«Быть дочерью Юрия Хоя — почётная миссия»: Ирина Клинских — об отце, музыке и эпохе 90-х

Группа «Сектор Газа» появилась в 1987 году, она была названа в честь экологически неблагополучного района Воронежа, где находился местный рок-клуб. Буквально через несколько лет к группе пришла всенародная популярность: «колхозный панк», как иногда называли стиль музыки «Сектора», с едкими сатирическими текстами и запоминающимися мелодиями пришёлся ко двору в лихие 90-е.

4 июля 2000 года, когда шла работа над съёмками клипа на песню «Ночь страха» и планировался выход нового альбома, лидер «Сектора Газа» скончался. Ему было 35 лет.

Слухи вокруг смерти Юрия Клинских не утихают и 20 лет спустя. По официальной версии, основатель «Сектора Газа» умер от обширного инфаркта, хотя к врачам из-за проблем с сердцем он до этого не обращался. Как рассказала RT его старшая дочь Ирина, ни наркотиков, ни алкоголя в крови музыканта, как показало вскрытие, обнаружено не было.

У Клинских остались жена Галина и две дочери: старшая Ирина и младшая Лилия. Галина Клинских так и не вышла замуж повторно. Сейчас она занимается домашними делами и помогает старшей дочери с внуком. Лилия работает в банке, а Ирина Клинских сохраняет творческое наследие отца: организовывает концерты, ведёт их и готовит новые проекты.

«Обстановка была адовая»

— Ирина, что вы помните о дне, когда узнали о смерти отца?

— Мне было 13 лет, моей сестре — пять. Мы были в Усмани у бабушки в гостях. Папа нас накануне туда отвёз, так как был занят съёмками клипа. В тот день я была сама не своя, весь день плакала, как будто чувствовала: что-то произойдёт.

У нас в посёлке был пятачок, где собирались все ребята — гулять, играть, кататься. На этом месте я ждала папу, он должен был приехать в тот день. Его всё не было и не было. Ближе к ночи я увидела машину, но из неё вышел не отец, а звукорежиссёр «Сектора Газа» Андрей Дельцов и жена папиного брата. Они в обычной жизни ну никак не могли пересекаться, поэтому я как-то сразу поняла, что случилось.

Они мне сразу сказали, что папы больше нет. Пока мы шли до дома, я упала в обморок, а потом ещё раз, уже в помещении. Я просто не могла осознать, как это так — ещё два дня назад я его видела, а сейчас никак с ним не встретиться.

Мы приехали домой, в Воронеж. Обстановка была адовая. В родительской спальне по всей кровати были разложены наши семейные фотографии — видимо, папа рассматривал их незадолго до смерти. Квартира без отца была невероятно пустой. Пережить такое я никому не пожелаю. Боль утихает, но легче не становится. И каждый раз, когда я вспоминаю отца, на глазах слёзы.

— Каким вы запомнили отца?

— Один из последних образов у меня в голове такой: солидный мужчина в джинсах и пиджаке. Помню, как поначалу даже не узнала его, когда он зашёл в квартиру: как раз тогда поменял имидж, ходил с зачёсанными назад волосами.

Сценический образ отца никак не пересекался с тем, каким он был дома и вообще в жизни. Папа был довольно скромным человеком. Дома у нас никто не ругался матом, не пил, а курил он на балконе или в подъезде, чтобы мы, дети, не видели. Я считаю, что так и должно быть в семье.

Воспитывал он нас не в строгости. Всё доходчиво и терпеливо объяснял. У меня с детства от него осталась установка: прежде, чем что-то сделать, надо подумать, зачем это нужно и какие будут последствия. Хотя мы с ним виделись нечасто, он постоянно пропадал на гастролях, нам его не хватало.

• © Фото из личного архива

«На могиле нельзя танцевать»

— Вы оставили что-то на память об отце?

— Да, у меня всё распределено. Пластинки я храню, как полагается, вертикально, кассеты — в отдельной коробке, черновики и фотографии — тоже отдельно. Есть старый папин фотоальбом, там разложены фотографии в том порядке, в котором он это сделал. Трогать не рискую. Ещё у нас осталась его одежда, мы её даже не стирали, боимся повредить. Всё храним бережно. А нашу квартиру, где мы жили все вместе, продали.

— Могила вашего отца стала местом встречи его поклонников. Они до сих пор там встречаются, выпивают и танцуют?

— Некоторые люди считают, что Юрий Хой был бы рад, что на его могиле так собираются компаниями, поют, танцуют. Я даже с одним мужчиной из приходивших переписывалась. Вроде взрослый, судя по фото в социальных сетях, есть двое детей. Но на вопрос, было бы ему приятно, если на могиле его отца будут танцевать и выпивать, я получила поток агрессии. Мне это совершенно непонятно. Всё-таки могила человека — такое место, где просто нельзя выпивать, петь и танцевать. Это неприемлемо.

Из-за этих сборищ на могиле нужно многое ремонтировать: гранитный забор, мраморные детали надгробия — всё будет стоить около 500 тыс. Будем заниматься этим летом.

— Шесть лет назад планировалось установить памятник Юрию Хою в Воронеже, но проект был заморожен. На какой стадии он сейчас?

— Ни на какой, ставить его не хотят. То место найти нельзя, то ещё что-то. До этого говорили, что поставят памятник, а около него будут пить и курить, дети начнут спрашивать: «Кто этот дядя?» И что тогда им отвечать: мол, тот, кто матом пел? Я уже устала обивать все пороги, но, может, попробую ещё раз, когда поменяются чиновники, отвечающие за сферу культуры, ведь папа столько привнёс в Воронеж с точки зрения музыки. Если бы больше людей понимали в творчестве, было бы гораздо легче.

— О вашем отце собираются снимать фильм. Вы будете принимать участие в процессе?

— Да, обязательно! Снимать фильм будет журналист Павел Селин. Как я поняла, это будет фильм о феномене 90-х, когда обычный парень создал такой проект, как «Сектор Газа», как у него всё получилось. Мне бы хотелось, чтобы фильм наконец показал достоверную информацию, чтобы был грамотно собран, в том числе теми, кто работал и общался с папой.

«Ноша не из лёгких»

— С кем из участников «Сектора Газа» вы поддерживаете связь?

— С вокалисткой Татьяной Фатеевой, гитаристом Владимиром Лобановым, клавишником Алексеем Ушаковым. Недавно созвонилась со звукорежиссёром Андреем Дельцовым. Столько лет не виделись! Сейчас он живёт в Италии, и, как только откроют границы, он сразу приедет на концерт.

Алексей Ушаков, кстати, рассказал мне недавно о случае из жизни папы, очень показательном, потому что папа постоянно боролся за справедливость. Однажды они с группой сидели в студии в Москве и с удивлением узнали, что прямо в это время в Зелёном театре «Парка Горького» выступает Юрий Хой. Группа собралась и поехала на этот концерт.

Кругом афиши, на сцене — двойник папы. Отца это сильно возмутило. Он начал разбираться, почему какой-то непонятный мужик выдаёт себя за него.

Началась потасовка, в процессе папа сломал микрофон, его оттащили охранники-байкеры, начали бить, нанесли достаточно серьёзные травмы. Остальным участникам группы тоже досталось. Перед ними тогда даже никто не извинился! Только начали разборки из-за сломанного микрофона.

— Трудно ли быть дочерью Юрия Хоя?

— Эта ноша иногда бывает не из лёгких. Я ни в коем случае не прикрываюсь славой отца, не выставляю это на публику. Бывает, статус отражается на моей личности, это же такое клише, но сначала же надо узнать человека, прежде чем выводы делать.

Тяжело бывает и в личной жизни, не хочется встретить человека, который будет первым делом знать, чья я дочь, и только потом смотреть на меня саму. Я никогда первая не говорю, кто был мой папа.

От отца мне досталась тяга к борьбе за справедливость: считаю, что она должна быть везде — в поступках, в людях. Я хочу показать, что можно всё делать по-доброму и честно, а не в обход. Память об отце будет всегда в моём сердце. Я очень горжусь папой. И быть дочерью Юрия Хоя — своего рода почётная миссия.

«Песни проникают в душу»

— Как вы думаете, почему творчество вашего отца стало настолько популярным?

— Люди всегда чувствуют фальшь. Мало просто говорить, что ты с народом, — надо быть с ним по-настоящему. К папе могли подойти во дворе просто поговорить, может, попросить денег, если нужно, — он не ставил себя выше других. Даже когда был самый пик карьеры, когда он не вылезал из гастролей, постоянно давал концерты (и это с учётом того, что условий, какие сейчас есть у артистов, не было), несмотря на всю усталость, он общался с журналистами и поклонниками.

Папа многим открывал глаза на разные жизненные ситуации через свои песни. У него всё было так искренне и по-доброму.

Многие до сих пор пишут, что он пел исключительно матерные песни, но это не так. Покажите мне хотя бы одну песню, где есть мат от и до? Видеть везде мат и похоть — исключительно отражение человеческой души. Но песни отца были совсем не об этом.

— Ваши любимые песни не те, что в топе хит-парадов. Расскажите о них.

— Одна из них — «Скотник». Многие видят там совсем иной смысл: скотник живёт с коровами, вот умора. Но на самом деле песня о жалости и сострадании к этому скотнику. А когда, например, я слушаю «Утопленника», то слёзы накатывают: песня так передаёт чувства человека, который находится в безвыходной ситуации. Как автор песни так проникся к своему герою?

Да, папа мог и посмеяться. Например, песня «Носки» — стёб чистой воды, но в то же время он многое понимал. В песне «Ночь перед Рождеством» много христианских моментов, и мне нравится, как передан дух тех времён. В принципе, я про все папины песни могу сказать, что они проникают в душу. Это талант, с которым нужно родиться.

— Как вы относитесь к моде на культуру 90-х?

— Популярность закономерна, ведь это целая эпоха. Вряд ли мы станем рассказывать про 2020-е так же и столько же, сколько про 90-е. Сейчас в России нет в таком количестве выдающихся музыкантов, которые запомнятся так же, как раньше. Большинство нынешних песен не несут никакой смысловой нагрузки. Не зря на хиты 90-х в наше время столько ремиксов. Это была целая эпоха талантов и по-настоящему народных песен. Буквально недавно смотрела фильм про Юрия Шевчука. Вот это были настоящие музыканты, которые сами себе писали тексты и музыку.

— А что вы слушаете сейчас сами?

— Я сама слушаю хаус, дип-хаус, прогрессив. В этом направлении я ещё лет с 12. Кстати, благодаря папе, именно он показал первые диски. Музыка без слов может нести мощный энергетический поток. В какой-то момент ты можешь расслабиться или, наоборот, настроиться на творческую волну.

Иногда я слушаю то, что включает мой сын (ему сейчас девять лет), и я не понимаю, в чём смысл, это же набор слов. Но в то же время есть талантливые молодые ребята в рок-музыке, которые продвигают свою тему и у них это хорошо получается.

— А что скажете насчёт рэпа? Это сейчас довольно популярный жанр среди молодёжи.

— Рэп-исполнители иногда бывают лучше, чем поп-музыканты. Сама не слушаю, в отличие от сына. Он ещё занимается хип-хоп-танцами. Бывает, когда Матвей слушает рэп, я в восторге от того, как у них прописана музыка и какой речитатив. Кстати, папа тоже слушал рэп, но зарубежный.

— Ваш сын знает творчество дедушки?

— Да.

Мы постоянно слушаем «Сектор Газа» в машине. На днях с ним смотрели телевизор, окна были закрыты, подъехала какая-то машина и из неё играла музыка. Матвей по первым аккордам уловил, что это песня дедушки.

Более того, сын даже подумывает поменять свою фамилию на дедушкину, Матвей сам проявил инициативу. Я не давлю на него, но была бы рада, если бы фамилия Клинских продолжила жить.

«Ты будешь ведущей»

— Сейчас вы сами занимаетесь концертной деятельностью. Как так получилось?

— Три года назад мне позвонили ребята, которые занимались концертами, и предложили приехать в Питер — просто посмотреть, как у них всё происходит. Я приехала, а мне сразу сказали: «Всё, Ирина, ты будешь ведущей». Я немного растерялась, но вышла на сцену, и у меня всё получилось. Наверное, если бы мне сообщили заранее, то я бы отказалась, но тут эффект неожиданности сработал, и сработал лучшим образом.

— Какие у вас проекты?

— Мы сделали панк-оперу «Кащей Бессмертный», я выступаю в качестве ведущей на концертах. В октябре планируем выпустить книгу, где будут папины записи, черновики и фото, которые я сама нашла дома. С этими же фотографиями готовим мерч. Кроме того, мы готовим проект, который пока держим под большим секретом — расскажем о нём осенью.

Я работаю с «золотым» составом «Сектора Газа», с группами «Сектор Газовой Атаки», «Чёрный Вторник», «Бродячий Цирк», где участвует наш тур-менеджер Александр Кузьмичёв. С нами также Сергей Ким, он основатель фан-клуба «Сектора Газа».

• © Катя Жиделева

— Вы поёте сами?

— Я серьёзно готовлюсь к дебюту на сцене, к роли Василисы Прекрасной в нашей панк-опере. Запела я неслучайно, это сложная работа, тем более когда начинаешь с нуля. И сейчас, несмотря на карантин, продолжаю активно заниматься вокалом с преподавательницей. Голос у меня есть, только его нужно постоянно тренировать.

Конечно, для меня это всё новое и переживания есть, чувствуется доля ответственности. У меня всегда так было: душа рвалась, искала что-то — и вот выход нашёлся. Даже мама говорит, что отец был бы рад, что так всё получается. А самое главное — по-честному.

— Почему для вас так важна честность?

— Есть много кавер-групп, которые исполняют песни моего отца исключительно ради заработка. Делают они это нечестно, ведь это чужое творчество. Петь чужие песни — это то же самое, что поселиться в квартиру, которая принадлежит не тебе, без разрешения настоящих хозяев.

Я же занимаюсь трибьютами, чтобы сохранить память о моём отце, чтобы его музыку слушали, а творчество помнили. И при этом некоторые злоумышленники представляются якобы моими представителями и пытаются договориться с другими о каких-то проектах.

— Как реагируют поклонники отца на то, что вы делаете?

— Когда я на сцене, они говорят, что видят во мне его частичку, что я очень похожа на него. Каждый город, в который мы приезжаем, несёт большую эмоциональную отдачу. Если город небольшой, то стараемся общаться со зрителями, фотографироваться, а взамен нам дарят цветы или какие-нибудь открытки, очень приятно. Те, кто постарше, подходят ко мне, рассказывают, как в молодости были на концертах моего отца. Я вижу в глазах этих людей счастье, и для меня это главное.