уходила не из региональной команды, а из сборной. То есть имела представление о том, как на Кубке мира бегут, могла сопоставить себя с теми, кто там соревнуется. Поэтому и вернулась. Знала, что смогу выступать на высоком уровне.

— Это правда, что после рождения ребёнка женщина начинает тренироваться и выступать совершенно иначе?

— В моём случае да. Более осознанно ко всему подходишь. Раньше я всё время тренировалась с кем-то. Либо в региональной команде, либо в сборной. Есть общий план, все его выполняют. Тебе сказали — ты делаешь. Зачем? В команде вообще не думаешь о таких вещах. А вот чтобы понять себя, организм, наверное, нужно какое-то время поработать в одиночку, научиться чувствовать, какие тренировки нужны, а какие — лишние. Сейчас, выполняя те или иные нагрузки, я знаю, что получу на выходе. Соответственно, могу более осознанно и грамотно выстроить подготовку не только к зиме, но и по ходу сезона.

— Какая цель стоит перед вами сейчас с учётом возраста, неопределённости из-за повторного отстранения и длительного промежутка без соревнований. Вы хотя бы иногда думаете об этом?

— Конечно. Я всегда говорила: возвращаюсь ради того, чтобы выступать на высоком уровне.

— Вот я и пытаюсь понять, что именно вы считаете высоким уровнем. Пробиться в сборную? Поехать на чемпионат мира? Завоевать эстафетную медаль?

— Хотелось бы и личную тоже. Есть Кубок мира, есть чемпионаты мира, которые в моём случае даже более приоритетны, нежели Олимпиады. Сейчас такая ситуация, что участие в Играх вообще не от нас зависит. Непонятно: пригласят, не пригласят… Если честно, конечно же, очень хочется попасть на Игры. Причём не просто ради участия.

— Где, в вашем понимании, лежит тот возрастной предел, после которого, как ни старайся, лучше уже не станешь?

— Вообще никогда о таком не думала. Когда я скажу самой себе, что всё, больше не могу, тогда и надо будет остановиться. Я считаю, если ты не устал, то зря сходил на тренировку. Точно так же устают и те, кто намного моложе. То есть сказать, что я как-то ощущаю свой возраст, пока не готова. Не чувствую этого. Теоретически мне, наверное, должно требоваться больше времени на восстановление, но даже в этом аспекте я не вижу большой разницы между собой и совсем молодыми девочками.

— Знаю, что Михаил Шашилов, который возглавил женскую команду в этом сезоне, очень на вас рассчитывал.

— Я чувствовала это. Помню, мы работали в Ижевске, на первом сборе, у нас была тяжёлая и долгая тренировка — имитация. Не помню уже, что именно Михаил Викторович сказал дословно, но смысл заключался в том, что с этой тренировкой нам необходимо справиться, чтобы быть в «десятке» на Кубке мира или в «тройке» в эстафете. Вот это понимание, что мы делаем то-то, чтобы быть там-то, постоянно мотивировало нас, не давало остановиться.

Точно так же всегда чувствовала поддержку Вольфганга Пихлера, когда мы работали вместе. Он постоянно повторял мне по-английски: «Я верю в тебя». Сначала я не понимала: зачем говорить об этом спортсмену? Вроде тренируемся — и тренируемся. Но когда становилось совсем тяжело, эти слова вспоминались, придавали сил. Думаю, что Пихлер это понимал. Он всегда умел найти именно те слова, которые хотелось услышать.

Также по теме

«Придётся переделывать шлифты на всех лыжах»: Каминский о фторсодержащих смазках, методиках работы и ценности Волкова

Отказ от смазок с содержанием фтора приведёт к незначительному падению скоростей в лыжных гонках и биатлоне в тёплую погоду, но...

— А ведь, начав работать с Пихлером, вы долго привыкали к тому, что нагрузки могут быть совершенно другими.

— Первое впечатление было, конечно, шокирующим — слишком большой оказалась разница с тем, как мы тренировались до прихода Вольфганга в команду. С его появлением поменялось абсолютно всё. Думаю, что немножечко мы всё-таки перебирали с объёмами. Плюс надо было больше контактировать в плане диалога. Но это я сейчас понимаю. А тогда рассуждала как все: задание дали два часа при определённой интенсивности на роллерах кататься — его воспринимаешь буквально. Без каких бы то ни было послаблений.

— Получается, вам даже в голову не приходило, что с тренером можно что-то обсуждать?

— Было несколько моментов, когда я понимала, что, если сейчас выполню всю тренировку целиком, завтра вообще не встану. Даже ругалась с Пихлером по этому поводу, а он, в свою очередь, грозился отправить меня со сбора домой. Но однажды сам пришёл ко мне в комнату и сказал: ты вчера такую тренировку сделала хорошую, давай сегодня просто покатайся без нагрузки… Очень меня этим удивил.

— Вам комфортнее постоянно находиться в контакте с тренером или когда от работы никто не отвлекает?

— Когда тренируешься в одиночку, сложнее заставить себя выполнять нагрузку. В команде в этом плане проще. Во-первых, иногда очень хочется поговорить с тренером о своём состоянии, посоветоваться. Во-вторых, всегда есть кому тебя подтолкнуть. У нас, пока я работала вместе со всеми в сборной, ещё и капитан был — Алексей Волков. Как связующее звено между нами и тренерами.

— Представляете для себя столь стремительную тренерскую карьеру? 

— Себя я пока вообще не вижу чьим-то наставником. Хотя всегда замечаю, когда какой-то спортсмен что-то делает не так. Даже подсказать иногда хочется, но каждый раз себя останавливаю. Если есть тренер, зачем мне со своими мыслями куда-то лезть?

— По чьим планам вы тренируетесь сейчас?

— Планы преимущественно пишет муж. Это в определённом смысле вынужденная мера: команда сейчас находится на высокогорном сборе в Сочи и возможностей провести какие-то тренировки у девочек гораздо больше, чем у меня здесь. Но мы постоянно на связи с Михаилом Викторовичем (Шашиловым. — RT).

— На каких лыжах вы сейчас бегаете?

— На тех, что у меня были до дисквалификации. Хорошие лыжи не так просто где-то достать. В этом сезоне я купила четыре пары, но на соревнованиях обкатала всего одну. На каких-то ещё даже не бегала — не было погоды.

Также по теме

«Не сильно жалею, что не получилось проводов»: биатлонист Волков о завершении карьеры и работе тренером в сборной России

Алексей Волков не сожалеет о том, что его проводы на чемпионате России по биатлону в Ханты-Мансийске сорвались из-за пандемии...

— С девочками, которые, как и вы, пострадали от допинговых обвинений, отношения поддерживаете?

— Буквально на днях хотела в гости к Ольге Вилухиной заехать, когда проезжала мимо Новосибирска, но вышло, что оказалась там в семь утра. Вот и не стала беспокоить. Но мы общаемся. Ольга дома сидит, ребёнка воспитывает. Всё хорошо у них.

— Перед собственным ребёнком у вас хотя бы иногда возникает чувство вины, ведь его сейчас вынуждена воспитывать бабушка, а не мама?

— Внимания сыну, конечно же, сейчас достаётся меньше, но чувства вины у меня нет. Пока я была дисквалифицирована, мы Антона постоянно с собой возили — на тренировки, на сборы, если не очень далеко было ехать. Он к такому образу жизни привык, даже говорил, бывало: «Мама, иди на тренировку!» Сейчас сам стал тренироваться, в спортивную гимнастику отдали. Лыжник из него вряд ли получится, а вот для спортивной гимнастики телосложение в самый раз. И активный очень.

— С какими мыслями вы наблюдаете за тем, что происходит в мировом биатлоне?

— Не то чтобы совсем внимательно за этим слежу, но стараюсь быть в курсе новостей.

— А неопределённость собственного положения давит сильно?

— В каком-то смысле спасают тренировки. Там я полностью отключаюсь. Все мысли о том, как сделать технику более эффективной, над чем нужно побольше поработать, на что обратить внимание. Но всё равно сложно. Как только появляется хоть немножко свободного времени, в голове начинают крутиться одни и те же вопросы. И ответа на них у меня пока нет.