«Жить надо мечтами»: Габрилян о работе с Ласицкене, подготовке к ОИ-2024 и потенциале Трусовой

— После победы на Играх в Токио вы сказали: «Теперь Маша может позволить себе прыгать в удовольствие». На чемпионате России в Чебоксарах я разговаривала с Сергеем Шубенковым, с Анжеликой Сидоровой, которые, как и ваша ученица, продолжают делать привычную работу, но при этом лишились привычной цели. Такая ситуация, как мне кажется, вообще исключает какое бы то ни было удовольствие от тренировок.

— К этому действительно очень сложно привыкать, сложно адаптироваться. Наверное, самое важное здесь — не опустить руки. Помните, мы с вами как-то разговаривали о том, как шли с Машей через бесконечные препятствия отстранений и прочие трудные моменты, где было очень легко сдаться. Когда, казалось бы, впереди нет и не может быть вообще никаких целей. Готовились к чемпионату мира — его не случилось. Потом отменили чемпионат Европы, перенесли на год Олимпийские игры. Мы всё равно продолжали идти к цели. И пришли к ней.

— Вы пришли, а кто-то не выдержал и сломался в бесконечных попытках догнать ускользающее.

— Психология нашей подготовки устроена таким образом, что мы не догоняем и не оглядываемся назад. Как бы находимся в центре процесса. У нас нет установки «исправить ошибку», если таковая случилась, а есть установка «сделай так, как нужно». Это позволяет находиться в центре событий сегодняшнего дня, жить этим днём, наслаждаться им. Если встречаются какие-то барьеры, негатив и так далее, стараемся это с достоинством пережить. И если вдруг откроется возможность выступить, наша с Машей задача подойти к этому в состоянии полной готовности — c полноценной психологией, с большой выдержкой и с соответствующей закалкой.

Также по теме

В гордом одиночестве и со слезами на глазах: как Ласицкене выиграла чемпионат России по лёгкой атлетике

Мария Ласицкене одержала уверенную победу на первенстве России по лёгкой атлетике в Чебоксарах. Соперницы пытались составить ей...

— После Олимпиады в Токио вы не исключали, что Маша может захотеть родить ребёнка.

— Пока у нас есть цель продолжать работать. Вот мы наметили себе Париж и идём туда. Если бесконечно рассуждать о том, состоятся для нас эти Игры, не состоятся, тогда вообще зачем жить? Жить надо мечтами.  

— Вследствие сложившейся ситуации из вашего календаря исчезли те старты, которые вы называете психологическими и считаете наиболее важными. Остались лишь тренировочные. Это усложняет общую задачу подготовки?

— Определённую сложность всё это, безусловно, добавляет. Но помните, мы с вами как-то беседовали о том, что чем сложнее ситуация, тем интереснее её решать. Это как скульптура из теста. Ты должен таким образом её сделать, чтобы с учётом всего процесса — разбухания самого теста при замесе, его усадки при выпечке — достать из печки идеальную фигуру. Хотя в сыром виде она может казаться нелогичной, нерезультативной, некрасивой.

— Вы эту идеальную фигуру в своём воображении видите?

— Представляю.

— И какие там цифры на табло горят?

— Хорошие. То есть я хочу сказать, что Маша по-прежнему готова на чудеса. Просто для этого нужно создать оптимальные условия. Вы заметили, кстати, что весь спортивный путь Ласицкене в последние семь лет складывался довольно любопытным образом: как только открываются ворота каких-то возможностей, Маша выходит, выигрывает, и ворота тут же закрываются. Потом снова открывается окошко — Маша идёт, показывает свой абсолютный максимум — и снова всё схлопывается.

— Хотите сказать, что вашу спортсменку любит мироздание?

— Я боюсь об этом говорить. Да и потом, полагаясь только на мироздание, далеко не уйдёшь. Нужно очень осторожно с этим обращаться.

— На чемпионате России в Чебоксарах Ласицкене впервые в сезоне взяла два метра, а неделей позже в Брянске прыгнула 1,90. Десять сантиметров — это много, мало или вообще не имеет значения?

— Режим выступлений у нас всё-таки тренировочный. В Брянске были некоторые сбивающие факторы, скажем так, но в целом я всегда говорю Маше, что на каждый экзамен, на каждый старт она должна выходить, как в первый и последний раз. Будь то чемпионат города или Олимпиада. И ответственность внутренняя должна этому соответствовать. Когда Маша была маленькой и начинала стартовать на первенстве спортивной школы, на первенствах города, Южного Федерального округа, а потом уже и на России, давшей ей возможность поехать на первые юношеские Игры, психологический настрой и посыл был у неё одинаковым. И тряслась она всегда одинаково. Я давал дорогу этой боязни, говорил: «Маша, бойся, бойся». Её страхи как раз и выливаются в то русло, где преодолеваются все внутренние барьеры.

Помню, когда Маше было всего 14, мы с ней поехали в Брянск на первенство России. Для нас это был первый старт такого уровня. Маша раньше совсем маленькая была, а соревноваться пришлось с девочками, которые на полторы головы выше её и на два года старше. Она волновалась, естественно. Но, когда начались соревнования, показала чудо. С трясущимися коленями прыгнула 1,73, выиграла, хотя я прекрасно видел, что девочки вообще не воспринимали её как соперницу.

С тех пор я много раз убеждался: если Маша кажется беспомощным ребёнком или, не дай бог, плачет — жди, там такой внутренний зверь растёт…

— Иначе говоря, состояние Ласицкене в соревнованиях — это состояние человека, который идёт по канату над пропастью и знает, что ни при каких обстоятельствах не должен упасть?

— Абсолютно верно. Просто глубина пропасти разная — в зависимости от значимости соревнований. Но это не меняет главного: или ты падаешь, или устоишь. В этом и заключён смысл того, чтобы не оглядываться на свои ошибки, не фокусироваться на них. У нас был период, когда Маша постоянно была чем-то недовольна: интенсивностью разбега, переходом через планку, какими-то внутренними ощущениями. Я тут же совершенно спонтанно придумал установку: «Когда приземляешься на мат — представь, что над тобой переворачивается огромный ковш с ледяной водой, и ты должна это ощутить». Таким образом я отвлёк её от всех негативных мыслей, полностью переключил сознание. А всё, что нужно, продолжало закладываться в подсознание. Помните, я рассказывал нашу сказку, «Золушка и королева»?

— Да.

— Королева — это абсолютный верх достижений, а Золушка — безупречный, безропотный трудяга. Вроде бы два совершенно разных индивидуума, но работают они тем не менее на одну цель.

— Пока Маша — это Золушка?

— Именно. Королева где-то далеко, я даже не хочу знать, где именно. Но я знаю, что ей тепло, уютно, потому что Золушка делает всё что нужно. К тому же у неё тренер есть, который всё придумает, даже голову ломать не надо.  

— Ласицкене в чём-то изменилась после олимпийской победы?

— Абсолютно ни в чём. Скорее это у меня какое-то дополнительное спокойствие появилось. Высший олимпийский титул в этом плане очень много значит, конечно. Но сам по себе нынешний период для нас довольно специфичен, потому что всевозможных паразитов — технического плана, психологического — стало очень много. Даже больше, чем когда российская лёгкая атлетика была просто отстранена.

С одной стороны, в этом нет ничего страшного: чем больше трудностей ты видишь перед собой, тем легче их преодолевать. С другой — нельзя допустить, чтобы эти многочисленные паразиты привели к серьёзным ошибкам. Я вижу, например, что на каждой из тренировок Маша в техническом плане разная. Сама она этого не замечает, да и не должна. Это моя зона ответственности. И я не могу этот процесс упустить. Когда какие-то ошибочные действия вырастают в огромное дерево, спортсмены обычно из этой ситуации уже не выходят. Тыкаются в разные стороны в поисках выхода, вспоминают то время, когда всё получалось, завидуют себе тогдашним, не спят ночами. Нам же, получается, стало ещё интересней работать.

— Не лукавите?

— Ничуть. Помните, у Маши были целые серии по 2,06? Это было прекрасное время. Не было никаких внешних препятствий, шла чисто творческая работа. Мы ездили от старта к старту, а их было огромное количество. Я тогда даже взял на себя наглость относиться к некоторым психологическим — то есть важным — соревнованиям как к тренировочным. С тех пор многое потерялось, но многое и приобрелось. И я мечтаю, чтобы то время вернулось. Пусть Маша и стала на несколько лет старше, но огня у неё хоть отбавляй.

— Когда ваша подопечная приходит на тренировку с плохим настроением, вы интересуетесь причинами?

— Нисколько. Раньше — да. Но есть такая вещь, как притирка. Понимание друг друга, накапливание опыта общения и так далее. Раньше, бывало, я спрашивал о каких-то вещах, иногда даже до слёз доходило, когда Маша не хотела о чём-то мне говорить. Но сейчас такого давно нет. Мы обожаем друг друга, любим друг друга. Но есть темы, которых мы уже не касаемся.

— В связи с санкциями очень многие звёзды потеряли колоссальные деньги. Для Маши, на ваш взгляд, это проблема?

— Вы имеете в виду, влияет ли это на работу?

— Да.

— Нет, на работу, равно как и на самоотдачу, не влияет никак. Хотя в целом ответ очевиден. Люди остались без основных заработков, с помощью которых обеспечивали себе привычную жизнь. Но куда большая проблема, на мой взгляд, заключается в невозможности выступать. Помните, как всё происходило в 2016-м? Вообще было как обухом по голове. Помню, один знаменитый тренер тогда сказал, что не бывает в спорте большей катастрофы, чем всю жизнь готовиться к Олимпийским играм, иметь реальную возможность их выиграть, но так и не получить этого шанса. Другой вопрос, способствует ли это опусканию рук. Все спортсмены в этом плане разные, у всех разная психика. Машу в этом смысле просто так не возьмёшь.

— Чемпионат мира в Юджине вы смотрели?

— Смотрел только результаты, но не сами выступления. Честно говоря, что-то внутри меня обломилось. Не могу сформулировать это ощущение, но, наверное, у всех было такое. В Юджине выступала та же компания, что обычно, те же самые девочки показывали приблизительно те же результаты. У нас ведь был момент, когда, кроме Ласицкене, два метра никто в мире не прыгал. Потом стали появляться спортсменки, способные стабильно работать на этой высоте. То есть они как бы вместе пришли к этому результату, тянули друг друга. Поэтому было трудно не думать о том, что Маша непременно должна была выступать в той компании. 

— Австралийка Элинор Паттерсон и украинка Ярослава Магучих показали в Юджине 2,02. На какой результат в этом олимпийском цикле вам с Ласицкене следует выйти, чтобы не слишком беспокоиться по поводу конкуренции?

— Я не держу в голове никаких установочных цифр. Боюсь. Они ограничивают спортсмена и точно так же могут ограничить меня. Да и вообще всегда был сторонником того, чтобы на каждый старт мы ехали с большим сомнением. Если мы туда поедем за 2,10, этого результата никогда не будет. Поэтому каждый раз я думаю о малом: чтобы хорошо взять начальную высоту.

— Если бы вам предложили сделать фильм о своей спортсменке, включив туда видео абсолютно эталонного прыжка, какой вы бы выбрали?

— Таких прыжков у нас случалось несколько. И везде была разная техника. Специалисты часто отмечают, например, что 2,06 Маша прыгала совсем по-другому, чем делает это сейчас. Для нас это привычный процесс: когда те установки, которых мы придерживаемся, начинают по причине травм или отстранений от зарубежных стартов ломаться, они перестают работать. И каждый раз приходится искать новые. Это очень сложное и ответственное дело. В последний раз нам пришлось менять их перед самыми Олимпийскими играми — из-за повреждения. К счастью, всё сложилось тогда удачно. Их мы используем и сейчас.

В своё время, когда Маше было всего 11 лет, я мечтал, чтобы она прыгала в высоту так же, как американка Шанти Ховард, которая впоследствии вышла замуж и взяла фамилию Лоу. Каждый раз я смотрел на неё и наслаждался этой картиной. Мне нравилась интенсивность её разбега, и меня очень вдохновила экспрессия, в нём заключённая. Я скопировал, снял во всех ракурсах тот разбег и поставил Маше как чисто внешнюю картинку, чтобы она у меня разбегалась точно так же. Это был наш самый первый эксперимент. Он оказался неудачным, но дал повод для дальнейших размышлений о том, что каждый спортсмен индивидуален и нет никакого смысла подгонять учеников под какой-то шаблон. Сейчас всё это вызывает улыбку, кажется глупым, но я должен был через это пройти.

— Все художники начинают с того, что копируют великих мастеров.

— Ну вот и мне хотелось. Наверное, если бы этого не сделал, всё могло пойти совершенно не так. Потом много раз с коллегами разговаривал, с друзьями по сборной. Они недоумевали: почему Шанти Ховард? Маша-то ничем не хуже. Это было, когда у нас уже свой почерк появился. Но пришёл-то я к нему и через тот разбег Лоу в том числе.

— А потом появился знаменитый «вираж — финиш»?

— Это произошло в какой-то степени случайно. Можно сказать, повезло. Маше нужно было отбираться на юниорское первенство мира, норматив составлял 183 см, причём эту высоту Маша уже брала. Но, поскольку всему этому предшествовала травма ноги, у нас никак не получалось поднять результат выше 175.

А потом случились какие-то городские соревнования, где Маша бежала заключительный этап эстафеты 4 х 100 м, метра четыре проигрывая моей же ученице Насте Никитской. И я обратил внимание, как красиво, рационально, но при этом мощно она вышла из заключительного виража на финишную прямую, очень точно распределив центр тяжести. В этот момент меня и осенило перенести эту модель на разбег в прыжках в высоту. Увидел в её беге просто-таки идеальную модель разбега для прыжка в высоту. Вот так и появилась установка «вираж — финиш». Хотя поначалу я просто кричал: «Вираж, догнать Никитскую!»

Также по теме

«У неё внутри удивительный стержень»: Абрамова о таланте Сидоровой, гимнастическом прошлом и Олимпиаде в Токио

Прыжки с шестом — не лёгкая атлетика, а совершенно другое, близкое к цирковому искусство, заявила в интервью RT тренер серебряного...

— Накопив такое количество тренерского опыта, причём высочайшего уровня, вы думаете о том, что станете с этим опытом делать, когда Ласицкене закончит прыгать?

— Об этом я вообще не думаю. Уверен, что всё это никуда не денется. У меня уже есть определённый опыт, кстати. В 2018-м мне на один месяц привозили девочку из Казахстана — Лизу Матвееву. Она очень напомнила мне Машу. Такая же тоненькая, лёгкая, обязательная, исполнительная. Скажешь два раза сделать упражнение — она сделает именно два, а не один и не три. То есть никаких личных импровизаций. Человек полностью доверяет тренеру и подчиняется его установкам.

Мы с Лизой сделали рывок в личном результате на 9 см. До приезда ко мне у неё было личное достижение 1,75. А через месяц она выиграла юношеские Азиатские игры, показав результат 1,84. Потом прислала мне видео, как летит через планку. Вот с таким ребёнком я бы с удовольствием работал.  

— Если бы к вам пришла Саша Трусова, вы научили бы её прыгать в высоту?

— Ну а почему нет? Талантливый человек — он обычно талантлив во всём. Понятно, что в подготовку фигуристов заложены совершенно другие стереотипы, но научить можно всех. Просто для каждого будет свой потолок.

— Из тех стартов, что остались у Ласицкене, какой вы считаете основным? Или все таковые уже пройдены?

— В этом сезоне сложно дифференцировать, где основной, где нет. Они все примерно равнозначны. По официальному статусу несколько выше стоит чемпионат России, который уже прошёл, и Спартакиада, которая в конце августа будет в Челябинске. Но как всё сложится, по внутренним ощущениям предсказать не могу. Давно понял, что для Маши всегда важнее тот старт, где выше прыгают её соперницы.