Паны и Путин

19 декабря на итоговой пресс-конференции Путин рассказал, что собирается написать статью об истоках Второй мировой войны, а также о роли западных держав и восточноевропейских лимитрофов в её развязывании. При этом он сообщил, что обширные архивные материалы на этот предмет ему уже предоставлены и он их изучает.

Также по теме

«Польское руководство содействовало Гитлеру»: как пакт между Варшавой и Берлином приблизил Вторую мировую войну

85 лет назад была подписана Декларация о неприменении силы между Германией и Польшей, известная также как пакт Пилсудского — Гитлера....

Изучение произвело на президента сильное воздействие. Не дожидаясь выхода статьи в свет, он уже сейчас начал делиться отдельными фактами.

Выступая на расширенной коллегии Минобороны, он сообщил, что ещё в 1938 году Гитлер говорил польскому послу в Берлине Юзефу Липскому о своей идее выслать евреев в Африку (на Мадагаскар) «на вымирание, на уничтожение». Посол написал о разговоре с фюрером в своём докладе главе польского МИД Беку: «Когда я это услышал, я ему ответил: если он это сделает, мы поставим ему великолепный памятник в Варшаве». «Сволочь, свинья антисемитская, по-другому сказать нельзя», — подытожил В.В. Путин.

То, что польская межвоенная дипломатия носила провокационный характер — или, пользуясь любимым словом С.В. Лаврова, была аррогантной, — так или иначе признают все за пределами Польши. Молодая автократия Пилсудского (а после его смерти — полковников) была небрезгливой, весьма амбициозной и в итоге довольно нерасчётливой, в чём поляки и убедились 1 сентября 1939 года.

То, что отношение поляков к евреям не назовёшь образцом благожелательности, тоже вещь известная. Во время войны были еврейские погромы, а реакция поляков на обречённое восстание в Варшавском гетто описана поэтом Ароновым:

Когда горело гетто,

Варшава изумлялась

Четыре дня подряд.

И было столько треска,

И было столько света,

И люди говорили:

«Клопы горят».

Погромы немногих уцелевших были и после мая 1945 года, а уже в 1960-х годах, при коммунисте Гомулке, почти вся еврейская община была выдавлена в эмиграцию. Так что посол Липский не был каким-то выдающимся человеком, но мыслил в духе сильной общей традиции.

Конечно, с точки зрения дипломатической вряд ли ему следовало — при всей его «любви» к евреям и при всём стремлении понравиться фюреру — говорить о желании воздвигнуть преславную, прекрасную статую А. Гитлера в центре Варшавы. Это тот случай, когда посол мог бы проявить своё уважение к рейхсканцлеру и более тактичным способом.

Впрочем, Липскому тогда было всего 44 года, для посла в ключевой для Польши стране — сущий юноша, да и вообще дипломатический стаж его был невелик, так что всяческие faux pas хотя и не извинительны, но объяснимы. Но ведь и Речи Посполитой тогда было всего ничего — менее двадцати лет («Откуда, мол, и что это за географические новости?»). Отсюда и странности кадровой политики, вручившей судьбу Польши (Липский — один из творцов сердечного согласия с Третьим рейхом) в руки эффективного менеджера. Будто Огрызко с Климкиным чем-то лучше.

Наконец, надо учесть, что до начала 1940-х годов Гитлер рассматривался всеми политиками, принимавшими решения, как субъект, возможно, не самый приятный, но в известных случаях потенциально полезный. И отнюдь не как архизлодей и зверь из бездны.

«История Гитлера есть история его недооценки», и почему Липский должен был быть дальновиднее и проницательнее своих старших коллег?

Хотя не надо быть особо проницательным, чтобы понять, что планы переселения европейских евреев (порядка десяти миллионов) или даже всего лишь евреев рейха (по переписи 1933 года — полмиллиона) на Мадагаскар даже и в смысле чисто логистическом либо несбыточны, либо означают корабли смерти, по сравнению с которыми рабовладельческие транспорты XVII—XVIII веков из Африки в Северную Америку — образец комфорта. Памятники за такое не ставят. Кроме, конечно, тех случаев, когда неприязнь к евреям застит глаза.

Но, конечно, уместен и вопрос, надо ли было тыкать нашкодивших панов в ихний продукт, дипломатично ли это и прагматично ли это. Возможно, здесь был тот случай, когда перейдён предел терпения. Паны, надо отдать им должное, старались не покладая рук.

Возможно же, обращение к неприятным архивам знаменует стремление дать укорот выспренно-мессианской риторике европейцев, которая и ангела выведет из себя.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.