— Владимир Евгеньевич, в рамках нынешнего форума большое число дискуссий было посвящено дедолларизации и переходу на расчёты в национальных валютах в торговле. Как с учётом санкционной политики Запада этот процесс сегодня продвигается в России?
— Процесс идёт очень активно. Если на начало 2022-го у нас на расчёты в долларах и евро приходилось практически 90% товарооборота, то к концу года доля этих валют сократилась до 48% и больше 50% операций мы уже проводили в рублях и юанях. В этом году тенденция продолжается.
Снижению доли доллара и евро в первую очередь способствуют действия официальных властей США и стран Евросоюза. Представители этих государств принимают всё новые пакеты санкций, в результате чего сокращается количество корреспондентских счетов, компаний и финансовых институтов, которые могут быть задействованы в расчётах в долларах и евро.
На самом деле процесс уже стал самоподдерживающимся. Российские предприниматели активно используют юань и рубль в различных вариантах и комбинациях. В результате мы ожидаем, что к концу текущего года доля доллара и евро сократится ещё более существенно. В зависимости от разных сценариев это будет 10—15% всего товарооборота.
Отдельно хочу отметить, что на пространстве Евразийского экономического союза и стран бывшего СССР этот процесс идёт ещё активнее. Здесь на долю рубля в наших расчётах уже приходится порядка 75%.
— С какими ещё странами в настоящий момент Россия заметно увеличивает торговлю в национальных валютах?
— В первую очередь это Китай. Причём мы сейчас расплачиваемся юанями не только с КНР, но и со многими другими странами. Также стараемся отказываться от доллара в торговле с арабскими государствами, хотя ситуация с расчётами, например, в дирхамах не настолько простая, как нам хотелось бы.
В значительной степени мы перешли на расчёты в рупиях с Индией, однако и здесь есть определённые сложности. Они связаны с тем, что мы поставляем товаров в эту страну больше, чем закупаем у неё. В результате у наших предприятий на счетах скапливается большой объём рупий, которые пока не получается полностью использовать. Тем не менее мы активно работаем с индийской стороной над решением этой проблемы.
На самом деле количество стран, с которыми мы проводим расчёты в национальных валютах, гораздо больше, чем мы видим. Ведь существенная часть операций сегодня осуществляется за пределами территории России и в нашу официальную статистику попросту не попадает.
— Как вы в целом оцениваете текущее состояние российской внешней торговли? Можно ли говорить о том, что товарооборот уже вернулся к докризисным значениям?
— Российская экономика и наши участники экспортно-импортных операций оказались гораздо более гибкими и адаптивными, чем предполагалось. С учётом тех сложностей, которые у нас возникли в 2022 году в финансовой сфере и логистике, а также в связи с обрывом традиционных цепочек добавленной стоимости мы изначально ожидали гораздо худшей ситуации.
Физические объёмы импорта и экспорта у нас упали на 5—10%, а если говорить о денежном выражении, то ситуация даже лучше. В целом падение, конечно, существенное, особенно в импорте, но всё зависит от того, в отношении какого периода проводить анализ. Если брать средние допандемийные годы, то есть 2018—2019 годы, то мы сейчас держимся где-то на аналогичных уровнях.
Между тем мы видим заметное восстановление существенно важного, критического импорта благодаря тому, что предприятия сумели найти новые варианты поставок. Это уже отражается и на российском потребительском рынке. С учётом текущих тенденций общий объём нашей внешней торговли сможет выйти на уровень 2021 года где-то к концу 2024-го или в 2025-м.
— На фоне разрыва многих экономических связей с Западом мы сейчас видим ощутимое укрепление нашего партнёрства с Китаем. Какой отметки может достичь товарооборот двух стран в этом году и как он будет меняться дальше?
— В тех документах, которые у нас есть с Китаем, был план по достижению товарооборота в $200 млрд в 2024 году. Мы почти дошли до этого уровня в 2022-м (там было около $186 млрд) и явно перейдём его в этом году.
Новая цель, которую мы считаем достижимой в обозримом будущем, это порядка $300 млрд. Пока что идёт дискуссия о том, когда будет реально добиться этой отметки именно по товарообороту. По нашим оценкам, это может произойти к 2030 году. По крайней мере, мы такую цель в планах себе точно будем ставить.
— Не приведёт ли нынешнее положение дел к чрезмерной зависимости нашей экономики от КНР?
— В современном мире все друг от друга зависят. Так что если в дальнейшем у нас продолжит существенно расти этот уровень взаимодействия, то и китайские предприятия, и экономика КНР в целом тоже будут всё больше зависеть от поставок наших товаров, в первую очередь энергоресурсов.
Впрочем, даже при всей глубине нашего сотрудничества с китайскими коллегами мы не ограничиваемся одним лишь Китаем. Об этом, например, свидетельствует количество иностранных делегаций на нынешнем форуме. Да, представительство КНР очень важное и большое, но оно не подавляющее. На фоне сокращения связей с Западом у нас произошла переориентация в контактах на страны целого ряда других регионов. Это и Юго-Восточная Азия, и Африка, и Ближний Восток, и Латинская Америка. То есть китайцы не занимают какой-то монопольной роли в нашем взаимодействии и мы в этом плане не видим опасности.
— Как в настоящий момент продвигаются переговоры между ЕАЭС и ОАЭ о создании зоны свободной торговли? С какими ещё странами в перспективе могут быть заключены соглашения о ЗСТ и что это даст России?
— Для нас это в первую очередь облегчение доступа на зарубежные рынки. Уже в ближайшие дни в Москве пройдёт второй раунд переговоров с представителями Объединённых Арабских Эмиратов. Само обсуждение началось только в этом году, но, учитывая опыт других стран, думаю, нам удастся пройти весь переговорный процесс за достаточно короткий срок. У ОАЭ есть уникальный опыт заключения таких сделок за шесть-девять месяцев. Так что, возможно, переговоры удастся завершить уже в этом году — и в следующем можно будет всё официально оформить.
На завершающем этапе находится аналогичное соглашение с Ираном, которое может быть подписано и ратифицировано уже в текущем году. Сделка охватывает практически всю нашу торговлю за исключением отдельных небольших элементов. Также мы активизировали переговоры с Египтом и надеемся, что сможем завершить обсуждение если не в этом году, то в следующем. Кроме того, буквально недавно начали переговоры с Индонезией, но здесь пока сложно что-то прогнозировать, поскольку мы находимся только на начальном этапе.
— Стоит ли ожидать, что когда-нибудь Россия возобновит сотрудничество с европейскими странами, и нужно ли это нам?
— В текущих условиях это невозможно. Однако когда-нибудь, думаю, сотрудничество возобновится в любом случае, потому что географию ещё никто не отменял. У нас долгая история отношений с европейскими странами, и она была не всегда простой. Так что сотрудничество возобновится, но при условии, что Европа сама будет к этому готова.
Когда это может произойти? Я думаю, что на это уйдёт продолжительный период времени. Ещё минимум пять-шесть лет наше взаимодействие не выйдет на какие-то значимые позиции. Тем не менее возврата к прежнему уровню отношений, на мой взгляд, может вообще не случиться, потому что слишком много было разрушено.
Проблема даже не в разрушении институтов, средств платежей и так далее. Это в первую очередь вопрос подорванного доверия. Те принципы, в которых нас так долго убеждала Европа, она сама же, по сути дела, и разрушила.