«Все дела довольно странные»: директор фонда «Дом с маяком» Лида Мониава — о рисках работы с наркотическими препаратами
Директор фонда «Дом с маяком» Лида Мониава — о рисках работы с наркотическими препаратами
- АГН «Москва»
— Насколько распространены подобные нарушения в ведении журналов учёта наркотических препаратов, из-за которых вас решили оштрафовать?
— Всего на сайте Мосгорсуда я нашла 177 дел по такой же статье. Мне кажется, все эти дела довольно странные, потому что ни одно из них не связано с реальной растратой препарата или его незаконным использованием. Все эти дела были связаны только с ошибками в документации.
— Почему так часто встречаются ошибки?
— Всем ведь понятно, что медики большую часть времени заняты своей основной работой — с пациентами. Журналы для них всегда будут второстепенной вещью. И ошибиться тут легко. Например, есть правило, что, как только ты берёшь что-то из сейфа с препаратами, нужно сразу же оформить это действие документально. В итоге условная медсестра стоит перед выбором: взять морфин и ввести его пациенту, чтобы человеку поскорее полегчало, или же сесть, сосредоточиться и начать заполнять бумажки.
Медики — по крайней мере, хорошие — всегда выбирают сначала идти к пациенту, а потом уже заниматься документами. Но бывает и так, что после первого пациента следующий тоже тяжёлый — в итоге врачи отвлекаются, могут что-то забыть. Это совершенно не криминальные вещи, это человеческий фактор.
Хочется, чтобы наша система была построена таким образом, чтобы помогать медикам, а не усложнять им жизнь. Например, весь этот документооборот можно было бы сделать электронным. Медсестра просто прикладывала бы палец и сканировала штрих-код препарата, чтобы его задокументировать. Шансов ошибиться в таком случае вообще бы не было.
— Одно из нарушений, которые обнаружили в «Доме с маяком» в ходе внеплановой проверки, — как раз отсутствие записи в журнале о том, что препарат переложили из одного сейфа в другой. Какие ещё были нарушения?
— У нас вообще все нарушения были связаны только с документами. В журнале действительно отсутствовала запись про сейфы, у нас их два. Когда мы хотим унести какой-то препарат в стационар, надо не просто внести запись в журнал, а оформить целую кучу всякой документации: выписать накладную на препарат, списать его из сейфа, откуда его взяли, а в журнале сейфа, куда его переложили, тоже сделать соответствующую запись.
- Заседание Зюзинского районного суда Москвы
- © Пресс-служба Зюзинского районного суда
Ещё были трудности с формой заполнения журнала — мы изначально заполняли его по одной форме, а потом позвали что-то вроде аудита от дружественной медицинской организации, попросили, чтобы они посмотрели, всё ли мы правильно делаем. Коллеги нам сказали, что нужна другая форма, мы стали всё это переписывать... И как раз в это время к нам пришла проверка.
— Хоть у кого-то получается правильно вести эту документацию?
— Когда к нам пришли полицейские, мы у них спрашивали, кто в городе хорошо ведёт эти журналы учёта — чтобы пойти к ним и научиться. Сотрудники МВД нам ответили, что, по их опыту, лучше всего с такой документацией работает больница имени Юдина в Москве. Но даже из этой больницы они ни разу не уходили, не возбудив дело за неправильное ведение журналов учёта. Всегда что-нибудь находят.
Когда я села анализировать судебную практику по подобным делам, у больницы Юдина действительно нашлось несколько штрафов. Выходит, каждый приход полиции с проверкой — даже в самую крутую больницу, где документами занимается куча сотрудников, — всё равно закончится, скорее всего, штрафами.
— Чем такие сложности с документацией чреваты для медицинских организаций, которые работают с наркотическими препаратами?
— Сотрудники нашего хосписа сталкиваются с разными медучреждениями. Все 750 детей, с которыми мы работаем, зависят от очень разных медицинских организаций. И мы видим, что большая часть медучреждений вообще избегает получать лицензию на работу с наркотическими препаратами, потому что работать с ними очень сложно.
Лицензию на оборот наркотических препаратов отказываются получать многие интернаты, где живут дети-инвалиды, у которых нет родителей. И если такому ребёнку нужны эти препараты, он будет всю жизнь жить в больнице, потому что интернат не может его ими обеспечить.
Многие поликлиники в Москве и Московской области долгое время не делали эту лицензию, а когда к ним приходили пациенты, отправляли их в соседнее медучреждение. В итоге количество мест, где можно получить обезболивание, сильно меньше, чем требуется.
— А как обстоят дела с клиниками, у которых есть лицензия? Как себя ведут врачи?
— В клиниках, где есть лицензия, врачи тоже опасаются работать с наркотическими препаратами. Медики понимают, что, если пациент не кричит от боли, лучше ему в свою смену ничего не назначать — тогда ведь не нужно будет заполнять всю эту кучу документов, а если придёт проверка, то к врачу будет меньше вопросов. Не то чтобы врачи такие плохие, но система такова, что эта мысль всегда сидит у них в голове.
Всё это, конечно, страшно. После того как на нас завели дело из-за ошибок в журналах учёта, мне уже несколько сотрудников хосписа сказали, что думают увольняться. Они не хотят так сильно рисковать.
— Как вы считаете, какое ведомство должно осуществлять надзор за деятельностью медучреждений, работающих с наркотическими препаратами?
— Вообще я считаю, что проверять документооборот врачей точно должна не полиция, а учреждения здравоохранения. Минздрав, Росздравнадзор. Процент преступлений, связанных именно с наркотиками, в медицине ничтожно мал. Ни одно из административных дел на сайте Мосгорсуда, о которых я говорила, не связано с умышленным преступлением — там всё связано только с бумажками.
На мой взгляд, нецелесообразно, что именно полиция проверяет врачей. В таких делах ведь отсутствует состав преступления как таковой. Получается, вместо того чтобы заниматься реальной преступностью, МВД занимается проверкой ведения медицинских журналов.
— Скорее всего, теперь хоспису «Дом с маяком» придётся выплачивать штраф. Насколько сильно это ударит по организации?
— Сейчас есть такая проблема — мы в принципе не понимаем, из каких денег выплачивать этот штраф. Хоспис не ведёт никакой коммерческой деятельности, у нас основа финансирования — государственные гранты, субсидии и благотворительные пожертвования. У государственных грантов очень строгие статьи расходов: мы не можем потратить, например, грант правительства Москвы на оплату штрафа.
Остаются благотворительные деньги. Но ведь они к нам тоже поступают на конкретные цели. Например, какая-нибудь женщина посмотрела эфир про мальчика, которому нужен откашливатель, и сделала нам перевод, написав, что эти деньги она даёт Ване на покупку откашливателя. Мы не можем эти деньги взять и заплатить штраф.
Это замкнутый круг: если мы деньги, которые нам пожертвовали на ребёнка, потратим на иные цели, мы тоже нарушаем правила, за что нам, вообще-то, также можно выписать штраф.