«От усталости мы с Гошей иногда переругиваемся»: Косторная о работе с Куницей, проблемах с тодесом и об отношении к шоу

— Год назад, встав в пару с Георгием Куницей, вы перешли из состояния одиночницы, которая умеет на льду всё, в состояние фигуристки, которая не умеет в парном катании почти ничего. Психологически было сложно с этим справиться?

— После того как у меня случилась проблема с ногой, я ведь и в одиночном катании опустилась до состояния, в котором ничего не могу толком показать. Не потому что не умею, а просто не позволяла травма. Поэтому «не могу» там и «не могу» здесь были примерно равными. Просто в парном катании у меня просматривались определённые шансы на то, чтобы как-то вытянуть себя из этого состояния беспомощности. В одиночном же, даже вылечив ногу, я вряд ли сумела бы собрать конкурентоспособный контент произвольной программы, а не такой, чтобы занимать с ним двадцатые—тридцатые места.

— Насколько велика разница между одиночным и парным видами с точки зрения работы мышц?

— Очень велика. Сначала от поддержек и от непривычных хватов у меня очень сильно болели руки, особенно возле локтей. Они до сих пор болят на самом деле, но значительно меньше. А вот когда мы только начинали с Гошей учить парные элементы и, соответственно, те же поддержки приходилось повторять много раз, было очень больно. Приходилось постоянно терпеть. Плюс парного катания в том, что сейчас в наших программах есть места, где я реально могу отдохнуть. То есть едешь, едешь, умираешь, потом — раз, перевела дух, и жить вроде можно. В тех же поддержках, которые требуют большей частью статичного положения, я по факту почти ничего не делаю. Наиболее сложно мне даётся «свечка», которая у нас в короткой программе стоит. Вот там приходится и равновесие держать, и постоянно контролировать: как согнуться, разогнуться, сделать всё это так, чтобы не нарушить баланс.

Также по теме

«Девочка не выдержала и психанула»: Кожевникова — о побеге Горбачёвой, насилии над спортсменами и негативной стимуляции

Причиной побега Алины Горбачёвой из дома мог стать нервный срыв, вызванный перенапряжением, накопившимся в результате колоссальных...

— Насколько вам сейчас тяжело делать в тренировках цельные прокаты программ?

— По-разному. Бывают дни, когда я понимаю, что никаких прокатов не будет, настолько неуверенно себя чувствую. А бывает, что вроде и не планируешь произвольную целиком катать, но самочувствие вполне позволяет. Вот в такие дни у нас прокат может спонтанно получиться: «Поехали?» — «А, поехали!»

Должна сказать, что тренеры к нашим ощущениям очень прислушиваются. Периодически Сергей Сергеевич (Росляков. — RT) даже говорит, что мы слишком много катаем.

— Нечасто такое услышишь от наставника.

— Дело в том, что я привыкла делать много прокатов, ещё когда была одиночницей. Привыкла, что утром может быть прокат короткой, вечером — произвольной, и что ещё 25 раз тебя могут заставить какие-то куски перекатать. В парном катании такого, конечно же, нет. Когда я после какого-то не слишком удачного проката впервые сказала: «Давайте ещё раз сделаем», на меня все, кто был на катке, просто во-о-от такими глазами посмотрели.

— Период притирки к новому тренерскому штабу был сложным?

— Да нет, не сказала бы. Во-первых, с Сергеем Сергеевичем очень легко находить общий язык: он по характеру совершенно неконфликтный человек. К тому же мы давно знакомы. Познакомились благодаря Даше (Павлюченко. — RT), да и потом, ещё когда я каталась по юниорам, часто случалось так, что с группой Рослякова мы совпадали на сборах и соревнованиях. Поэтому со временем я начала воспринимать Сергея Сергеевича как близкого человека, своего. Он даже как-то специально приезжал на сбор нашей группы в Новогорск, помогал нас на удочке таскать.

— А если спросить тренера, тяжело или легко ему сейчас даётся работа с вами, как думаете, что ответит?

— 50 на 50, наверное. Не скажу, что со мной бывает как-то особенно сложно работать, но не думаю, что легко.

— Сколько раз с начала совместной работы с Гошей в парном катании вам хотелось всё бросить?

— Один раз такое было точно. Мы тогда начали работать на сборах, пошла колоссальная нагрузка, которой у меня вообще никогда ещё не было, и ничего вообще не получалось.

— И это говорит человек, который много лет выдерживал нагрузки «Хрустального»?

— Проблема заключалась в том, что новые нагрузки оказались принципиально иными. Не 25 миллиардов прыжков и прокатов, а работа, к которой я оказалась совершенно не приучена. Перед каждой разминкой на льду мы занимались ОФП, после льда тоже было ОФП. Соответственно, в зале мы работали четыре раза в день. Плюс отработка рук, проходы программы… В последние пять лет в одиночном катании я вообще не припомню, чтобы мы выполняли в зале какую-то интервальную работу, например.

— А как же тот период, когда вы катались у Плющенко?

— У Евгения Викторовича ОФП действительно даётся на очень высоком уровне, но так получилось, что на наиболее тяжёлые тренировки я не попадала. Либо расписание не позволяло, либо я начинала верещать, что мне вечером катать программу и в зал я не пойду. В глубине души прекрасно понимала: лучше три раза подряд откатаю произвольную, чем пойду на ОФП и потом буду неделю восстанавливать мышцы.

Собственно, мне до сих пор нагрузка в зале наиболее тяжело даётся. На том сборе, о котором я начала рассказывать, была Елена Анатольевна Чайковская. Она как-то пришла к нам на тренировку, а я после зала прыжки вообще собрать не могу. Всё вроде бы есть, партнёр классный, а я бабочки раз за разом делаю. Не знаю даже, что тогда Чайковская обо мне подумала.

— То состояние сильно вас напугало?

— Просто в шоке была, если честно. Не то чтобы я хотела немедленно всё бросить и уйти, скорее, просто не понимала, что со всем этим делать. Конечно, знала, что форма начинает уходить, когда постоянно не тренируешься, но чтобы всё начинало настолько распадаться на куски…

— И когда же всё встало на места?

— После того сбора мы с Гошей съездили к Елене Вячеславовне Жгун, она помогла нам снова собрать прыжки, и, в принципе, сейчас всё получается очень даже неплохо.

— Ваша карьера одиночницы прошла в группе, где приоритетом в плане мотивации всегда была золотая олимпийская медаль. Встав в пару с Куницей, вы почти сразу начали выступать в шоу. Не задавались мыслью, зачем нужны выматывающие, изнурительные тренировки, если можно зарабатывать деньги более простым и приятным образом?

— Шоу — это, конечно, прикольно и круто на какое-то время, а вот потом… Не знаю. Наверное, всё дело в том, что у меня есть определённые цели и они связаны с профессиональным спортом. Кататься и получать от этого удовольствие я хочу на соревнованиях, а не в рамках шоу, пусть даже очень крутого. Понимаю, что сложные элементы можно и на показательных выступлениях исполнять, если этого хочешь, но мне это не приносит того адреналина, который даёт соревновательная конкуренция. Как раз этот сезон заставил меня понять, до какой степени я всё это люблю. Тренировки, на которых ничего не получается и вдруг начинает получаться, ожидание старта. Жизнь спортсмена, который работает ради высокого результата, — она другая. И по отдаче, и по эмоциям — по всему. И она мне нравится.

— Но праздник-то тоже нужен.

— Конечно. Когда начинается та или иная серия шоу, первые выступления тоже дают очень мощный адреналин. Но когда таких представлений набирается 20 подряд, эмоции довольно быстро сходят на нет. Прокатали и прокатали. В голове остаётся только одно: как бы сильно ты ни устал, кататься всё равно нужно максимально хорошо, чтобы потом было не стыдно на себя смотреть.

— Денис Ходыкин, с которым вы сейчас тренируетесь в одной группе и который, как и вы сами, параллельно с тренировками занимается тренерской деятельностью, признался, что иногда начинает думать: сколько денег можно было бы заработать, если не тратить несколько часов в день на собственные занятия?

— Знаете, перед летним отпуском, когда мы с Гошей уже не катались, но ещё не успели никуда улететь, я тоже занималась подкатками. У меня было шесть часов льда начиная с восьми утра, и я очень и очень прилично благодаря этому зарабатывала. Очень быстро поняла, что неделя такой работы позволяет финансово обеспечить очень хороший во всех отношениях отдых, а возможно, и не один. Потом, когда мы вернулись и начали сезон, я продолжала подкатывать детей по вечерам и как-то подумала: если к тому времени, которое я провожу на тренировках, добавить те два часа, что я занимаюсь с детьми, это ж сколько денег заработать можно?

Также по теме

«Смелая, весёлая, не боится пробовать новое»: Ходыкин — о работе с Собининой, бунтарстве и лонже за 16 тысяч рублей

В соревнованиях спортивных пар стоит разрешить использовать больше позиций в поддержках и поднять стоимость подкруток и выбросов,...

Но потом, когда я как следует эту мысль обдумала, пришла к выводу, что никакие деньги не дадут мне того, что я хочу. Титул чемпионки Европы не вечен, первые два-три года победителя помнят, а потом появляются уже другие имена. Тем более что сейчас всё меняется стремительно. Спроси маленьких девочек, кто у них кумир, скорее всего, назовут Сашу Трусову, Аню Щербакову, Камилу Валиеву. Вряд ли кто вспомнит Аделину Сотникову или Юлию Липницкую, а ведь именно они были первооткрывателями того женского катания, которое мы наблюдаем сейчас.

— Соглашусь. Вы, кстати, видели, как Липницкая каталась на недавнем шоу Евгения Плющенко?

— Да. Смотрела и удивлялась: столько лет прошло, а она всё так же растянута. Ещё и похудела сильно, прямо девочка-девочка. Сама я как раз каталась у Плющенко в то время, как Юля пришла в академию вторым тренером. Помню, смотрела, как она работает с детьми, и думала: как же сильно Юля изменилась с тех пор, как выступала сама. Но когда я увидела её на льду, мне начало казаться, что это именно та 16-летняя девчонка, которую мы запомнили в Сочи.

— Разница в возрасте и нынешний тренерский статус Липницкой не создавали вам проблем в общении?

— Иногда это вызывает смешанные чувства: перестаю понимать, как мне общаться с человеком — на «ты» или на «вы». Похожая история у меня была с Димой Михайловым: вроде тусим периодически в одних компаниях, а по факту он тренер — и мы на «вы».

— С какими чувствами ждёте соревнований сейчас? Хоть немножко страшно?

— Я живу исключительно задачами «на сейчас», которые должна выполнить. Доживём до первых стартов — там будет видно.

— А если бы вас с Георгием не допустили до открытых прокатов, расстроились бы сильно?

— Было бы обидно, конечно. Всё-таки мы много чего успели сделать и хочется всё это показать. С другой стороны, на открытых прокатах наша жизнь не закончилась бы. Есть этапы российского Гран-при, на которых мы точно будем кататься. Главное ведь заключается не в том, какие именно будут соревнования, а в том, чтобы эти соревнования были.

— Насколько, по вашим ощущениям, вы готовы к сезону?

— Больше чем на 50%, и это уже очень хорошо. Не могу сказать, что все спортсмены подходят к прокатам полностью готовыми. 75% — запредельный результат. Набрать форму к началу сезона и держать её до весны лично мне сложно, да и не нужно, наверное. Понятно, что можно грамотно всё рассчитать, где-то снизить нагрузки, где-то увеличить. В этом плане Сергей Сергеевич — очень грамотный тренер. Надеюсь, он всё за нас с Гошей решит и нам останется только выполнить.

— Считается, что в парном катании, как и в танцах, тренер имеет больше влияния, когда на его стороне кто-то из партнёров. Если же фигуристы образуют прочную связку между собой, управлять таким дуэтом становится намного сложнее. Вы с Гошей — семья и вроде бы по умолчанию должны быть заодно. Хоть когда-нибудь случалось, что кто-то из вас оказывается на стороне тренера?

— Конечно, бывает такое. Просто в моём понимании быть на стороне тренера не означает быть против партнёра. Или быть против друг друга в каком-то другом сочетании. В этом просто нет резона, поскольку результат зависит от каждого, кто находится в этом треугольнике. К тому же все стороны в равной степени заинтересованы в успехе. Ну да, бывает, что от усталости мы с Гошей иногда начинаем переругиваться. Но это настолько рабочий момент, что даже не стоит заострять на нём внимание.

Также по теме

«Грязь кругом, а мы поддержки тренируем между грядок»: Хабибуллина и Княжук — о пандемии, синхронности и заточке коньков

После многооборотных прыжков и вращений голова кружится настолько сильно, что шаги в дорожках после делаются практически на...

— Какой из парных элементов вас бесит?

— Таких нет, мне нравятся все. Нравятся поддержки, нравится делать выбросы — когда я с них не падаю, разумеется. Тяжелее даётся тодес, особенно если он «назад — внутрь».

— В чём заключается проблема с этим элементом?

— Конёк слетает с ребра. Мне пока ещё тяжело найти в тодесе нужное положение тела так, чтобы оно получалось автоматически. Это как стрелять в одну точку. Нужно одновременно контролировать очень много вещей: где правильно сесть, когда начать «вырастать», в какую сторону начать «вырастать», как надавить коньком на лёд… Под конец программы становится уже совсем не до этого, но если зайти в тодес кое-как, закончишь его на попе. Такое не всегда, но случается.

— В первых числах сентября вы провели два выступления в шоу Плющенко. Планируете продолжать?

— На самом деле нет, поскольку до конца декабря будем целиком и полностью сосредоточены на тренировках и соревнованиях. А вот после чемпионата России такие планы есть.

— Речь о новогодних ёлках?

— Можно сказать и так. По нашим предварительным договорённостям, это будет «Золушка», где мне предстоит катать фею-крёстную, и потом ещё Красная Шапочка — в том же спектакле.

— Какая-то мечта, связанная с деньгами, у вас с мужем есть?

— До свадьбы была только одна — накопить на собственную квартиру. Но не так давно родители нам сказали: «Не переживайте, на вокзале жить не останетесь. Копите на ремонт».