— Игры в Токио называют самыми странными из всех предыдущих. Без зрителей, с непонятно зачем реконструированным девизом, с допуском трансгендеров и акциями в поддержку BLM. Вы понимаете, что происходит с олимпийским движением?
— Начинать нужно с того, что попытки совершенствования всего движения начались давно. До какого-то момента оно было достаточно паритетным: с одной стороны — социалистический лагерь, с другой — капиталистический. А вот потом на Игры допустили профессионалов и в спорт пришли большие инвестиции. Я говорю об Олимпиаде в Сеуле, где впервые было продемонстрировано мощное участие мирового экономического потенциала. Тогда же стало понятно, что Игры превращаются в очень выгодное мероприятие с точки зрения бизнеса. Ну а потом по мере течения времени именно он стал формировать программу соревнований, форму их проведения. Если телевизионные рейтинги показывают, что один вид спорта продаётся дороже, нежели другой, его и будут показывать.
— Но когда финалы одного из центральных видов начинаются в десять утра по местному времени только ради того, чтобы их имела возможность смотреть в прайм-тайм Северная Америка, это, мне кажется, перебор.
— Ничего не поделаешь: на сегодняшний день олимпийское движение экономически обеспечивает Запад, а не мы: большая часть инвестиций идёт именно с «той» стороны. Это естественно. Оттуда, где развита экономика, легче черпать. Но я бы говорил не о деталях, а о ситуации в целом. МОК сейчас представляет собой огромный мировой концерн, который по числу стран-участников опережает ООН. Нет второй такой организации в мире, которая имела бы столь мощное влияние на политику, на правительства и вообще на социум. Особенно в тех странах, где точечно проводятся ОИ. Изменилась и сама система выборов олимпийских столиц. В МОК поняли: если проводить их тайным голосованием с поездками комиссий и прочим, это не что иное, как невольное поощрение легального механизма коррупции.
— Порождающее огромные взятки и скандалы?
— Именно. И смотрите, что начало происходить: накануне сессии МОК в Дании, где за право проведения ОИ-2016 боролись США и Бразилия, состоялся разговор тогдашнего президента США Барака Обамы с Жаком Рогге. На сессию приехала мадам Обама, и все были просто уверены, что американцы получат эту Олимпиаду. А они уступили бразильцам. И на трибуне президент страны Луис Инасиу Лула да Силва чуть ли не в ножки им кланялся.
А в США рассудили просто: с Бразилией, где сосредоточен большой американский бизнес и серьёзные капиталы, на тот момент у них были сложные отношения, натянутые. Для того чтобы более свободно владеть этим миром, нужно было бросить латиноамериканцам какую-то кость. Кстати, экономически американцы от этого решения только выиграли: расходовать деньги и человеческие ресурсы на приём Игр в США было бы гораздо менее выгодно, чем пустить в оборот свои средства и получить выгоду за ОИ в Бразилии.
— А зачем США понадобилось переуступать право на проведение ОИ-2024 Франции?
— Мне кажется, они таким образом просто играют с Европой, получая при этом «отступные». Показывают, кто на самом деле владеет «контрольным пакетом». Точно так же сейчас выстраиваются отношения с WADA. В сенате США открыто заявляют: «Нам выделено $2,9 млрд, которые мы должны передать в WADA, но мы собираемся сначала перевести половину этой суммы и посмотреть, как будет идти реорганизация агентства». То есть снова показывают, кто в доме хозяин: будет устраивать, как идёт реорганизация, — дадим деньги. Не будет устраивать — не дадим.
— А чем объяснить, что гонения на Россию со стороны WADA неожиданно прекратились? Я имею в виду заявление президента организации Витольда Баньки, который накануне открытия Игр сказал, что история с российским допингом закончилась.
— Думаю, это временная пауза, не более того. Скорее всего, люди просто договорились, что сейчас никому не с руки разрушать олимпийское движение, поскольку ничего другого взамен нет.
— Но что-то ведь стало предпосылкой?
— Разумеется. Помните июньскую встречу в Швейцарии нашего президента с Джо Байденом? Все хотели какой-то немедленной конкретики — что именно решили, по каким вопросам. А в большой политике — в такой тонкой, многослойной, многоплановой — отношения и договорённости строятся по-другому. Мы увидели, например, что после этой встречи изменилось отношение к «Северному потоку», стало более лояльным. Пошли тенденции на смягчение одного, другого, третьего, четвёртого. Так и в спорте. Могла просто последовать команда: «Ребята, перестаньте жупить Россию».
— Байдену-то это зачем?
— А у него сейчас сложное положение. Почему он выводит войска из Афганистана? Ему везде нужна передышка. Не закончился скандал с выборами, надо привлекать на свою сторону новые силы.
— Проникновение в спорт движения в поддержку BLM, формально поддержанное президентом МОК Томасом Бахом, — звено той же самой цепи?
— Это опять же к вопросу, кто реальный хозяин МОК. Байдену и всему политическому бомонду США очень важно сейчас успокоить Америку. И это движение они всеми силами стремятся везде провести в жизнь.
— Не кажется ли вам, что летние Олимпиады достигли такой степени гигантизма, что стали бессмысленны как явление? Абсолютно невозможно увидеть все соревнования даже по телевизору.
— Мне тоже иногда кажется, что должно быть какое-то упрощение. Прежде всего с точки зрения механизма затрат. Все эти требования к спортивным сооружениям, к внедрению современных технологий нуждаются в очень больших вложениях. В прошлом году, когда стало актуальным обострение коронавируса, Бах ведь дважды, в том числе через ООН, обращался к мировой общественности и один раз к правительствам стран: «Окажите помощь национальным олимпийским комитетам, национальному олимпийскому движению в своих странах».
У меня, правда, в таких ситуациях встаёт вопрос: если вы говорите о невмешательстве в спорт государств, но требуете, чтобы вам дали денег, как к этому следует относиться? Вот и получается, что удовольствие провести у себя ОИ могут позволить себе либо очень богатые страны, либо политически ангажированные. Ни одно маленькое государство самостоятельно такое мероприятие не потянет.
— Опыт проведения соревнований в условиях пандемии показал: нет ничего страшного в том, что на трибунах отсутствуют зрители. Есть телевидение, есть спонсоры, рекламу которых это телевидение покажет, да и все спортивные мероприятия давно уже заточены под ТВ-картинку.
— Зачем тогда строить спортивные сооружения с трибунами?
— К этому и веду. Заодно и расходы резко сократятся.
— Никогда не соглашусь с тем, что смотреть спорт вживую и по телевизору — одно и то же. Я иду на трибуну насладиться духом соперничества, борьбой. Не может вся Олимпиада сводиться к мысли, что она — только для спортсменов. В этом случае она превратится в слишком камерное мероприятие и сама себя изживёт. Даже глупо это обсуждать.
— Год назад, когда судьба токийских Игр находилась под большим вопросом, вы озвучивали предложение разыграть олимпийские награды в рамках чемпионатов мира по разным видам спорта и в разных странах.
— А почему нет? Пригласить туда членов МОК, повесить победителям медали. Не нужно забывать, что Олимпийские игры проводят международные федерации, а не олимпийский комитет. Многие страны, уверен, в таком случае консолидировали бы свои усилия в рамках олимпийского движения. Японии можно было бы оставить церемонию открытия, турниры по дзюдо и, может быть, по тем видам, в которых первенства планеты не проводятся каждый год. Ничего страшного не произошло бы. Более того, в этом варианте все национальные олимпийские комитеты как бы протягивали руку олимпийскому Токио в сложный для всего мира момент. Вот тогда слово «вместе» из нового олимпийского лозунга звучало бы совсем иначе. Вместе! Мы всем миром провели эти Игры. Максимально их обезопасив.
Сейчас же я смотрю на мероприятие со стороны, и у меня возникает множество вопросов. Огромное количество людей живут взаперти: «клетка» — соревнования, «клетка» — соревнования. Вы читали послание, которое сделал к ОИ генеральный секретарь ООН?
— Не довелось.
— Там он говорит про мир, дружбу, отсутствие конфликтов… Подождите, ребята! Вы хоть слово скажите о том, чтобы все вернулись оттуда здоровыми. Но этой темы боятся, так как никто не хочет брать на себя ответственность. Переложили её на спортсменов, каждый из которых обязан подписать бумагу, что в случае инфицирования никаких претензий ни к кому иметь не будет. Не так давно один из бывших членов НОК говорит мне: «Это, знаете, как в клинике на Западе. Приходишь перед операцией, подписываешь…»
Я и сам подписывал такие бумаги. Но одно дело — операция, на которую человек соглашается от безысходности, и совсем другое — Олимпийские игры, где как бы заведомо предполагается, что атлет, как говорится, на потеху публике будет максимально рвать свой организм, отдавая все силы. Так гарантируйте ему хоть какую-то компенсацию, если, не дай бог, что-то случится. Даже здесь элемент некоторого цинизма проглядывается.
— Для подобных шагов во главе мирового спорта должна стоять очень сильная и незаурядная личность. Считаете, нынешний президент МОК был бы способен такое решение принять?
— Не сказал бы, что Баху это по плечу. Он для этого слишком несвободный человек. И Жаку Рогге было бы не по плечу. Из тех руководителей МОК, кого мы видели в обозримом прошлом, я бы назвал только Хуана Антонио Самаранча. Грандиозный административный, политический и дипломатический опыт позволял ему оставаться гибким, но принимать волевые решения. И очень сильные.
— Во времена Самаранча было невозможно представить, что МОК может попасть в зависимость от такой организации, как WADA. Полагаю, её членов на заре создания в МОК не всегда приглашали даже на деловые завтраки. В какой момент произошёл перелом?
— Революцию в этом вопросе в своё время устроил Ричард Паунд. Когда ему пообещали (в том числе и мы), что он станет президентом МОК, а в Москве на сессии комитета избрали на этот пост Рогге, канадец обиделся очень сильно. Сессия проходила в июле, а в августе того же года в Лозанне состоялись перевыборы в WADA. И МОК согласился с тем, что из Лозанны эта организация переедет в Монреаль, в Канаду.
Как адвокат и юрист, Паунд — высокого пошиба мужик. Всю свою линию он выстроил абсолютно верно. Мало того, тогда же в Канаде был принят закон, по которому WADA без решения канадского правительства не имеет права покинуть территорию страны. Классика! Далее Паунд получил субсидии и гарантии с американской стороны о том, что они дадут деньги на содержание агентства, и они стали совместно вскармливать и взращивать этот организм, превратив его в итоге в юридически независимый контрольно-надзирательный орган. Ну а когда появились реальные средства…
— Появилась реальная власть?
— Ещё какая!
— Утопический вопрос, но возможно ли сделать столь же значимой комиссию спортсменов, которая уже много лет существует при МОК? Чтобы она могла как-то влиять на степень вмешательства в спорт, реально защищать интересы атлетов?
— В административной деятельности всё не так просто, как может казаться со стороны. Пути к активной гражданской, социальной, политической и административной карьере мы можем проследить на примере таких выдающихся атлетов, как Бах, Себастьян Коу, Владислав Третьяк, и сразу увидим, до какой степени эти примеры разные. Для того чтобы опыт был успешным, надо иметь определённые организационные способности, навык работы с людьми, пройти какие-то ступеньки, прежде чем прийти к реальной управленческой системе и решать серьёзные вопросы. Порой приходится идти на конфликты, принимать не слишком приятные решения, отстаивать их. Это такое, я бы сказал, терпкое занятие.
А у вас, великих спортсменов, есть одна особенность. Во-первых, многие воспринимают любые высокие назначения как награду за былые спортивные заслуги и не слишком рвутся к профессиональному развитию. А во-вторых, за время пребывания в спорте на уровне запредельных результатов спортсмен как физически, так и психически до такой степени себя растрачивает, что ему требуется помощь в адаптации к послеспортивной жизни. Он не всегда готов с кем-то воевать, за что-то биться. Да и сильная комиссия в рамках нынешнего МОК никому не нужна…