— Вы приняли участие в нескольких судебных заседаниях по факту декабрьского нападения, долгое время провели в больнице, и вдруг — информация о том, что стороны примирились и суд прекратил уголовное дело. В связи с чем это произошло?
— Изначально хочу уточнить, что произошло это не сейчас, а почти четыре месяца назад — не знаю, почему вдруг вновь всплыла уже довольно старая информация. С самого начала я вообще ни с кем не хотел всё это обсуждать вне рамок правосудия: во-первых, в больнице был просто не в состоянии, а сразу после было ни до чего, во-вторых, обсудив произошедшее с адвокатом, решил перевести всё случившееся в официальное русло — по закону те, кто на меня напал, должны понести наказание. А вот потом…
— Чем больше размышляли на эту тему, тем сильнее переосмысливали случившееся?
— Можно сказать и так. Когда всё случилось, я первым делом подумал о своей маме. О том, чтобы мама как можно меньше нервничала. Она ведь поначалу вообще не знала диагноза. Знали, естественно, медики, а кроме них Аня (Сидорова. — RT) и я: так вдвоём до последнего скрывали серьёзность ситуации. Был уверен, что через пару-тройку дней выйду из больницы. Но уже на следующее утро понял, что это вряд ли получится.
— Узнали диагноз?
— Да, проснулся и увидел вокруг своей кровати консилиум из пяти серьёзных специалистов вместе с главным врачом больницы. Они подробно объяснили возможные последствия, и тогда уже точно стало понятно, что быстро меня не выпустят.
— Сами постфактум что-нибудь читали о нападении на вас?
— Читать я довольно долго вообще не мог — всё сливалось перед глазами в сплошную линию.
— Как мне кажется, любой человек в вашей ситуации был бы преисполнен жаждой отмщения…
— Вы знаете, зачастую люди принимают ошибочные решения под действием сильных эмоций. Сначала я просто об этом не думал — не мог, а как только немного пришёл в себя, быстро понял, что не имею никакого морального права на месть. Я ведь сам отец, у меня подрастает сын, ему 12. Парни ведь тоже совсем молодые — по 18 лет, горячие, к тому же выпили.
Совершенно не оправдываю их действий и, со своей стороны, лишний раз понимаю всю необходимость как можно больше проводить времени с подростками, воспитывая их и рассказывая, как себя вести в разных ситуациях, а самое главное — объяснять возможные последствия. С детства приучать: чем старше ты, тем выше ответственность.
Допустим, в ту ночь я бы задался целью дать сдачи, допустим, это даже удалось бы и кто-то получил увечье — но что потом? Скамья подсудимых? Я взрослый человек, не имею права этого допустить, хотя бы потому, что меня окружают люди, за которых я несу ответственность, которые за меня переживают. У этих ребят явно не было таких мыслей, но ведь мы все люди, а людям свойственно ошибаться. Моим решением пойти до конца я бы мог сломать несколько жизней, которые только начались.
— В какой момент на вас вышли родители тех, кто вас избил?
— Не помню точно, тем более что сам довольно долго не был настроен ни с кем встречаться. На следственных мероприятиях парни раскаивались, их матери не могли сдерживать слёз, и я выбрал другой путь. Есть кое-что повыше справедливости — милосердие. Смотря на них, в глубине души я понимал, что поступаю правильно.
— Сейчас история закончена?
— Да. Очень надеюсь на то, что эта история заставит людей переосмыслить многие вещи в своей жизни. Мне же предстоит реабилитация, возможно, длительная. Буду заниматься своим здоровьем.
— Знаю, что до трагедии у вас было немало планов, в том числе таких, которые были связаны с попыткой возвращения в большой спорт.
— Планы действительно были, я даже пробовался с несколькими партнёршами. Что будет теперь, и не только в отношении спорта, говорить пока рановато. Тем более в нынешней ситуации. Но идеи есть.
— Они как-то связаны с фигурным катанием?
— Фигурное катание всегда будет в моей жизни на первом месте. Просто его рамками жизнь не ограничивается. Нужно ведь, чтобы будущая работа приносила не только удовольствие, но и деньги. Это очень важный момент, и те, кто говорит, что готов работать только ради удовольствия, на мой взгляд, лукавят.
— Российская федерация фигурного катания как-то участвует в процессе вашей реабилитации?
— В самый сложный период мне очень помогла Татьяна Навка — сразу дала понять, что готова оказать любую помощь, как только это понадобится. То же самое сказали все те, кто был рядом со мной в годы выступлений: Саша Жулин, Сергей Георгиевич Петухов, Пётр Дурнев, Дима Ионов. Как я их всех называю, моя вторая семья. Мы вместе столько прошли в спортивной и неспортивной жизни, что действительно стали родными людьми. Очень сильно поддерживала моя Аня — взяла на себя абсолютно все текущие дела: справки, бумажки, звонки, интервью, лекарства, привезти, отвезти…
Вообще, когда есть рядом такие люди, как моя мама, Аня, мой агент Лена Болотова, которая тоже постоянно меня поддерживала, начинаешь понимать, что это главное, что нужно человеку в жизни. И таких людей нужно очень беречь.
— Медицинская помощь вам требуется до сих пор?
— Я довольно много занимался и продолжаю заниматься с логопедом, когда понял, что после травмы головы стал заметно заикаться, и в целом, как мне кажется, динамика очень хорошая. Периодически возникают проблемы с давлением, головные боли, но это уже мелочи. Я по жизни вообще оптимист. Даже когда мне плохо, думаю о том, что всё нормально. Так что даже не сомневаюсь, что сумею восстановиться. Просто времени на это уходит больше, чем хотелось бы. Тем более что даже медики до сих пор не могут дать каких-то точных прогнозов.
— Как говорил герой известного фильма, голова — предмет тёмный, исследованию не подлежит…
— Только сейчас понимать начал, до какой степени это верные слова.