«Вы не выживете, не решив проблему суверенитета»: Фёдоров о развале СССР, влиянии США и политической элите России

— Давайте про Горбачёва. Ну вы такой мужчина эксцентричный, и все знают по прекрасному вашему НОДу, что происходит с людьми, которые с вами борются. Вы их там зелёнкой обливаете, мочой, говном закидываете. Это правда?

— Нет.

— Ну как нет?

— Слушайте, мы же ведём серьёзную политическую борьбу за Отечество. Естественно, будут против нас придумывать разное.

— Ну то есть вы считаете, что это либералы приходят на собрание Pussy Riot?

— Смотрите, если вы за суверенитет, это те, кого устраивает внешнее управление страной, а это называется пятая колонна. И сегодня уже никто не сомневается, что это Соединённые Штаты Америки и их союзники. А у них есть здесь политические силы.

— Подождите. Пятая колонна — это какие-то здесь русские люди, правильно я понимаю?

— Да. Представители внешних сил. Пятая колонна, то есть колонна врага.

— Враги наши. Враги народа.

— Колонна... нет. Враги — это те, кто за рубежом, как и всегда на войне: мы хорошие, враги — против нас.

— Так. А это шпионы, это ещё хуже.

— Ну, шпион — это иностранец по нашему Кодексу гражданскому.

— Как предатели.

— Эти люди — коллаборационисты. Их устраивает внешнее управление, устраивает получение оттуда возможностей, денег, влияния. Согласитесь, вся российская государственность после 1991 года построена извне. И даже название наших должностей некоторых, типа «мэр» — это иностранное название.

— Да, и депутаты — это иностранное название. Вот — вы.

— Ну, депутаты у нас хотя бы...

— Министр. Вы ещё статс-секретарём были, это вообще. Вы пятая колонна, более того.

— Да. Это название, да. Но смотрите. Мы-то с вами говорим о сути. А суть заключается в том, что проблема России в том, что она попала в зону внешнего управления, или, как жёстко некоторые говорят, оккупации. Это проблема. Отсюда возникают все остальные вопросы. То есть то, что у нас треть мировых богатств под ногами, а получаем мы только 1,5% мирового ВПП, а в Советском Союзе получали 14%...

— Советские люди.

— Советский Союз. То есть падение в десять раз по экономике.

— Хорошо. Давайте про Горбачёва. Значит, вы собираетесь его судить?

• Михаил Горбачёв
• РИА Новости
• © Юрий Абрамочкин

— Да. Чтобы отменить его решения.

— По какой статье?

— По советским статьям. Он нарушил советское законодательство.

— У нас же не советский закон сейчас действует. Как вы собираетесь?

— Мы преемники.

— Ну, закон-то обратной силы не имеет.

— Нет. Сегодня. Нет, он нарушил закон в то время. Если, допустим, кого-то убили 30 лет назад, вы сегодня можете его судить, правда, по советскому законодательству. Так устроено право.

— По Уголовному кодексу СССР?

— Вы не можете его по российскому судить, потому что он нарушил Уголовный кодекс СССР. Вот, например, сейчас Верховный суд России осудил 40 судей Литвы за то, что они нарушили законодательство Советского Союза.

— Как они мучаются — литовские судьи.

— Это вот дело Шацких, дело расстрела...

— Так. Хорошо. Значит, вы осудили Михаила Сергеевича Горбачёва. Я так и не понял, за развал СССР, по какой статье? За предательство Родины, за что?

— За нарушение законов, по которым он осуществлял...

— Ну статья-то какая Уголовного кодекса советского?

— Превышение власти, предательство.

— А это, вы считаете, Горбачёва надо судить, не Ельцина?

— Секундочку. Кто ликвидировал СССР?

— Ликвидировали СССР, я так понимаю, всё-таки три человека: Ельцин, Шушкевич и Кравчук.

— Представьте, что завтра три губернатора российских субъектов Федерации собрались и ликвидировали Россию. Это возможно?

— Нет, ну причём здесь три губернатора? Я так представляю, что если бы завтра собрались, прости господи, Собянин, этот самый, губернатор Петербурга и, допустим, министр обороны...

— Нет. Третий губернатор нужен.

— Нет. Почему губернатор? Ельцин все-таки был человеком, который управлял большей частью вообще этой страны.

— На основе законодательства СССР он просто физически не мог ликвидировать СССР. СССР ликвидировал тот, кто ликвидировал советские органы власти, а это был Горбачёв. Вот я служил в советской пятимиллионной армии. Имею афганский опыт, то есть с оружием в руках...

— Мы ещё об этом поговорим. Вы даже полковник в запасе, если я правильно понимаю.

• Евгений Фёдоров
• РИА Новости
• © Владимир Трефилов

— Да. Действующий полковник запаса. То есть я с оружием в руках был. Таких, как я, было пять миллионов. Если бы нашу армию не распустил Горбачёв, какой Ельцин с его 200—300 сепаратистами?! Что бы он сделал против нас?! Там один полк ВДВ — и нету Ельцина и Верховного Совета.

— Так. Значит, вы Горбачёва судите, несчастного деда, и восстанавливаете таким образом Советский Союз?

— Надо не столько его посадить, сколько отменить его решения.

— Хорошо. Отменили вы решения Михаила Сергеевича Горбачёва, который подписал там указ, когда его уже Ельцин выгонял из собственного кабинета, то есть ему деваться было некуда…

— Ну, он подписал их сотни.

Также по теме

«Ни эффекта, ни смысла»: в Кремле назвали новые санкции США и ЕС вмешательством во внутренние дела России

Москва считает абсолютно неприемлемыми и абсурдными рестрикции, введённые США и Евросоюзом в отношении ряда госслужащих и организаций...

— Ну, допустим, подписал много указов. А Союз-то как вы восстанавливать собрались?

— Подождите. Как только вы решаете проблему права, сразу у вас появляются документы для того, чтобы восстанавливать территориальную целостность.

— Так. Значит, аргументы вы кому предъявляете — гражданам Литвы, Латвии, Эстонии, Украины, Беларуси и Узбекистана?

— Международному обществу, которое, в соответствии с 1945 годом и итогами Второй мировой войны, признает нас нацией, как и все остальные. И, соответственно, мы получаем право на восстановление территориальной целостности.

— Евгений Алексеевич, вы на полном серьёзе это всё говорите? Вы серьёзно это думаете, в это верите?

— Секундочку. Вот смотрите. Во-первых, мы как минимум в семи точках это делаем: Приднестровье, Осетия, Абхазия, Донецк, Луганск...

— Мы — это кого вы имеете в виду?

— Российское государство. Там наши войска. Во-вторых...

— То есть вы признаёте, что наши войска в Донецке и Луганске?

— Я признаю, что наши войска в Абхазии, в Осетии, в Приднестровье. В Донецке и Луганске — я не признаю, но там наше влияние.

— Вы только что сказали, что войска. Так войска или влияние?

— Влияние.

— А войска были наши?

— А в Крыму войска есть.

— Крым вообще наш.

• РИА Новости
• © Константин Михальчевский

— Естественно. А знаете, почему он наш?

— Почему?

— По закону 1990 года о ликвидации...

— Нет. Он по референдуму, который провели.

— Нет. Объясняю. По референдуму... Пучдемон провёл референдум о том, что Каталония должна отделиться от Испании.

— Нет-нет, не надо, пожалуйста, про Каталонию. Мы сейчас говорим про наши законы Российской Федерации.

— Я вам говорю, как устроено международное право.

— Оно по-разному устроено.

— Оно устроено одинаково. Международное право — это всегда территория по итогам войны. В данном случае — Второй мировой. Всегда. Выход из этой территории чего-либо может быть только законным порядком. Если мы через суд доказываем незаконное решение Горбачёва, ликвидация Советского Союза становится, по международному праву, незаконной, что позволяет нам, как России, предъявить претензии, например, по Крыму и обеспечить эти претензии правовым характером. Вот и всё.

— То есть, соответственно, все последующие международные договоры, которые заключала Российская Федерация, в том числе когда брала на себя обязательства Советского Союза, денонсируются?

— Международное право и внутреннее право устроено следующим образом: референдумы — источник права, в том числе Российской Федерации, а международное право — это границы. Таким образом, все эти договора, о которых вы говорите, если они противоречат либо первому, либо второму, подлежат корректировке. Всё.

— Вы голосовали за изменения к Конституции?

• Члены избирательной комиссии во время подсчёта голосов по итогам голосования по поправкам к Конституции РФ
• РИА Новости
• © Илья Наймушин

— Конечно.

— Вы против главенства международного права над российским?

— Мы категорически против записанного в статье 15.4 Конституции о приоритете общепризнанных принципов и норм международного права над российской правовой системой.

Также по теме

После обработки 100% протоколов: свыше 77% россиян поддержали поправки к Конституции РФ

Более 77% россиян поддержали внесение изменений в Конституцию РФ. Об этом свидетельствуют данные Центральной избирательной комиссии...

— Отлично. Зачем вы тогда апеллируете к международному праву как к последней инстанции в восстановлении Советского Союза?

— Нет. Подождите. Международное право — это отношения между нациями. Внутреннее право — это Конституция. Мы говорим, что мы не хотим, чтобы в нашей Конституции было прописано, что мы признаём себя частью мировой системы управления. Это преамбула к Конституции. И признаём, что...

— Там такого нет: «мировой системы управления»…

— Мы признаём себя частью мирового сообщества.

— Это разные вещи. Мировая система управления у вас в голове — это какой-то Ротшильд. А частью мирового сообщества мы, безусловно, являемся. Вы homo sapiens?

— Секундочку. Подождите…

— Вы человек?

— Хорошо. Вы хотите всерьёз это обсудить?

— Да.

— Вы знаете, какая была преамбула в Конституции РСФСР?

— Советской, брежневской? Не помню.

— Что мы признаём себя частью Советского Союза.

— А советская Конституция?

— В советской такого нет. А вот это признание, что мы признаём, что вместо СССР над нами начальство в виде мирового сообщества…

— Нет. Мы не говорим, что там начальство. Мы говорим, что мы часть международного сообщества.

— Это с точки зрения... Вот, например, в Московском уставе, знаете, что написано?

— Что мы часть Российской Федерации.

— Да. Признаём. Признаём — это берём на себя обязательства. Часть...

— Нет, подождите. Не думайте, что вы так просто меня задурите.

— Я не дурю. Правовой термин — это признание. То есть мы берём обязательства.

— Фёдоров в чёрных перчатках. Я специально попросил оставить чёрные перчатки эти… Он как Дарт Вейдер абсолютный.

— Да-да. Теперь самое главное. Пункт 15.4 говорит о том, что общепризнанные принципы и нормы (не путайте с договорами) являются для нас обязательными.

— Хорошо. Как вы восстанавливать Советский Союз собрались?

— Это означает, что решения иностранных специализированных учреждений, посмотрите постановление Верховного суда №5 2003 года…

— Господи. Вы вот эти цифры зачем-то запоминаете…

— Потому что это и есть смысл.

— Нет. Вот вы знаете, что юристы их не помнят реально? Вот, например, «юристы-уголовники» не знают номера статей. Мне это адвокат Резник рассказывал. А вы как будто на первом курсе сдаёте уголовное право. Вы зачем эти номера все помните?

— Я это говорю нашим зрителям для того, чтобы они поняли.

— Нет. Зрителям надо по существу.

— Они прочитают. Они могут набрать номер.

— Нет, не надо номер. Это абсолютно у вас какая-то маниакальная история.

— Я вам говорю, как решать проблемы, я всё-таки политик. Вы же правильно сказали. Я — политик.

— Нет, я такого не говорил. Я говорил, что вы депутат.

— Вы упомянули, что я был политиком в Советском Союзе.

— Я ещё упомяну это всё. Мы вообще про ваш, так сказать, трагический путь поговорим.

— Да. Поэтому я как политик вам говорю, как решить проблему, с которой вы начали.

— Отлично. Как восстановить Советский Союз?

— Восстановить Отечество, потому что название Советский Союз — оно внутреннее право. А Отечество — это внешнее, международное право.

— То есть восстановить страну.

— Территорию и суверенитет.

— Да. От Риги до Владивостока.

— Территорию и суверенитет. Причём, получив право на восстановление территории, вы сами будете решать сроки. Вот, например, Гонконг когда возвратился в Китай, было выработано решение о 50-летнем переходном периоде. Кстати, Гонконг возвратился в Китай по международному праву, и никакие англичане не смогли его удержать.

— Потому что был договор о 100-летней аренде.

— Потому что есть международное право. А договор есть часть международного права. А по международному праву...

— Евгений Фёдоров — сторонник международного права.

— А международное право — не надо, чтобы оно внутрь к нам залезало. Международное право — это наша система отношений с другими государствами. Зачем нам решение международных органов для того, чтобы повысить в России, например, пенсионный возраст? Не нужно. Это плохо.

— Всё. Мы поняли. Восстанавливать как вы будете Советский Союз?

— Принимаем решение по суду об отмене незаконных решений Горбачёва.

— Принимаем, всё. Так. По нашему суду?

— А по какому?

— Ну это кто, Верховный суд принимает, да? Или кто? Или Конституционный суд?

— В принципе, это уровень Верховного суда. После того, как мы в Конституции прописали, что мы правопреемники Советского Союза, то, естественно, и Верховный суд Российской Федерации стал правопреемником Советского Верховного суда.

— Но такое решение, о котором вы говорите, — это решение правовое или имеющее отношение к уголовному праву? Или всё-таки к конституционному праву?

— Это решение по отмене незаконных решений органов власти.

— Его принимает кто: Уголовный суд, то есть Верховный суд Российской Федерации, или Конституционный суд? Зорькин или Лебедев?

— Лебедев. Верховный суд Российской Федерации.

• РИА Новости
• © Алексей Куденко

— Почему? Объясните мне.

— Потому что Верховный суд отменяет незаконные решения, принятые Горбачёвым в нарушение советской Конституции.

— Хорошо. Отменил Лебедев, председатель Верховного суда, решение Горбачёва. И дальше что происходит?

Также по теме

«Приняли это значимое решение всей страной»: Путин оценил итоги общероссийского голосования по поправкам к Конституции

Президент России Владимир Путин подписал указ об официальном опубликовании Конституции с внесёнными поправками. Общероссийское...

— У нас появляются правовые основания для восстановления территорий.

— У нас — это у кого?

— У Российского государства.

— Так. Российское государство делает что?

— Российское государство снимает вопрос санкций по Крыму, потому что...

— В смысле, оно снимает их? То есть Лебедев что-то решает, а Америка отменяет санкции что ли?

— Конечно. Америка лично, может быть, что-то не отменит, как враг, какое-то время. Но нет консолидации мирового сообщества, потому что...

— То есть вы так полагаете?

— 100%.

— То есть если, значит, Лебедев какой-то, никому не известный, отменяет решения Горбачёва, которого знает весь мир, вдруг весь мир говорит: «Точно, мы что-то санкции такие ввели неправильно против России. Дай-ка мы их отменим»?

— Конечно. А знаете, почему? Потому что проблема сепаратизма есть у всех государств. У всех до одного.

— То есть без Лебедева они бы это не понимали?

— Без Лебедева мы в их понимании не восстанавливаем свою территорию...

— А захватываем чужую.

— А получили свою территорию. Это разные вещи. Это принципиально разные вещи. Это и есть понятие справедливости с точки зрения международного права. Я вот упомянул вам Пучдемона. Он попытался референдумом отнять Каталонию у Испании.

— Не отнять Каталонию у Испании, а выйти из состава Испании.

— Да-да. Естественно, мировое сообщество не то что это не приветствовало — оно просто на это не обратило внимания. Почему? Потому что проблема сепаратизма есть у всех. Подача вопроса по Крыму как вопроса присоединения есть неправильное по международному праву, ошибочное решение. Подача этого вопроса как восстановление нашей территории, в том числе в границах не только 1945 года, но и в границах 1922 года...

— Почему мы в границах 1917 года не хотим восстановить? Ответьте мне, идиоту, почему вы мелочитесь-то? Почему вы в границах 1917 года не хотите восстановить? Наша Финляндия, наша Польша, русские танки в Варшаве.

— Потому что по международному праву Вторая мировая война высшим напряжением сил, конфликтом государств, 100 млн погибших, по некоторым оценкам, формирует новое международное право в новых границах. До этого была Первая. Вот Вторая мировая война — это и есть тот периметр международного права. Поменять Вторую мировую войну может только Третья мировая. История с Аляской проехала. Это надо было решать в 1945 году, если мы хотели решить историю с Аляской.

— Но мы не помним про Аляску, хрен с ней.

— Ну я как пример. Таким образом, история международного права базируется на итогах Второй мировой войны.

— Так. Хорошо. Лебедев Вячеслав Михайлович decides something — и тут же, значит, говорят: «Да, точно, мы восстанавливаем Советский Союз». А мы-то что делаем? Как мы забираем обратно наши российские земли, нашу Истляндию?

— Смотрите. Тремя траншами. Все прописано в законах Советского Союза.

— Это я не сомневаюсь.

— То есть когда мы решаем проблему 1991 года, отмену незаконных решений Горбачёва, мы ставим вопрос перед той же Украиной. Вы выходите из состава Советского Союза по закону или нет? Если они выходят из состава Советского Союза по закону, они берут закон 1991 года, где прописан механизм выхода. Там пятилетние периоды с референдумом, там всё прописано. Там сказано: «Крым — это территория РСФСР, переданная Украине после 1922 года, после создания СССР».

— Почему, в 1954 году Крым же передали?

— То есть это после 1922 года?

Также по теме

«Стратегическое положение»: как присоединение Курильских островов и Южного Сахалина к СССР укрепило безопасность России

75 лет назад Курильские острова и Южный Сахалин были официально присоединены к Советскому Союзу. СССР получил эти территории в...

— Да.

— Всё. Специально по Крыму есть оговорка в законе 1990 года. Хотите выйти из состава СССР — отдайте Крым РСФСР. Мало того, там написано: «Территории, полученные в результате нахождения в Советском Союзе», а это: Львов и вся Закарпатская Украина...

— Верните австриякам и полякам.

— Нет. Верните Советскому Союзу или его преемникам. В данном случае это Российская Федерация.

— Это очень тонко.

— Это закон.

— То есть вы, значит, украинцев собираетесь оставить в Полтаве и Чернигове, а сами поселиться во Львове?

— Не я так собираюсь.

— А кто? И вас похоронят на Лычаковском кладбище.

— Это собираются сами украинцы, которые единогласно проголосовали за этот закон в 1990-м году.

— Ну единогласно-то вряд ли, но как-то проголосовали.

— Делегация украинская. Я смотрел. Единогласно. Это были депутаты Верховного Совета и Съезда. Они за это проголосовали. Поэтому это их решение, не наше.

— А что мы тогда в 1990 году Крым-то не забрали?

— Вы у меня спрашиваете?

— Или в 1991 году? Да. Ну вы же с Горбачёвым собрались судиться. А что не с Ельциным, не с этой кровавой кликой?

— Я же вам только что сказал. Надо судиться с тем, кто нарушил закон. Нарушил закон Горбачёв.

— Нет. Вы сейчас говорите, вот Украина должна была выйти, и, если она вышла, она обязана была передать РСФСР. В тот момент РСФСР руководил Борис Николаевич Ельцин, отобраны у неё территории, у РСФСР.

— Не так.

— А как?

— Она должна была начать переговорный процесс пятилетнего периода, то есть с 1991 по 1996 год, о выходе из состава СССР и отрегулировать вопросы гражданства, языка, территорий. Это только один из вопросов. Это вопрос только территорий. А там ещё языки, национальные меньшинства. Вы закон-то почитайте как-нибудь на досуге. То есть, решая процедуру 1991 года по Горбачёву, мы запускаем всю конструкцию международного права снаружи, а внутри — конструкцию технологии выхода из Советского Союза, если они после этого захотят выйти.

— Я сейчас сойду с ума, Евгений Алексеевич.

— Ну это законно.

— Нет, знаете. Вопрос не в законе, а вопрос в реальности. Вы же понимаете, что это шизофрения?

— Это международное право и законы. Слушайте, любая война — шизофрения.

— Давно поэтому мировой войны и не было. Может быть.

— Её не было только из-за ядерного оружия. Это единственная причина, потому что противоречия решаются войнами между нациями.

— Но вы понимаете, что вы как раз предлагаете? Это такая причина и повод для начала Третьей мировой войны.

— Вы вообще за соблюдение законов?

— Нет. Я — за реализм. Я считаю, что законы основываются на реальной конструкции миропорядка.

— Ну, реальная конструкция миропорядка — это ядерное оружие, простите меня.

— Правильно. Поэтому я вас и спрашиваю. Вы готовы начать Третью мировую ядерную войну?

— С кем?

— Ну, я так понимаю, что с коллективным Западом, с членами ядерного клуба.

— То есть Соединённые Штаты Америки, по-вашему, всерьёз будут за Вильнюс с нами воевать, подвергать опасности свои города?

— Я думаю, что американцы всерьёз будут воевать с нами не за Вильнюс, а против восстановления сверхдержавы советской.

— Нет. Восстановление сверхдержавы — это другой вопрос. Просто Вильнюс — это наша территория по закону, так же как и Владивосток. Так же как и Санкт-Петербург.

— Я услышал про закон.

— Всё очень просто. Если США не будут воевать за Владивосток, значит, они не будут воевать и за Вильнюс.

— А им и не надо воевать за Владивосток. Владивосток наш, я хочу вам напомнить.

— Так и Вильнюс наш.

— Это не так.

— Это итоги Второй мировой войны.

— Итоги Второй мировой войны — это очень хорошо. Но Латвия, Литва и Эстония, во-первых, не были признаны советскими республиками Соединёнными Штатами Америки, как вы помните, по американскому закону, а также являются членами Организации Объединённых Наций, как Украина, Белоруссия и все другие советские республики, и являются независимыми государствами.

— Это значения не имеет.

— Никакого значения не имеет?

— Это членство им дали, потому что исходили из того, что законно вышли из СССР. Если наш суд говорит, что незаконно...

— А если их суд? Они же такая же часть СССР.

— Ещё раз говорю: международное право, границы, границы 1945 года.

— Почему наш суд-то?

— Не за Будапешт же боремся. Мы боремся за нашу территорию, за которую отдали миллионы жизней.

— Ваш суд, который вы считаете самым главным, говорит: «Украина — наша территория», а украинский Верховный суд говорит: «Россия — территория Украины».

— Украинский Верховный суд не является правопреемником Советского Верховного суда.

— Ну мы сами себя назвали правопреемником.

— Нет, не сами. У нас, по Конституции Советского Союза, столица, соответственно, юрисдикция судебная — в столице.

— Да чушь собачья. Это какая-то глупость.

— Послушайте, вы знаете, вообще, элементарные правовые вопросы?

— Да вы тоже не особо юрист-то.

— Я юрист.

— Какой вы юрист? Вы инженер-теплотехник.

— Потом ещё юрист и экономист.

— Потом вы экономист. Ну я понимаю, что потом вы ещё, так сказать, фельдмаршал.

— У меня даже Дмитрий Анатольевич Медведев преподавал римское право.

— Прости, господи.

— Смотрите. Там, где произошло преступление, вот убийство, там и суд. Преступление Горбачёв совершал в Москве — суд должен быть в Москве. Это правовые основания. То есть технологически место преступления. Отсюда и возникает эффект нашего воздействия на судебную систему.

— Понятно. То есть вы как бы отрицаете вообще реальность, когда вы говорите: «Вот закон, вы закон читали?» Я прям уже сейчас галстук начну есть, как Саакашвили, от беспомощности…

— Потому что я прав.

— Нет, не потому, что вы правы, а я понимаю, что я разговариваю с не очень здоровым человеком.

— Реальность, реальность — она обозначена историческими событиями. То, о чём я сейчас говорю, происходило много раз, поэтому я вам гарантирую...

— И я вам говорю: вы готовы воевать и вернуть войной потерянные русские границы?

— Я не вижу противника, с кем воевать.

— Ну, а я вижу противника. Сколько населения у нас сейчас в Российской Федерации? 146 млн.

— А противник кто?

— А сколько население республик, которые вышли из Советского Союза?

— А зачем с ними воевать?

— А вы считаете, они не будут воевать за свою свободу? То есть вы правда считаете, что Казахстан, такой, приходит и говорит: «Господи, мы так ждали, когда Евгений Алексеевич придёт к нам, Фёдоров дорогой, и заберёт нас обратно»?

— Ну послушайте, с момента принятия правового решения начинается переговорный процесс. Воевать ни с кем не надо. Например, Прибалтика: НАТО выводит свои войска, потому что есть 6-й пункт договора НАТО — вывод с конфликтных территорий. Кроме того, не забывайте, что такую проблему Хрущёв решил никакой не войной, а Карибским кризисом. То есть американцы не будут за чужие территории рисковать своей территорией. Ну, это элементарно.

— Вы так считаете?

— Ну это так устроена система закона.

— Я только сейчас не про американцев.

— Остальные нам не важны.

— То есть вас не интересует мнение населения вот этих республик?

— С населением будем договариваться. Через референдумы. С позиции закона.

— И вы полагаете, что эти люди войдут обратно в состав?

— Насколько я знаю, все референдумы, которые проводили в Приднестровье, Донецке, Луганске, Крыму, — везде по 95%.

— Я не про Луганск и не про Донецк. Я с вами говорю про Львов и про Алма-Ату.

— Я вам говорю, как решается проблема. А дальше спокойно в течение нескольких лет будем её решать с позиции права.

— Я понял. Мы ещё сейчас полчаса проговорим о том, что существуют закон и римское право и Дмитрий Анатольевич — прекрасный профессор.

— И Вторая мировая война существует. Вторая мировая война и ещё Версальский договор.

— Давайте про НОД. Вот смотрите, вы начали такую успешную политическую карьеру в новой России. Вы были, если мне не изменяет память, одним из таких лидеров движения, ну то есть, по крайней мере, избирались от Ленинграда или от Ленинградской области, движения, которое возглавляли Анатолий Александрович Собчак и Гавриил Харитонович Попов. То есть вы такой были — молодой младодемократ. Дослужились до статс-секретаря Министерства атомной энергетики. Уж не знаю, как вас назначили. Вы знаете разницу между РБМК и ВВР?

— Конечно.

— Что из них двухконтурный, что из них трёхконтурный?

— Один находится под Екатеринбургом, а другие находятся по Ленинградской области.

— Какой один под Екатеринбургом?

— РБВМ.

— РБМК. Знаете, что такое РБМК?

— Да-да-да. Давайте, вы суть говорите.

— Человек возглавлял Министерство атомной энергетики.

— Да.

— РБМК — это реактор, например, который в Ленинградской области находится. А ВВР — это водоводяные реакторы, так сказать...

— Которые находятся в Екатеринбурге.

— Ничего там не находится. Это все основные реакторы нашей страны. Так вот, как вы докатились до жизни такой? Вы в своих первых Думах шли от председателей комитета, потом зампред комитета. Теперь вы рядовой депутат. Вот как так случилось, что вы начали и всю вашу карьеру потеряли?

— За Отечество. Я остался верен присяге.

— Какой?

— Которую давал. Советской присяге.

— То есть вы за Советский Союз пожертвовали?

— Знаете, в присяге написано «Отечество». За Отечество.

Также по теме

«Будем твёрдо защищать правду»: Путин написал статью о Второй мировой войне

Пренебрежение уроками истории обернётся жестокой расплатой. Такое мнение высказал президент России Владимир Путин в своей статье,...

— Вы же говорили: «Служу Советскому Союзу»?

— Да. Грубо говоря, Отечество — это границы.

— Советский Союз — ваше Отечество?

— Хорошо, я за территорию, но я понимаю, что внутренние порядки меняются.

— То есть здесь у вас всё-таки реализм какой-то есть, представление о реальности, да?

— Я абсолютно реальный человек. Я, кроме того, знаю историю и знаю правила, и я понимаю, что нет варианта выжить Российской Федерации, не вернув суверенитет технологически. То есть никогда такого не было, чтобы страна, которая отказалась от суверенитета и «вошла провинцией в однополярный мир», как говорит Владимир Владимирович, чтобы она выживала. Через какой-то период времени она прекращает своё существование. Таким образом, национально-освободительная борьба для России — это формальный термин ООН, кстати. Он в ООН прописан, этот термин.

— Да, я знаю, что вы, так сказать, сторонник международного права. Я уже услышал.

— По границам. Внутрь не лезьте, а границы — по международному праву.

— Я понимаю. Это моё любимое выражение: когда надо, вы Федосеева, когда надо — Шукшина». Это очевидно.

— Это разница между международным правом и внутренним. Так вот, по международному праву понятно. Нам для того, чтобы остаться в живых, надо провести реформы по восстановлению суверенитета. Об этом мы говорили девять лет. И поэтому мы вышли на референдум.

— Как вы начали, как вы потеряли свою карьеру? С чего всё началось?

— Вы считаете, что карьера должна быть у человека приоритетней его взглядов.

— Ничего я не считаю. Я спрашиваю, как вы её начали терять? Я не говорю о том, что приоритет, не приоритет. Может, вы в монахи уйдёте вообще.

— Возник конфликт между взглядами и правовой системой внешнего управлении.

— С кем у вас возник конфликт?

— Между моими взглядами и элитами страны.

— Какими конкретно элитами? Это в каком году произошло?

— Конфликт возник, когда мы перешли в национально-освободительном процессе на организационные действия, то есть где-то девять лет назад. Я был председателем комитета.

— Это какой год? Это 2011-й?

— Ну, да, где-то так.

— То есть это президент — Медведев, ваш преподаватель римского права.

— Это я — председатель комитета. Вы же про мою карьеру спрашиваете.

— Элитами кто руководил?

— Элитами не руководят. Элиты самодостаточны. Их формируют. Российские элиты формировали внешние силы, а именно Соединённые Штаты Америки.

— Кто конкретно входил в эти элиты, с которыми вы поругались?

— Ну, я вам так скажу. Российские элиты порядка 100—200 тыс. человек.

— У вас были какие-то личные недруги, которые уничтожали вашу карьеру?

— Ну, я бы не сказал, что это были личные. У меня, допустим, был. Одно время за политику, например, отвечал Сурков.

— Он вас ненавидел.

— Он со своими «Нашими» понимал, что идея национально-освободительного процесса идеологична, а значит, за ней пойдут люди всерьёз, а не за деньги. Это, конечно, его не устраивало.

— То есть «Наши», «нашисты» — это за бабки?

— Ну, у них нет идей.

— Их самих нет.

— Вот всё потому, что нет идей. Необязательно за бабки, это может быть просто организация, административный ресурс. Почему за бабки сразу?

— Вы сказали, что все за деньги, мы — не за деньги.

— Административный ресурс, деньги — это одно. Идейное — это другое. За идею, допустим, Великая Отечественная война, это на идее. Понимаете, да? На идее. Люди выиграли на идее. Освобождение Отечества.

— Там ещё люди всё-таки за свои дома и за свои семьи погибшие. Не всегда месть — идея.

— Месть — это, кстати, чистая идея, если уж вы про месть говорите. Давайте мы не будем это обсуждать, тем более новые законы приняты, кто хороший, а кто — плохой.

— Я-то как раз за наших, за русских.

— Естественно. Я тоже. Соответственно, Великая Отечественная война — Отечество. То есть понятие Отечества — это территория, о которой мы сейчас говорили, и суверенитет.

— Абсолютно чистая маниакальная шизофрения. У вас поток сознания в голове.

— Как и у всех наших с вами дедов и прадедов, которые 1000 лет создавали это государство, они все шли за Отечество.

— Вопрос в том, что у вас огромное количество слов и конструкций, которые ничего не означают.

— Да одно слово — Отечество. Всё.

— Конкретно про ваш конфликт с Сурковым. Он каким образом развивался?

— У меня не было ругани с Сурковым. Просто я проводил политику, которая его не устраивает. Создавал штабы национально-освободительного движения.

— Штабы национально-освободительного движения, они каким образом у вас появились в голове? Как вообще эта идея пришла вам в голову и как вы начали её реализовывать?

— Ну, вообще, эта идея была у меня всегда. И если бы вы посмотрели мою биографию, о ней мало говорят, то в 1999 году я проиграл выборы в Государственную думу, возглавляя первый избирательный блок в поддержку независимых депутатов, задача которых была — освобождение от внешнего управления. Уже тогда. Блок набрал 1,5% голосов, я проиграл, попал в политический совет при президенте, но проиграл.

— С этого началась ваша карьера в исполнительной власти… Подождите. Давайте вспомним, что Совет при президенте был вместо Общественной палаты организован.

— Он был автоматический. То есть если ты получил 1% голосов, ты туда автоматически попадаешь. Это не выбор Ельцина, а это автоматический регламент. Вот с этого началось. Потом это всё провалилось, то есть, грубо говоря, блок не получил поддержку народа, я проиграл выборы, отдал свой кабинет Нарусовой в Государственной думе, кстати, между прочим, интересный факт.

— Как много вас связывает с Людмилой Борисовной.

— И ушёл в исполнительную власть по своим специальностям. Кстати, военный энергетик — это и атомщик, чтобы вы имели представление. Я и атомщик, дизелист, котельщик, холодильщик. Спецсистемы. Это понятно.

— Вот я думаю, вот такой вот атомщик нажимал на кнопку-то в Чернобыле.

— Просто у военных очень широкая специальность всегда.

— Не сомневаюсь.

— И я ушёл туда. Дальше опять пошёл в Государственную думу. Был создателем блока «Единство» («Медведь»). Я его создавал под суверенитет.

— Ну, это не вы его создавали. Это его администрация президента создавала. Как мы помним, в тройку вы не входили. В тройку входил...

— Нет. Вы меня не поняли. Я не пошёл в Госдуму тогда. Я был в министерстве. Я был учредителем, то есть моя подпись стоит, один из семи учредителей. Поэтому я могу сказать: создавал.

— Не вы создавали, а вы юридически один из создателей.

— Один из семи создателей, да. Но участвовал я в этом проекте именно как в проекте необходимости восстановления суверенитета через будущую правящую партию. Уже были понятны тогда взгляды Владимира Путина. Я его знал ещё до этого тем более...

— Несомненно.

— И уже было понятно, куда он идёт. Помните его речи, когда чеченская война и так далее?

— Операция в Дагестане.

— Да. Для меня проект НОДа — это был проект, который начался в 1999 году, участие в создании пропутинской партии «Единство», блока «Медведь» для целей восстановления суверенитета. Помните первые решения, которые попытались тогда провести? Отменили соглашение о разделе продукции, попытались взять под контроль Центральный банк. Первое получилось частично, второе не получилось. То есть начался сразу этап НОДа.

— То есть вы захотели под контроль исполнительной власти взять Центробанк?

— Под контроль государства.

— А он сейчас не под контролем государства?

— Конечно, нет. Он, по Конституции, самостоятельный субъект власти практически и является депозитарием МВФ. И эмиссия рубля осуществляется через биржу путём покупки доллара экспортного. У нас вообще нет валюты своей в стране, то есть, ещё раз говорю, мы начали вести борьбу...

НОД — это идеология. Это не штабы. Штабы — элемент НОДа. Идеология суверенитета — это и есть НОД. Если вы за суверенитет, вы — НОД. При этом вы можете где угодно быть: в правительстве, в депутатах, в штабах НОДа. Где-то в 2011—2012 годах у нас появилась необходимость инструмента. Ввиду народной поддержки для создания референдума (это голосование народа). Значит, нужны штабы, которые будут агитировать народ. Отсюда появились штабы НОД девять лет назад как элемент решения под референдум.

Первые предложения штабов НОД — референдум за суверенитет и конституционную реформу. Это мы крутили, набрали 2 млн подписей. Президент уже 15 января прошлого года сразу сослался на общественные организации, которые предложили конституционную реформу, если вы помните. Мы были единственные. Ни одна организация в России не предлагала конституционную реформу по суверенитету методом референдума. Вообще. Потому что это, в принципе, как вы назвали? Идиотизм, да? Нас называли идиотами девять лет, восемь лет, пока не провели референдум, на котором оказалось 80% таких же, как мы. Другое дело, что референдум был сорван в плане задач.

— А какие у вас были задачи?

— 15-я статья о том, что иностранные нормы и правила для нас обязательны, для нашей правовой системы.

— Мы их отменили?

— Нет. Они остались. Поэтому я говорю вам как специалист. Референдум — не наша заслуга. Но без референдума страна не могла бы продолжить своё выживание.

— Что такое НОД сейчас?

— Продолжение курса на восстановление суверенитета.

— Что такое отсутствие суверенитета сейчас у великой ядерной державы?

— Это решение... Суверенитет — это власть. У нас нет власти в принятии вопросов.

— Ну как это?

— Словами Путина скажу: «Один центр власти, один центр принятия решений — Вашингтон, округ Колумбия». Мюнхенская речь.

— То есть Путин подчиняется Вашингтону?

— Не Путин, а российская государственная система.

— Ну а Путин — не российская государственная система?

— Путин — борец и реформатор российской государственной системы.

— То есть он несчастный, его топчет государственная система, которая вся управляется из Вашингтона?

• AFP
• © MARK WILSON / GETTY IMAGES NORTH AMERICA

— Секундочку. Путин предложил народу поменять правила игры. Это значит, Путин говорит формально: «Те правила, по которым я тут работаю, не устраивают. Меняйте». А поменять-то он не может. Это может только референдум, то есть народ, который установил эти правила в 1993 году и в 1991-м. Понимаете, да? Поэтому процедура опять же правовая.

— То есть народ управляет, народ хочет, чтобы Вашингтон управлял?

— Ну, слушайте, вы так сказали. 1991 год, референдум. И народ голосует за то, чтобы республики в Советском Союзе верховенствовали над законодательством СССР. Это как вообще?

— То есть вы против народа?

— Я считаю, что народ был не прав. И решения надо менять, но только народу.

— Народ поумнел?

— Народ осознал, что это нехорошо что-то получилось, и начал соображать.

— А такого раньше не было? Детей не убивали в Советском Союзе?

— Он просто осознал как бы, что неправильно так жить: неправильно предавать Отечество, неправильно жить в материальном.

— Значит, народ тогда был туповат, сейчас он поумнел. Что такого произошло с этим народом, что он поумнел?

— Я думаю, что он прожил 30 лет. Решения, которые он принимал при той Конституции, которую он сейчас поменял, они были неправильные. Исправил ошибки, это называется. Это нормально, я не вижу в этом какую-то такую, знаете, «нехорошесть». Я тоже исправляю ошибки. Вот вы исправляете свои ошибки?

— Ну, стараюсь иногда.

— Это касается и органа под названием «народ».

— Отлично. Народ — это не орган, народ — это всё-таки сообщество людей, проживающих на одной территории.

— Для меня как юриста, как и для всех, народ — это орган на референдумах, принимающих решения. И на выборах тоже. Но на выборах другой формат решений. То есть это технология власти народа — референдумы, если вы хотите что-то поменять. Для чего вообще референдумы? Это когда у вас конфликт тех самых элит, мы с них начали. И когда вы хотите их преодолеть, вам нужна точка опоры, появляется референдум. Чтобы ликвидировать Советский Союз, американцы в России провели и в Советском Союзе три референдума: в 1991 и в 1993 году.

— Что произошло, что вас выгнали из Министерства атомной энергетики?

— У меня был конфликт с Адамовым.

— С министром?

— Да. Но Адамов — министр, который, скажем так, работал в политике и пропускал в министерство решения, связанные с ликвидацией российского оружейного ядерного и научного комплексов.

— Это каким образом? То есть он был американским шпионом?

— Не так. Американцы закладывали в период моего нахождения в министерстве до $0,5 млрд на ликвидацию российского оружейного ядерного комплекса.

— По нашему договору какому-то международному?

— Нет. У них такие технологии. Там десятки программ.

— Расскажите.

— Например, ядерный комплекс — это кадры: физики, ядерщики и так далее; американцы им предлагали другую работу, в десять раз лучше. Перекупали, создавали систему, при которой они переходили на другую работу.

— Ну, это неглупо.

— Это враг, который серьёзный. Я уважаю американцев. Это серьёзный враг. С ним тяжело бороться, и ещё не факт, что мы победим.

— Это я вам как раз сначала говорил. А вы так уверенно «восстанавливаете границы».

— Это не значит, что мы должны капитулировать. Наши деды тоже в 1941-м могли и проиграть, но они выбрали другой путь.

— Так наши деды и выбрали Вторую мировую войну. Я вот это и спрашиваю: вы Третью-то выбираете?

— Они выиграли победу в уже начавшейся Второй мировой. Это разные вещи.

— Да. Хорошо.

— Или, например, сделка ВОУ-НОУ. Это вывоз всех ядерных материалов Российской Федерации, Советского Союза из Российской Федерации в Соединённые Штаты Америки.

— То есть мы весь наш ядерный мусор вывозили?

— Не мусор, а ядерный материл.

— Я понимаю. На переработку в США?

— Вот смотрите. Ядерное оружие. Внутри него что-то есть — это ядерные материалы. Они были на складах. Мы эти материалы вывезли в США, и США до половины электроэнергии на атомных станциях получали из наших ядерных материалов.

— Из нашего плутония, да.

— Ну, там не только плутоний.

— Из нашего урана.

— Это была сделка. Или, например, ликвидация носителей ядерного оружия, тех же ракет, тех же подводных лодок и так далее. На эти программы американцы в этот период тратили большие деньги. Естественно.

— То есть американцы разваливали наш вооружённый потенциал?

— Они совершенно открыто ставили задачу ликвидации ядерного оружия в Российской Федерации.

— Как так случилось, что у них не получилось?

— Ну, вообще, в сделку ВОУ-НОУ они вывезли подчистую все ядерные материалы. Остались только те, которые в ракетах. То есть в практическом плане они ликвидировали источники производства ядерных материалов.

— То есть центрифуги?

— Ядерные реакторы, вырабатывающие ядерные материалы. У нас их было два. Вот, например, одна из их программ в Красноярске, в одном из городов, они за свой счёт строили котельную для того, чтобы ядерный реактор вывести из оборота и он прекратил производить ядерный материал, потому что он заодно город топил. Деньги украли. Для них это нехарактерно. Они второй раз профинансировали и всё-таки построили эту котельную, и ядерный реактор был полностью закрыт.

— Деньги мы украли?

— Кто-то там в Красноярке украл. Патриоты.

— Ну, то есть русские украли. Прекрасно. Тут уже Фёдоров начал ржать. То есть американцы, значит, для того чтобы развалить наш военный потенциал, угрохали наш ядерный реактор в каком-то там Красноярске…

— Чтобы развалить наш ядерный потенциал, они профинансировали строительство котельной.

— Да-да. Я и говорю. Для этого они профинансировали котельную, и все бабки русские украли сразу. Великая нация.

— Поэтому они профинансировали второй раз. Обычно они второй раз этого не делают. Понимаете, да? Настолько им это было важно.

— Я их понимаю.

— Тем не менее реакторы прекратили своё существование. И мы сегодня не можем производить эти материалы.

— Каким же образом мы, так сказать, выживаем?

— Что есть в изделиях, то и есть.

— Больше у нас ничего нет?

— У нас на складе ничего нет.

— То есть нам не из чего производить ядерное оружие?

— В этом и сделка ВОУ-НОУ. Мы можем переставлять, менять, модернизировать, но мы не можем создать новое, потому что нет ядерных материалов.

— В смысле мы не можем создать новый какой-то обогащённый плутоний, что ли?

— Да. Потому что у нас для этого нету мощностей. Например, Иран. Иран как раз и борется, чтобы мощности эти запустить. Центрифуги нужны, но центрифуги — часть процесса. Но это так, к слову, просто чтобы было понятно. Вот эти проекты американцы запускали тогда при мне, я их видел сам, как они работали. Естественно, на этой истории возник конфликт. Плюс по управлению ядерным комплексом возник конфликт с министром, потому что я, например, не считал, что надо американским компаниям отдавать российские производственные мощности.

— Подождите. Это в каком году было? В 2000-м? То есть в 2000 или 2001 году вы ушли из правительства?

— Это 1999—2000 годы. Ну, не ушёл, меня незаконно...

— Касьянов вас уволил. И у вас был суд.

— Незаконно. Нет, суда не было. Незаконно уволил Касьянов. Незаконно — это значит, не прошла процедура увольнения.

— А вы обращались к Путину?

— Причём здесь?

— Ну как? Вы статс-секретарь, фельдмаршал главного нашего, так сказать, ядерного потенциала. Вы с Путиным знакомы. Касьянов — какой-то очевидный ельцинский либераст.

— Я вообще никогда не обсуждаю вопрос, как я к кому обращаюсь. Это просто, я считаю, находится за кадром любого обсуждения. Но Адамов был после моего увольнения Касьяновым уволен через две недели.

— Ну, а дальше что?

— Всё. Тема закрылась. Дальше я дождался новых выборов и пошёл в Государственную думу.

— А почему вы не стали добиваться защиты нашего ядерного щита любыми путями: Путин, ФСБ? А пошли малодушно избираться в Государственную думу?

— А потому что я реалист. И я понимаю, с чего надо начинать. Реалист — это тот, кто реально понимает вещи.

— Это вот я вам говорил первые полчаса интервью.

— Вам кажется. Потому что, если бы вы были реалистом, мы бы понимали, что проблема в основном документе. Основной документ — это Конституция и статус страны. Таким образом, Дума явно ближе к этому документу.

— То есть в Думе можно защищать государственные интересы лучше?

• РИА Новости
• © Николай Хижняк

— В Думе можно вносить законы о Конституционном собрании, о форме Конституции.

— А чего тогда раньше? Чего тогда держались за это место, сидели там с Касьяновым?

— Почему? Два года? Я держался за место?

— А что же, нет? Сразу надо было идти. Чего не пошли на выборах 19 декабря 1999 года?

— У меня было место. Я был вторым номером по большому списку Екатеринбурга.

— Ну так что же не пошли-то, если в Думе больше возможностей?

— Наверное, у меня тогда не было опыта какого-то, а может быть, ошибся. Ну, не в этом дело.

— Ну как не в этом? Я вам задаю вопрос.

— Слушайте. Я стоял на важном участке под названием «ядерный щит».

— И вы его, этот участок...

— Меня оттуда выгнали.

— Вы, значит, проиграли эту борьбу.

— Да. Борьбу я проиграл. Я не спорю.

— С этого начался ваш путь по нисходящей. Ну, правда. Вот вы попали в Государственную думу, председатель комитета… Какой был в этом созыве у вас комитет?

— Нет, в следующем созыве я уже был председателем комитета по экономической политике. Кстати, самый влиятельный комитет Госдумы стал.

— Да?

— Вообще, если я что-то делаю, я предпочитаю делать жёстко.

— Расскажите про эти жёсткие меры.

— Для бюрократической машины это означает, что каждый четвёртый закон Госдумы шёл через этот комитет, а комитетов у нас там было несколько десятков.

— Ну, это профильный комитет. Я понимаю, что экономические, бюджетные законы не могут проходить через бюджет о семейной политике.

— Это вам кажется. Поверьте как человеку, который в Госдуме с первого созыва, это зависит от постановки вопроса председателем комитета. Если он ставит вопрос так, что законы идут к нему, а они идут к нему, почти по всем законам есть двойное, тройное толкование комитетов. Почти по всем.

— Про жёсткие меры.

— Да. В комитете я выработал политику экономическую. Суть экономической политики. Я её назвал: нулевая процентная ставка, национализация Центрального банка, национализация для подчинения российским правилам правовой системы.

— Я не понимаю. Вы сидите (это тоже какая-то шизофрения) в Государственной думе, в парламенте, которому подчинён Центробанк.

— Нет.

— А как, нет? Это в Конституции записано. Ну что, нет?

— Ничего подобного. Не обманывайте.

— Ну как это? Кому подчинён Центробанк?

— Никому.

— Как никому?

— Независимый орган власти. В Конституции написано: «Центральный банк действует независимо от органов власти».

— Кто назначает председателя Центробанка?

— Кадровые назначения осуществляются по процедуре, прописанной в законе, в том числе о Центральном банке. Я вам скажу так. Председатель Центробанка не может быть назначен без определённых согласований с американцами.

— Кто физически назначает председателя Центробанка в Российской Федерации?

— Вот вы сейчас хотите, чтобы я вам назвал: Государственная дума?

— Конечно. Я хочу, чтобы вы мне назвали, кто подписывает это постановление, или что это, указ.

— Я вам объясняю, что само по себе назначение...

— Кто? Кто? Дума? Президент? Кто?

— Я уже вам отвечаю на ваш вопрос. Я вам отвечаю. Процедура назначения председателя Центрального банка, в которой предусмотрено, в том числе решение Думы по процедуре.

— Так, подождите. Значит, как устроена процедура? Дума голосует за...?

— Хорошо. Похоже, всё надо начинать сначала.

— Нет. Мне не надо начинать сначала. Мне надо, чтобы вы мне отвечали на вопросы.

— Если вы реалист, то не надо выдергивать из контекста.

— Отвечайте мне, пожалуйста, на вопросы. Кто подписывает решение о назначении Набиуллиной председателем Центробанка? Президент?

— Решение подписывается Государственной думой, постановлением Государственной думы.

— Председателем Государственной думы? Подпись стоит Володина?

— Да. На основании решений Государственной думы. Решения Государственной думы формируются фракциями партии на основе фракционной дисциплины. Партии фракции финансируются по линии олигархов Соединённых Штатов Америки и функционируют в системе Конституции с обязательной (по 15-й статье, пункт 4) реализацией решений по общепризнанным принципам и нормам международного права.

— Отлично. Означает ли это, что вся Государственная дума наша является...

— По Конституции внешне управляемым субъектом.

— Вот. Да?

— Да.

— То есть Володин — человек, которым управляют из Белого дома?

— Володин, кстати, НОДовец, реформатор, обратите внимание.

— В смысле НОДовец? Он выходит вот туда к Нарусовой протестовать, что ли?

— Нет. НОДовец — это не тот, кто выходит, а тот, кто занимает позицию о восстановлении суверенитета. Мы об этом сразу договорились.

— С кем?

— С вами.

— Мы не договорились. Это вы мне просто предъявили.

— Я вам просто сказал. Если вы за суверенитет и боретесь за него — вы НОДовец. Это касается Володина, Путина, кого угодно. Любой человек, который за суверенитет Отечества, он НОДовец. Это как бы фирма.

— Так. Сейчас. Я понял. Володин — НОДовец, но, к сожалению, он...

— Ну, слушайте, Володин может не подписать решения, принятые Госдумой?

— Ну, наверное, не может.

— Ну, я об этом же.

— Но Володин является членом фракции «Единой России». «Единая Россия» является фракцией с конституционным большинством. «Единая Россия» — партия, которая финансируется и управляется из-за рубежа?

• РИА Новости
• © Владимир Астапкович

— «Единая Россия» — партия, как и все другие партии, которая, в соответствии с Конституцией, обязана обеспечить принятие Государственной думой решений, вырабатываемых в Соединённых Штатах Америки.

— То есть она управляется из Америки?

— Вы меня сейчас услышали?

— Я услышал. Вы говорите следующую фразу.

— Я вам говорю: все партии выполняют в Конституции прописанные законы, люди так проголосовали в 1993 году.

— Я вообще не про людей. Я вас спрашиваю конкретно про «Единую Россию»: это партия, которая управляется из США?

— Я вам отвечаю. Государственная политика России управляется из США, и органы власти России управляются из США.

— Все?

— По Конституции.

— Всё, забыли про Конституцию.

— Как забыли-то? Это главный вопрос.

— Неважно. Главный вопрос сейчас реалистичный. Конституция Конституцией. Закон законом.

— Можно вам задать вопрос? А зачем Владимир Владимирович 15 января попросил, чтобы народ принял решение о том, что российская Конституция должна верховенствовать в российском правовом поле?

— Отлично. Мы проголосовали за это.

— Нет. Зачем?

— Послушайте...

— Можно ещё один вопрос? Зачем Государственная дума три месяца назад приняла 120 законов о суверенитете?

— Я не знаю, зачем она их приняла и зачем Владимир Владимирович... Подождите секунду. Попросил. Я никого ни о чём не просил.

— Он вас попросил как народ.

— И я проголосовал. А вы мне говорите, я зря проголосовал, что ли?

— Я вам говорю, что вы недостаточно проголосовали.

— То есть как недостаточно? Я проголосовал только за то, чтобы мне их пакетно внесли.

— Ну, да-да. Внесли то, что получилось.

— А кто вносил-то? У кого получилось?

— Очень интересный вопрос. Внесла конституционная комиссия, как вы помните, в которой не было ни одного...

— Клишас, Крашенинников…

— В которой не было ни одного сторонника суверенитета. Референдума.

— То есть Крашенинников, сопредседатель, и Клишас, сопредседатель комиссии, — это враги народа нашего?

— Почему вы всё время как-то переворачиваете?

— Потому что вы это говорите. Конституционная комиссия, она как-то жопокрутствовала и в итоге вынесла на референдум нашего великого русского народа какую-то недоконституцию.

— Секундочку. Я просто вам сказал факт, а вы его интерпретируете.

— А я вас прошу, чтоб вы его интерпретировали.

— Я вам говорю ещё раз факт, что в конституционной комиссии из 100 человек не было ни одного сторонника суверенитета, референдума и конституционной реформы, чтобы всё сразу, три. Ни одного. То есть изначально это бюрократический механизм.

— Почему Крашенинников и почему Клишас и все — от Машкова до Дениса Мацуева — враги нашего суверенитета?

— Да очень просто. Потому что все элиты страны встроены в американское управление. Они оттуда получили власть, деньги, должности, депутатские мандаты и всё остальное.

— Вы — нет?

— Я тоже получил.

— То есть вы — тоже враг народа?

— Нет. Но я, как и Владимир Путин, считаю, что это неправильно и надо менять систему. Вот это и есть НОД.

— То есть вы хотите сказать следующее, что Владимир Владимирович Путин сидит, например, с Ларисой Игоревной Брычёвой, начальником законодательного управления Администрации президента, и говорит ей: «Ларис, надо вот так вот внести такие конституционные изменения». А она говорит ему: «Владимир Владимирович, да не надо вот такие. У нас не утвердили в Белом доме». Он говорит: Ну ладно, Лар, хорошо, пока».

— Слушайте, любая война — это, вы думаете, что? — шашки наголо и в атаку?

— Ничего не думаю. Я вас спрашиваю.

— Это всегда интрига. Это всегда заговор.

— Кто главный интриган? Кто заговор плетёт вокруг нашего великого президента и не даёт ему вернуть нам суверенитет?

— Ровно те, кого президент назвал в своей речи 15 января.

— Кто?

— В первом пункте международные органы и стоящие за ними силы, плюс олигархи.

— Вот кто? Нет, подождите. Олигархи и олигархи.

— Там назван олигархический клан. Это не я назвал. Это Владимир Владимирович.

— Погодите. Вот вы сейчас говорите про конституционную комиссию. В ней около 100 человек. Вы говорите, что ни один из них не был сторонником суверенитета.

— До, до комиссии.

— А когда вошли в комиссию, стали?

— Ну наверное, раз они предпочли.

— Ну раз они не предложили суверенитет, вы говорите, мы проголосовали как-то не за ту Конституцию?

— Нет. Мы проголосовали всё правильно. Просто этот вопрос не решился сразу. Ну, вы понимаете, что некоторые вопросы надо решать двумя-тремя актами.

— Хорошо. Что нам надо сейчас делать, чтобы дальше возвращать суверенитет?

— Продолжить конституционную реформу; скорее всего, методом референдума, потому что опять будет конфликт с элитами.

— То есть что мы должны вернуть себе такого, что мы не вернули? Я не понимаю.

— Поменять главные статьи — 15-ю и 13-ю, первую и вторую главу. 15-я статья — о том, что решение иностранных органов является для нас обязательным. Это придётся делать. Ещё раз говорю: в данном случае это не вопрос, что я хочу этого. Конечно, я этого хочу. А я говорю как специалист политики, что без этого...

— Да вы всё: вы и теплоэнергетик, и атомный энергетик, и юрист, и военный.

— Ну, согласитесь, когда человек 30 лет занимается политикой, он немножко в этом разбирается, да?

— Да чёрт знает, в чём вы разбираетесь уже.

— Так вот. В политике.

— А в медицине разбираетесь?

— Это раньше, в советские времена, называлось «номенклатура». Так вот...

— Господи. Это прекрасно.

— Так вот, для того, чтобы решить эту проблему, проблему власти, нам придётся проводить второй этап конституционной реформы, даже если сейчас этого не хотят. Кстати, первый тоже не хотели. Но пришлось. Мы девять лет боролись за референдум и конституционную реформу, нас называли шизофрениками, вот как вы сейчас…

— Я абсолютно в этом до сих пор убеждён.

— Я понимаю, да. Но тем не менее мы добились своего.

— Я не знаю, чего вы добились.

— Добились. Мы получили референдум и первый этап конституционной реформы.

— То есть это вы добились? Это не Путин добился?

— Это добилась страна и народ, раз он голосовал. А мы за это топили, кроме нас, никто, девять лет. Понятно, да? То есть организовывали это, провели 200 тыс. пикетов, собрали 2 млн подписей и так далее. То есть это была задача, которую мы выполняли с точки зрения обеспечения народной поддержки. Но я-то знал, что Путин за это с самого начала, потому что я понимал, что он НОДовец.

— Ну, Путин тоже менялся.

— Ещё раз говорю. Это не вопрос его взглядов, и даже моих, и даже ваших. Это вопрос выживания. Вы не выживете в конкуренции наций, не решив проблему суверенитета. Вас убьют, уничтожат, если вы не добьётесь суверенитета. Это понимали наши деды всю тысячелетнюю историю.

— Просто даже по этому поводу я не буду с вами спорить. У вас, как у любого человека с, так сказать, сложно выстроенной...

— Что тут сложного-то? Всё просто. За Отечество живота своего не щадить.

— Это понятно.

— Ну, а что тут сложного-то?

— Я не знаю. А где вы не щадили-то? Вот как вы не щадили свой живот за Отечество?

— Вы сейчас сразу на меня переключаетесь.

— Да. Я про вас же с вами разговариваю.

— В Афганистане я был главным энергетиком в 40-й армии, то есть моей задачей было обеспечить во всех гарнизонах до полка энергообеспечение для военных нужд и бытовых нужд.

— Как вы из подчинённого генерала Громова превратились в такого либерального коллегу Собчака и Попова?

— Что такое «либерального»?

— Ну как? Ну, вы же были депутатом от фракции такой партии Собчака и Попова?

— Да. Которая конфликтовала с «Выбором России».

— Прекрасно. Скажите, вы собчаковец?

— Я сторонник, я всегда сторонник свободы и независимости, я сторонник сильного государства. Собчак никогда не был, кстати, за ликвидацию Советского Союза, внимательно посмотрите, в отличие от «Выбора России», вот там были как раз и ликвидаторы, и так далее. И, так сказать, в той бурной обстановке, которая была, я посчитал необходимым. Молодые офицеры меня выдвинули — и я пошёл на выборы ещё в советскую власть. То есть я был депутатом советской власти.

— Вам ещё 30 не было ведь? 28? Вы 1963 года же?

— Да, 1963-го. То есть я был депутатом советской власти, то есть Леноблсовета народных депутатов. Освобождённым. Вот освобождённым — это уже 20 человек из 250. То есть я стал профессиональным политиком.

— Освобождённым, в смысле, от основной работы.

— От службы.

— То есть тогда это было таким образом устроено?

— Да. От военной службы. Это называлось «прикомандированным».

— Что вы такие вот вольнонаёмные, а были уже профессиональные.

— Профессиональные политики. То есть вот с этого момента я стал профессиональным политиком. Начал разбираться в материале. И дальше потом прошёл на выборы, и уже депутатом в Госдуму. И уже после ликвидации Советского Союза.

— Объясните мне вот что. Если вы считаете, что и Путин — НОДовец, и Вячеслав Викторович Володин — НОДовец… Вот Сурков, жалко, не был НОДовцем, предатель. Почему ваша карьера-то так идёт по наклонной?

— Да потому что против меня все.

— Кто все, если Путин сам НОДовец?

— Вы не слышите. Против меня все элиты.

— Ну как это все элиты? Это значит, что они против Путина.

— Конечно.

— А что ж с ним-то тогда всё нормально?

— Можно вам рассказать один бюрократический случай?

— С удовольствием.

— Я всё-таки профессионал в политике и в бюрократии тоже. 15 января Владимир Путин предлагает конституционную реформу, распускает правительство и референдум. Событие, важнее которого в политике нет ничего за 30 лет. Понимаете, да? Референдум. Дальше. Через неделю он вносит проект закона в Госдуму. Очень торопится. Закон через три дня ставится на рассмотрение в первом чтении. Дума рассматривает стандартные законы через два-три месяца после внесения. То есть раз — через три дня, это очень надо быстро. Блицкриг.

— Это все заметили.

— Быстрее, пока другие не опомнились и не начали сопротивляться.

— А другие-то кто?

— А дальше начинаются интриги и саботаж. Как? Я уже профессионально вам говорю. 22 января, как сейчас помню, наши НОДовцы вышли в пикеты в поддержку решения Путина.

— Вот с флажками этими, да, георгиевскими?

— Да-да-да. Они вышли в поддержку во всех регионах страны. Почему? Потому что закон был отправлен в регионы страны для получения положительного отзыва. Так по закону. Путинский закон с его подписью, с его обращением, с уволенным правительством. Регионы не дали положительный отзыв.

— Это какие регионы не дали положительный отзыв?

— Все.

— Никто не дал положительный отзыв? Все сказали: «фу»? «Путин, фу»?

— Я вам скажу тонкости. Я всё-таки разбирал это. Регионы автоматически начали готовить положительный отзыв — и начали звонить из разных высоких кабинетов, от олигархов.

— Из «вашингтонского обкома»?

• Gettyimages.ru

— За этим стоял «вашингтонский обком», конечно, потому что они же боятся восстановления, как вы там сказали, Советского Союза, да?

— Не Советского Союза, а мировой державы.

— То есть вы понимаете, что они мотивированы, чтобы этого не было. Начали звонить. В результате даже те законодательные собрания, которые поставили в повестку дня обсуждение вопроса (а это легко проверить, например, Нижегородское), отозвали и не стали давать положительный отзыв. В результате был сигнал — регионы не хотят референдума. Понятно? Я вам говорю просто в лоб, как это работает, механизм саботажа. Дальше конституционная комиссия — в которой нет ни одного сторонника, а это сакральность. Люди же видят. И элиты видят, главным образом, что эта комиссия для галочки. И дальше начинается процесс саботажа. А вы видели, что при подготовке референдума хоть какая-то была за него агитация, кроме агитации вот такой вот типа «за Путина идите» — и всё?

— Видел.

— Не было.

— А я видел: все эти за традиционные ценности, видел все эти плакаты.

— Ну, вы же понимаете, что это вопрос, который — 83 поправки, который нуждается в обсуждении с людьми.

— Ну а что не обсуждали-то?

— А этот вопрос вы мне задаёте? Я говорю, что элиты были против.

— Какие элиты? Вы тоже элита.

— Элиты расколоты. Вот здесь меня правильно поймали. Часть элит во главе с Путиным — за, большая часть, 95%, — против.

— Значит, Путин в меньшинстве, причём в таком ужасном меньшинстве. Прям сейчас отвернётся — растопчут. Кто же против Путина в элитах? Конкретно кто? Фамилии называйте.

— Вам все 200 тысяч?

— Нет, первую тройку. Как вот, Шойгу, Карелин, кто там ещё был? Гуров.

— Господи. Вот Шойгу, Карелин и Гуров и конкретные люди никогда вам не скажут, что они против Путина. Я думаю, вы понимаете, почему.

— Шойгу против Путина?

— Конечно, нет.

— Шойгу уже, слава богу, в 5%.

— Я не об этом.

— А я об этом. Я хочу знать, кто против Путина?

— Слушайте. Против Путина те люди, которые в результате реформ, которые он будет проводить (и он их завершит, например, для офшоризации), потеряют капиталы, власть и влияние.

— Когда вы говорите «олигархи», вот, например, Ковальчуки, Ротенберги и Тимченко, они против Путина?

— Это не олигархи.

— Это государственные деятели.

— Объясняю. Начинается профессиональный разговор. Очень просто. Олигарх — это тот, кто получил своё состояние, статус из иностранных источников. Перечисленные вами люди находятся под санкциями. Им запрещено, по английскому праву, владеть имуществом, в том числе, кстати, и в России, то есть они в принципе не могут быть олигархами. Они могут быть богатыми людьми. Олигарх — это владелец активов. Активы — это вопросы прав собственности. Права собственности регулируются из Лондона и Вашингтона. Вот олигархи — это те, которые в 1990 году.

— То есть это ещё ельцинские подонки, вот эти от Абрамовича до Прохорова, да?

— Ну что вы за слова какие-то употребляете? Я не называю людей так. Я понимаю, что люди есть продукт системы.

— У людей есть какая-то выгода, и норм.

— Ну их подобрали под это дело. Их тогда сформировали как управляющих страны.

— Американцы?

— А кто? Слушайте, когда я был в министерстве, вы что думаете, я не знаю...

— То есть вас тоже американцы назначали?

— Не меня. Министры были все расписаны под олигархов. Наш министр был как раз под Абрамовичем.

— А сейчас не так?

— Вот сейчас Путин их отодвинул, но при этом они власти-то не лишились. То есть они как бы лишились оперативной власти, а система-то за ними осталась, потому что собственность. А у кого собственность, у того и власть. Ещё раз говорю, американцы управляют институтом собственности. Собственно, они говорят через суд. Кстати, по нашему суду, решения английских судов для нас обязательны.

— Вы в следующую Думу пойдёте?

— Я исхожу из того, что мне надо там быть для завершения восстановления суверенитета. Если я туда не пойду...

— Вы же понимаете, что вы не завершите никакого суверенитета.

— Я уверен, что это произойдёт в ближайшие пару лет, или мы погибнем. Ещё раз. Я к этому вопросу подхожу не потому, что у меня какой-то инсайт, я просто понимаю расклады геополитики. Либо американцы нас добивают. И тут не будет такого, что вернитесь обратно на 15 лет назад. Они добьют страну, разделят на пять частей, 1991-й год повторят. Либо мы решаем проблему суверенитета и тогда от них отбиваемся. Без суверенитета не отобьёмся. Любой заговор американцев будет поддержан российскими элитами серьёзный. А он будет.

— Медведев является предводителем каких элит, путинских?

— Нет. Медведев — это помощник Владимира Владимировича Путина. Другое дело.

— То есть он путинец?

— Я не так сказал. Я сказал: помощник. Это означает, что он человек, подобранный Владимиром Путиным.

— Так говорите, как будто он котик.

— Нет. Ну, он подобранный как помощник. Подобранный Владимиром Путиным. Но при этом он не выдержит напора при, так сказать, какой-то конфликтной ситуации.

— То есть если пиндосы начнут давить, то Дмитрий Анатольевич сломается?

— Ну, не сломается, прогнётся.

— Прогнётся. Путин не прогнётся?

— Нет.

— И Шойгу не прогнётся.

— Ну от Шойгу это уже не зависит. Шойгу — звено подчинённого характера.

— А Медведев не подчинённого характера?

— Ну, вы же говорите, наверное, не о том, как бы сделал какой-то чиновник, вы рассматриваете позиции первых лиц?

— Я и Шойгу рассматриваю как какую-то позицию.

— Шойгу, ещё раз, если теоретически, нет. В Шойгу я как раз уверен. Если Шойгу прогибается, Путин назначает вместо Шойгу другого человека. Вот и всё. И я уверен, такая запасная система есть.

— Значит, давайте вернёмся. По поводу Госдумы. Вы идёте. Вы идёте от мажоритарного округа, правильно я понимаю?

• РИА Новости
• © Наталья Селиверстова

— Ещё раз возвращаемся обратно. Вам надо решить проблему суверенитета? Это проблема конституционная. Значит, вам надо иметь партию и структуру, которая решит проблему. Это только «Единая Россия».

— То есть вы пойдёте от «Единой России»?

— Ну, в этой ситуации...

— А при этом «Единая Россия» — это партия, которая оплачивается из Пиндосии.

— Вы как будто сейчас меня не услышали. Все партии.

— Я услышал. Все партии.

— Потому что деньги из Пиндосии. Если вы получаете зарплату здесь, вы тоже получаете деньги, связанные с Пиндосией.

— Я здесь получаю зарплату на Russia Today. Это тоже пиндосские деньги, что ли?

— Чтобы Russia Today выдала вам зарплату, нужно, чтобы мы продали кому-то нефть с газом...

— Ну то есть нам торговать надо?

— Себестоимость везли, и эти деньги будут поменяны на питерской валютной бирже на рубли. А эти рубли попадут к вам в карман. Чтобы рубль попал вам в карман, нужно пиндосам продать чего-то.

— Вы против торгового оборота, что ли, я не понимаю?

— Вы меня не поняли. На халяву.

— Почему на халяву-то?

— Потому что мы им продаём пустые бумажки. Мы горбатимся. Это есть дань. То есть, чтобы вы получили деньги...

— То есть это бумажки, которые никем не обеспечены?

— Для них.

— И мы сейчас уже вернёмся к другому дискурсу, что доллар ничем не обеспечен. Это всё нарисованная валюта.

— Это валюта, за которой военная сила и государство. Нам надо просто выпустить свою национальную валюту.

— А у нас нет её?

— Конечно, нет.

— То есть мы должны продавать нефть за рубли? Или что? Как?

— Национальная валюта — это когда мы выпускаем валюту под национальные активы. То есть мы выпускаем не на бирже за американские доллары для целей экспорта, а внутри страны для целей кредитования под национальные активы экономик. Кстати, в этом случае у нас рублей будет в два-три раза больше, чем сейчас, при нулевой инфляции.

— А почему мы так не делаем?

— Потому что нет суверенитета. Центральный банк и все дела. Можно вам одну цифру сказать?

— Ну, давайте. Вы любите цифры.

— Очень. Потому что я же экономист.

— Как же, вы то юрист, то экономист, то военный, то теплотехник.

— Номенклатурщик. Так вот, с территории России зарабатывается денег в международной экономике, в мировой экономике в четыре раза больше, чем мы получаем. Понятно, да? То есть три четверти — это дань.

— Это откуда вы взяли эти цифры? Где они опубликованы?

— Ну как? Эти цифры легко поднять. Сколько ВВП мира, сколько разрабатывается в России, сколько потребляется.

— Пока мы видим, что ВВП России чудовищно падает.

— И будет падать. И падает уже 30 лет. Я вам назвал цифру — 14%.

— Нет. До этого росло.

— 14%. Нет. Росло четыре года, всё. 14% было в 1991 году. Сейчас — 1,5%. Падение в десять раз почти. И будем падать дальше.

— Это почему всё происходит?

— Потому что мы колония. И, естественно, нас эксплуатируют, как положено колонии. Что тут удивительного?

— Совершенно точно — если, вы говорите, вы боретесь с «вашингтонским обкомом» — против вас весь мир, и мы видим по вашей карьере, что весь мир довольно успешно борется с вами.

— Ну, нормальная история, да.

— Это значит, что, может, вы и не войдёте в Государственную думу следующую.

— Может быть. Каждый раз, когда я шёл в Госдуму после НОДовцев, всегда была жесточайшая борьба.

— Какие отношения у вас с Володиным?

• РИА Новости
• © Владимир Федоренко

— Абсолютно нормальные отношения. Я исхожу из того, что он идеологически НОДовец, и это видно по нему.

— А есть ли в Думе какие-то идеологические противники НОДа, известные?

— Ну, во-первых, от Думы это не зависит — выборы, но если вы хотите, я скажу, что в Думе против НОДа, я думаю, процентов 80 депутатов.

— Кто, например? Вот Яровая против НОДа?

— Я не могу сказать: Яровая против НОДа. Это мои коллеги.

— Хорошо. Но вы говорите, 80% ваших коллег — это враги. А кто конкретно?

— Чем отличается «Единая Россия», допустим, от КПРФ или «Справедливой России», ещё от кого-то? Только одним — чистками Путина. То есть Путин зачищал их от откровенных американских сторонников. Это не значит, что их там нет. Это значит, что остались только те, которые это делают не откровенно. Он зачищал их от олигархов. Он очищал их. Вся история с двойным гражданством чего стоит! Это же провели, а это уже влияние на процессы. Только что принят закон о физических лицах — иностранных агентах. Мы рассчитываем, что этот закон позволит зачистить где-то четверть депутатов Государственной думы.

— Вы Путина боитесь?

— Что такое «боитесь»? Я никогда так не думал о нём. Я его очень уважаю. Он лидер процесса, ради которого я готов отдать свою кровь и которому меня учили в военном училище. Он лидер моего Отечества, восстановления Отечества. Он Пожарский или Минин, уж берите исторический аналог.

— То есть ого-го?

— Преобразователь. Это называется ещё национальный лидер. Кстати, первый статус национального лидера, знаете, кто ему дал? Съезд «Единой России» в 2007 году. Он преобразователь системы. То есть он взял систему подчинения американцам и поставил задачу свободной независимой страны, как Сталин в 1941—1945 годах.

— То есть Путин как Сталин?

— С точки зрения реформаторской роли — да.

— Сталин — тоже реформатор?

— Ну, Сталин — освободитель Отечества. Всё-таки Отечественная, Великая война, понятно, да. Кстати, в этом смысле Сталин полностью отменил заветы Ленина. В Отечественной войне нет ни слова про социализм и коммунизм. То есть мы воевали за Отечество, наши деды, а не за социализм. Обратите внимание.

— На что живет НОД?

— У НОДа очень простая конструкция: у нас полностью отсутствует центральное финансирование.

— Только не врите. Ну как?

— Очень просто. Вот, вы НОДовец, вы идёте...

— Я не НОДовец, к счастью.

— Например. Вы идёте и ищете, кто вам напечатает газету.

— В смысле?

— Ну, просто, у нас газеты...

— Подождите. Вот стоят бабки. Вот я раньше жил на Знаменке, и всегда рядом со Знаменкой, рядом с Генштабом, зданием Генштаба — потому что, видимо, туда, через Знаменку в Боровицкие ворота въезжают в Кремль машины — стоят бабки, с этими флагами вашими.

— Да-да. Но они стоят по всей Москве. 200 пикетов.

— Сколько?

— 200 пикетов.

— Всё время?

— Да. 200 точек по Москве.

— Это вот как на работу, да?

— Это борьба за Отечество. Это как наши деды и прадеды.

— Нет, подождите. Деды и прадеды умирали, а ваши НОДовцы не умирают. Они просто стоят, просто стоят с флажками и какими-то абсолютно безумными плакатами.

— Плакаты — за суверенитет, за референдум, за Отечество, за чистки пятой колонны.

— Зачем они это делают? Кому нужны эти плакаты?

— Как? Мы формируем решение народа на референдуме.

— То есть вы считаете, что вот они стоят на пустынной улице, по которой ходят только китайские туристы, и они формируют решение народа?

— Хорошо. Я вам скажу политтехнологическим языком.

— А вы ещё и политтехнолог?

— Это так называется, я же политик. Технология «от двери к двери». Вам объясняют, какое вам решение надо принять на референдуме.

— Я ничего не помню, что написано на этих...

— Вы же сейчас запомнили, рассказали.

— Нет. Я запомнил, что стоят какие-то полоумные люди с флагами.

— А потом подумаете и поймёте, что они правы. Вы же на референдуме проголосовали за.

— Я за Путина проголосовал, а не за НОД.

— А там не было такого вопроса — «за Путина».

— Неважно. Я проголосовал, потому что я голосовал за Путина.

— Ну и отлично.

— Я не за вас голосовал.

— Я тоже там не был, на референдуме. На референдуме были вопросы о суверенитете, о запрете двойного гражданства.

— Но тем не менее, к сожалению, видите, не дожали.

— Надо дальше дожимать. Ну а что делать? Надо за Отечество.

— Давайте так. В следующие десять лет что должна сделать Россия, чтобы избавиться вот от этого «пиндосовского владычества»?

— Мой прогноз такой: в этом году, максимум в следующем, будет кризис. Кровавый, внутренний. Внешний — типа Карибского, ядерный.

— Подождите. Откуда он будет?

— Американцы не остановятся. Они нагонят сюда. У них есть много кого нагнать. Во-первых, вот эти боевики, которых мы сейчас видели, их тысяч где-то 20.

— Это каких мы видели, где?

— Ну, видели, полтора месяца назад боевики Навального на улицы Москвы выходили. Вы что, их не заметили? Которые тут что-то ходили, шумели.

— Я никаких 20 тыс. боевиков не видел.

— Ну в сумме, если вы посчитаете, около 20 тыс. В сумме.

— Да ладно? Вы как-то сгущаете краски, мне кажется.

— Просто цифру по стране посчитайте, вот и всё.

— Это всё боевики?

— Активисты. Но на самом деле они, вот которые снежками бросались, — это боевики. Мы их видели. То есть они сегодня снежками, завтра... Это понятно. Это технология. Слушайте. У нас молодцы полиция, что они в них так резко вцепились, чтобы этого не было. Чтобы они не зацепили улицы. Вот как в Киеве, например. Если бы зацепили улицы, палатки поставили, уже их не выбить, потому что тогда к ним подтягивается вся остальная...

— Так. Я услышал. То есть боевики Навального. Будет кровь, говорите вы. А откуда, если у нас полиция молодцы? Откуда кровь появится?

— Ну, у нас была, когда выбили парню глаз, например.

— Ну, такая.

— Ну, такая — слава богу, да, пока. Я говорю технологически. То есть американцы не остановятся. Собственно, они дадут денег. Собственно, у них есть точки опоры. Первый эшелон мы видели. Второй эшелон подтянется. Это те люди, которые, мы считаем, будут в результате заговора: кого-то выгонят с работы, кого-то мобилизуют, кого-то пустят в сепаратисты, даже СССРовцы. То есть они готовят программы, технологически готовят. Вообще, англичане умеют делать «оранжевые революции». Это их работа.

— Так англичане или пиндосы?

— А это одно. Пиндосы используют английский опыт. Это же союзники. Это как Гитлер и Румыния, понимаете?

— Как Гитлер и Румыния? Это прекрасно.

— Одессу кто оккупировал? Румыны.

— Одессу, да, Сталинград...

— Под Сталинградом были румынские дивизии, если вы помните.

— Румынские дивизии всегда были.

— Да. Их и прорвали. Так вот, это единое, общее, но во главе, конечно, американцы как заказчики процесса, просто английский опыт у них. Англосаксы. Поэтому мы исходим из того, что будут вот эти вещи. Это достаточно профессионально. Мы понимаем, это та технология, на которую должен наложиться раскол элит. Санкции для чего? Санкции — манипуляция. Когда вы полностью как предприниматель зависите от английского кредита и от английского правосудия, то вы — манипулируемый человек. Это называется заговор элит.

— При этом вы не говорите, кто главный заговорщик.

— Вашингтон. Округ Колумбия. Байден.

• Джо Байден
• Reuters
• © Kevin Lamarque

— Это заказчик.

— Нет, он заговорщик.

— Нет. Заговорщики, они тут.

— Нет-нет. Вы не правы. Заказчик в лице властей США заказывает госдепартаменту, ЦРУ...

— Это их. А здесь? Здесь? Всё нашими руками делается.

— У них 1000 контактов в России. Не олигархи.

— Кто в России-то?

— Не олигархи в России принимают решения. Решения принимает Вашингтон. А олигархи в России его исполняют.

— Хорошо.

— Конфискация и аресты семей.

— Услышали. Кровавая. Вот, кстати, Ельцины, семья Ельциных — это агенты влияния Вашингтона?

— Нет. Я знал Ельцина, причём ещё в советские времена, встречался с ним, будучи депутатом. Он, как бы это сказать, он человек, который взял у американцев власть. Если бы не он, взял бы кто-то другой — Руцкой, Хасбулатов — то есть он исполнительная часть решения, а не субъект решения. Грубо говоря, это они выбирали Ельцина, а не Ельцин американцев. И он страдал от этого, пил из-за этого.

— Мучился, да, то есть после каждого звонка Клинтону сразу бухал?

— Я думаю, не в этом дело. Послушайте. Он же понимал, что он делает нехорошо.

— Родину продаёт.

— Отечество, за которое его предки отдали жизнь, сдаёт. Это плохо. Это морально тяжело. И он не стал олигархом. Не получилась такая история.

— Вам морально легко?

— Мне морально легко. Я за правое дело.

— Когда или если вы не попадёте в Думу, чем будете заниматься?

— Национально-освободительной борьбой.

— Будете подполье организовывать?

— Почему подполье? Слушайте, если мы сейчас проиграем в этом году, НОД проиграет, это проиграет вся страна. Я же вам говорю.

— Что будете делать-то? В подполье уйдёте? В партизанщину?

— Если НОД проиграет, то в стране, я думаю, миллионов 50 будет беженцев.

— А куда они побегут?

— Во все стороны побегут, как в Советском Союзе.

— На Украину побегут?

— Кто-то на Украину, кто-то в Казань.

— В Казань?

— Ну как. Американцы по плану должны создать пять — десять государств на нашей территории.

— Всё. Я сошёл с ума уже. Я больше не могу.

— Ещё раз говорю. Вы, вообще, в курсе, что бывают войны, конкуренция наций? Вы понимаете, что можно проиграть страну?

— Я понимаю. Я вижу, как вы проигрываете.

— Вы понимаете, что Россия уничтожила десять империй: Османскую, Австро-Венгерскую... Это нормально. Это жизнь человеческая.

— Вы верите в то, что Российская империя может возродиться и победить?

— Я верю и уверен, что нам удастся восстановить наше Отечество. Может быть, не в границах, как мы хотим, сразу, но в принципе у нас это получится. Но для этого нам надо продолжить, и молодец Владимир Владимирович, который ведёт нас этой дорогой. Да, этот референдум не получил до конца результат, но это правильное направление. Второй придётся проводить референдум. Я думаю, на второй референдум люди пойдут уже более сознательно.

— Путину надо уходить в 2024 году?

— Я думаю, что Путин уйдёт, моё мнение, только тогда, когда восстановит Отечество, которому он давал присягу, как и я.

— Когда?

— Что когда?

— Уйдёт.

— Когда восстановит Отечество.