«Мы вышли из Беслана людьми»: как пережившие теракт в школе №1 справляются с его последствиями

56-летняя жительница Беслана Лариса Кудзиева 3 сентября 2004 года выжила чудом. В захваченной школе она была вместе с двумя своими детьми: семилетним сыном Заурбеком и 19-летней дочерью Мадиной. Во время штурма Лариса заметила, как один из террористов бросил гранату в их в сторону. Женщина закрыла собой детей, защитив их от взрыва. Сама Лариса получила тяжёлые увечья: ей буквально снесло правую часть лица, перебило руку.

«Не могла смотреть на своё отражение»

За 16 лет Кудзиева перенесла 31 операцию: надо было сращивать сломанные кости и порванные сухожилия в руке, восстанавливать правую часть лица, лечить последствия баротравмы.

В прошлом году она смогла поехать в немецкую клинику на консультацию, чтобы подготовиться к очередной операции весной этого года, но из-за пандемии границы оказались закрыты.

«У меня есть друг, который уже много лет помогает мне. Из скромности он просит не называть его имя. Могу лишь сказать, что он мой ровесник, Герой России и работает в администрации президента. Узнав, что с Германией не получится, он посоветовал мне обратиться в клинику Управления делами Президента в Москве. Там работает бесподобный врач, ас и ювелир своего дела — Павел Николаевич Митрошенков», — рассказывает RT Лариса.

По её словам, специалисты немецкой клиники планировали во время операции «зайти» в скуловую часть лица через верхнее нёбо пациентки. Митрошенков сделал операцию без разрезов в ротовой полости — через швы на щеке, при этом совершенно бесплатно.  

• Лариса Кудзиева после лечения
• © Фото из личного архива

Лариса о мастерстве российского доктора рассказывает с нескрываемым восхищением.

«Меня выписали на пятые сутки! Я уже привыкла к тому, что после каждой операции у меня были сильные отёки, лицо опускалось чуть ли не на шею — так я ходила по две-три недели. Мне кажется, что доктор Митрошенков сам не понимает, какие уникальные вещи он творит», — говорит собеседница.

Кудзиевой есть с чем сравнить: за 16 лет она перенесла и несколько неудачных операций. По её словам, в первые годы после трагедии у неё в доме не было ни одного зеркала — она не могла смотреть на своё отражение.

«Некоторые женщины комплексуют, даже когда выскакивает мелкий прыщик, а тут такое. Сейчас я уже ощущаю, что наконец восстановлена симметрия лица. Я даже сделала короткую стрижку, хотя раньше всегда отращивала волосы, чтобы закрывать ими правую сторону», — рассказывает она.

Осенью Ларису ждёт ещё одна операция — спустя 16 лет она наконец завершит восстановление лица.

Нет официального статуса

В России не существует официального статуса «жертва теракта», в медицинских документах у пострадавших в графе о причинах инвалидности написано «общее заболевание».

Как инвалид II группы Кудзиева получает пенсию 14 800 рублей в месяц. Необходимые ей пластические операции для инвалидов не проводят по квотам.

В большинстве случаев, по словам Ларисы, она сама оплачивала операции и реабилитацию, затем писала в Минздрав России, что она пострадала в бесланском теракте, предоставляла чеки и через несколько месяцев ей возмещали эти расходы. Иногда врачи проводили операции бесплатно, узнав, что Лариса была одной из тех, кого боевики на три дня загнали в спортивный зал бесланской школы.

«Необходимо узаконить в России статус «жертва теракта», потому что без него мы как попрошайки с протянутой рукой. Многим людям до сих пор нужно лечение и особое внимание. Например, ребята, которые после теракта остались в инвалидном кресле, не чувствуют своё тело. Банальное воспаление аппендицита для них смертельно опасно, потому что они не смогут вовремя почувствовать боль и обратиться в больницу», — говорит Лариса.

Она готова снова и снова рассказывать о трёх днях, проведённых без воды и еды в спортзале, о болезненном и долгом лечении, чтобы общество поняло, почему важен этот статус.

Сын Ларисы Заурбек скончался от сердечного приступа спустя шесть с половиной лет после теракта. До 1 сентября 2004 года мальчик был полностью здоров и не имел проблем с сердцем. Дочь Мадина, в отличие от мамы, не говорит о тех страшных днях.

«Дочка как-то отгородилась от этих воспоминаний: не хочет обсуждать или вспоминать. Ей так легче переносить этот кошмар», — говорит Лариса.

«Ребята стесняются рассказывать об этом»

Сусанна Дудиева потеряла в теракте 13-летнего сына Заура. Мальчик погиб в пожаре, который начался после взрывов. Её дочь Залина спаслась. Вместе с другими родственниками погибших в феврале 2005 года Сусанна основала общественную организацию «Матери Беслана».

• Сусанна Дудиева в школе №1
• © Фото из личного архива

По словам Дудиевой, бывшие заложники сейчас сталкиваются с новыми проблемами. Например, к ним в организацию всё чаще обращаются молодые люди 25—30 лет, которых мучают ночные кошмары, панические атаки, внезапно появившиеся фобии.

«Представьте себе: 30-летний молодой парень вдруг начинает бояться выходить на улицу в тёмное время суток, а молодая девушка страдает от ночного энуреза. Ещё одна девушка, которая работает в больнице, с прошлого года регулярно падает в обмороки — каждый раз это происходит неожиданно. Почти все заложники страдают беспричинными головными болями. При этом ребята очень стесняются рассказывать об этом. Многие говорят: «Пожалуйста, не надо фамилий, просто скажите, что есть такая проблема», — рассказывает RT общественница.

В марте этого года «Матери Беслана» написали письмо в Минздрав России и Центр социальной и судебной психиатрии Сербского с просьбой направить в Беслан специалистов для обследования пациентов: «В Минздраве нам сказали, что будут решать этот вопрос после окончания проблем с коронавирусом, мы ждём».

Дудиева вспоминает, что сразу после теракта в Беслан приехали именитые психологи, но тогда пострадавшие неохотно обращались к ним за помощью.

«После потери сына я сама не могла никак раскрыться и рассказать о своей боли. Сейчас я работаю в центре профилактики сиротства, у нас в штате много психологов, и теперь я понимаю, как мы были не правы, что не дали специалистам помочь нам проработать все эти внутренние травмы, — говорит она. — К сожалению, наши люди не доверяют местным психологам, почему-то они ждут других, приезжих. Но даже 16 лет спустя мы всё ещё нуждаемся в психологической поддержке».

«Матери Беслана» продолжают собирать средства для лечения пострадавших, которым до сих пор необходима реабилитация.

Среди них — Марина Дучко и Диана Муртазова, которые после ранений могут передвигаться только в инвалидных креслах; Фатима Дзгоева, раненная в голову металлическим осколком; Миша Мкртчян, который лишился глаза и сейчас не может получить российское гражданство (о нём рассказывал RT); Карен Мдинарадзе, также оставшийся без глаза.

«Карену сейчас особенно тяжело морально держаться. У него трудности с заменой глазного протеза, появляются какие-то новые болезни, которых раньше не было. Есть ещё Залина Гадиева, у неё в школе погибли двое детей и сестра. После этого семья распалась. Сама Залина потеряла слух, нам удалось отправить её в медучреждение, где врачи остановили потерю зрения. Несмотря на эту трагедию, она осталась очень светлым человеком», — рассказывает Дудиева.

Если вы хотите и можете помочь пострадавшим при теракте, пожалуйста, напишите на почту организации — materi.beslana@mail.ru.

«Рубцы не проходят быстро»

Уроженец Северной Осетии, эстетический хирург Владислав Хабицов жил и работал в Москве, когда в Беслане произошёл теракт. В сентябре 2004 года он прибыл в город, чтобы помогать лечить раненых. 

Сейчас доктор живёт во Владикавказе и продолжает бесплатно принимать жертв теракта. Некоторые из них до сих пор залечивают огромные рубцы на коже — в этом им помогает Хабицов.

«Они могут болеть от одного прикосновения одежды к ним. Например, у меня была девочка с рубцом на ноге, из-за которого она не могла носить обувь, — рассказывает RT врач. — Не лечить их нельзя — рубцы вызывают нарушения функций конечностей. Эстетически это тоже неприятная вещь: они уродуют и вызывают психологические травмы, человек начинает комплексовать, боится надеть открытую одежду или выйти на улицу. Самое главное в случае с рубцами — настроить людей на длительное лечение, быстро они не проходят».

Хабицов также отмечает, что пострадавших мучают и душевные травмы. По его словам, посттравматическое стрессовое расстройство получили все, кто были в той школе.

• Владислав Хабицов со своей пациенткой Алей Фадеевой (справа). Врач вспоминает, что первые месяцы после трагедии девочка не говорила
• © Фото из личного архива

«Поверьте: не только среди бывших заложников, но и среди их родственников и близких здоровых людей нет. ПТСР действует как мина замедленного действия — невозможно предсказать, как и когда пережитый стресс даст о себе знать. Мозг блокирует информацию о том, что произошло в те страшные дни, но однажды она себя проявляет. Тогда человеку нужна помощь психологов, психотерапевтов, эндокринологов и других специалистов, — поясняет Хабицов. — В том году я сказал своему бывшему пациенту, парню, который в том теракте был страшно изувечен: «Я бы очень хотел, чтобы ты забыл меня». Я считал, что один мой вид тут же будит в нём воспоминания о страшных травмах. Он мне ответил: «Пожалуйста, не говорите так».  

Врач вспоминает, что после теракта некоторые дети не разговаривали месяцами.

Сам Хабицов в апреле 2005 года перенёс инфаркт, но через две недели снова начал приём пациентов. В дальнейшем врач обращался за помощью и к психиатрам.

«Мне было легче обратиться за психологической и психиатрической помощью, чем пострадавшим в теракте. Я, как врач, не комплексую, если чувствую, что моя нервная система не выдерживает. Для простых же людей даже посещение психотерапевта — уже травма», — говорит он.

Хабицов говорит, что бесланская трагедия кардинально изменила его взгляды на жизнь.

«Я научился радоваться мелочам, благодарить, избавился от ненасытности. Поверьте мне: из Беслана мы вышли людьми, не расчеловечились и не озлобились, а это самое главное, — поясняет он. — Что касается меня, то мне выпала великая честь быть какое-то время нужным моему народу, только очень жаль, что при таких ужасных обстоятельствах».