«Ревность не доказывает факт убийства»: адвокат историка Соколова и вдовы рэпера Картрайта — о ходе громких процессов
Адвокат историка Соколова и вдовы рэпера Картрайта — о ходе громких процессов
- © Фото из личного архива Сергея Лукьянова
В июне 2020-го стало известно, что историк Олег Соколов, обвиняемый в убийстве своей аспирантки Анастасии Ещенко, отказался от услуг адвокатов Екатерины Осадчук и Александра Почуева и попросил, чтобы его интересы представлял Сергей Лукьянов.
В начале августа выяснилось, что юрист также будет защищать Марину Кохал, расчленившую труп своего мужа, рэпера Энди Картрайта (Александра Юшко), и обвиняемую в его убийстве.
В интервью RT Сергей Лукьянов рассказал, на какой стадии сейчас находятся громкие дела и почему он считает, что для обвинения вдовы рэпера в убийстве недостаточно улик.
«Чудовищный акт безумия»: обвиняемый в убийстве аспирантки СПбГУ арестован на два месяца
— Сергей, на какой стадии рассмотрения сейчас находится дело историка Олега Соколова, которое, наверное, можно назвать одним из самых громких дел последних лет?
— Сейчас сторона обвинения представляет свои доказательства. Большинство свидетелей уже допрошено, осталось допросить порядка трёх человек, а также исследовать письменные материалы дела. Потом сторона защиты, то есть мы, перейдёт к представлению своих доказательств. Пока дело на этом этапе.
— На одном из заседаний были открыто зачитаны переписки Олега Соколова с его бывшей возлюбленной Анастасией Ещенко. Вы добивались, чтобы зачитали эти переписки. Почему?
— Нет, это не совсем достоверная информация. Данные переписки уже были в деле и были осмотрены следователем. Сторона обвинения должна была их огласить. Но они стали просить исследовать переписку именно в закрытом заседании, чтобы не присутствовала пресса и чтобы это не ушло за стены суда.
Но процесс изначально ведётся в открытом формате, и никаких оснований для того, чтобы сделать исключение для исследования переписки, не было. В этих переписках нет никаких данных, например, об интимной жизни, из-за чего можно было бы закрыть соответствующее судебное заседание. Поэтому мы были против такого исключения и суд разделил нашу позицию.
- Доцент Санкт-Петербургского государственного университета (СПбГУ) Олег Соколов, подозреваемый в убийстве аспирантки, на заседании Октябрьского районного суда Санкт-Петербурга
- © Александр Гальперин/РИА Новости
— В СМИ прошла информация, что вы согласились защищать Марину Кохал, которая подозревается в расчленении мужа. Вы уже общались с ней?
— Сейчас моя подзащитная находится в следственном изоляторе. Когда последний раз я с ней встречался, состояние Марины было плохое и подавленное от случившегося.
— Почему вы считаете, что под стражу её взяли безосновательно?
— Ей предъявлено обвинение в убийстве. Но чтобы обвинить человека в убийстве и на этом основании заключить его под стражу, нужно обосновать подозрение в его возможной причастности к этому. А для этого нужно в первую очередь установить событие преступления, которое на данный момент не установлено.
Более того, и в акте предварительного медицинского исследования тоже указано, что причина смерти не установлена. Сама Марина Кохал дала показания, что она не убивала, что она увидела Александра Юшко уже мёртвым. Поэтому говорить об убийстве и о том, что моя подзащитная к этому причастна, нельзя. Сейчас мы ждём результата судебно-медицинской экспертизы.
Кроме того, тот факт, что Марина Кохал сама обратилась в полицию, исключает справедливость вывода суда о том, что она может скрыться, а значит, решение суда о заключении её под стражу на этом основании также является незаконным. Заседание, на котором будет рассмотрена жалоба, пройдёт 26 августа. Я убеждён в верности своей позиции, которую мы будем отстаивать в суде.
— По одной из версий, Марина убила мужа из ревности...
— В настоящий момент я не считаю возможным и не хотел бы комментировать обстоятельства данного уголовного дела, однако отмечу, что если говорить о ревности как мотиве в принципе, то ревность не доказывает сам факт убийства. Если в семье кто-то кого-то ревнует, что происходит достаточно часто в нашей жизни, и человек умирает естественной смертью... Раз была ревность, то, значит, убили? Конечно, нет. Должны быть веские доказательства, которых на данный момент нет. Об этом можно говорить, когда установлен сам факт убийства.
- Обвиняемая в убийстве Александра Юшко Марина Кохал во время избрания меры пресечения в Смольнинском районном суде в Санкт-Петербурге
- © Александр Гальперин/РИА Новости
— В интернете вас уже называют «специалистом по расчленёнке». Это совпадение, что вы ведёте два схожих дела?
— Такой категории дел, которую вы называете, не существует. Есть одна из криминалистических и криминологических характеристик убийств — расчленение. Но это не больше, чем один из нюансов таких дел. Поэтому я бы не выделял такие дела в отдельную категорию.
Я специализируюсь в первую очередь на уголовных делах как таковых. И ко мне обратились именно как к адвокату, занимающемуся уголовными делами. Поэтому да, это можно назвать совпадением.
У меня были абсолютно разные дела и до этого: по экономическим и коррупционным преступлениям, по насильственным преступлениям, по ДТП и так далее. Были дела, которые мне казались и кажутся очень небанальными именно с юридической точки зрения и в которых удавалось добиться хороших результатов.
«Она в истощённом состоянии»: вдова рэпера Энди Картрайта задержана по подозрению в его убийстве
— Объясните, что вы понимаете под банальными и небанальными делами.
— Дела могут быть сложны и оригинальны не только с точки зрения фактических обстоятельств, но и с юридической точки зрения. Бывают дела, которые на первый взгляд кажутся простыми (например, дело о краже), но с точки зрения юридического наполнения такие дела могут быть намного сложнее каких-то громких, освещаемых СМИ дел.
Можно провести параллель с гражданскими делами. Некоторые юристы гордятся тем, что выиграли дела на миллионы, а не на 100 рублей. Но цена иска — это вообще не показатель. И я никогда не понимал и не пойму в данном случае оценки по количественной характеристике. Цена иска по гражданским делам абсолютно не связана напрямую со сложностью этого дела.
То же самое встречается и в уголовных делах. Небольшая тяжесть преступления, отсутствие резонанса не свидетельствуют о том, что дело простое. И для таких дел, небанальных, зачастую нужно прилагать гораздо больше усилий для решения правового конфликта.
— Есть ли особенности в общении с такими подзащитными, как Соколов или Кохал?
— Нет, я общаюсь со своими подзащитными одинаково, вне зависимости от дела. Каждый человек имеет право на защиту. Именно каждый. Конституция уравнивает людей в том смысле, что любому человеку гарантирована квалифицированная юридическая помощь, право на защиту. А что касается общения, то я просто делаю свою работу и защищаю людей от незаконного и необоснованного — полностью или частично — обвинения, защищаю их права в ходе уголовного преследования.
— Как вы ощущаете себя в связи с тем, что ведёте такие специфичные дела? Даёте волю эмоциям или всё же абстрагировались от них, как профессионал?
— Приведу пример вашего коллеги Ивана Голунова. Представьте себе, если бы адвокат, который вступал в дело Голунова, сказал, что он не будет этим заниматься, так как это связано с наркотиками, что наркотики — это ужас, бич XX и XXI веков, что людей по таким делам защищать вообще нельзя и вести он его отказывается по той причине, что у него на личностном и эмоциональном уровне отторжение, сказали бы вы, что адвокат — молодец? Нет, конечно. Потому что вы уже видите по факту, что так говорить нельзя. И так работает в других делах: когда мы начинаем выбирать, где и какие эмоции нам испытывать, то право на защиту рушится.