Спасённые от психоневрологического интерната: как живёт православная община с приёмными детьми

«Я люблю больше всего Таню Буланову! И Жанну Бичевскую! Мама, мама, а Таня Буланова к нам в Вырицу когда-нибудь приедет? Моя мечта — её увидеть, — непоседливая Тоня не замолкает и крутится рядом со взрослыми. — А ещё великую княжну Татьяну Николаевну Романову люблю. Я нашла в интернете песню, подписанную «великая княжна Татьяна Романова». Это может быть её голос?»

Мама Надя объясняет Тоне: нет, эту песню поёт не убитая большевиками великая княжна, дочь последнего русского императора Николая II, но песня о ней.

«А в Ливадию, в Ливадию когда поедем?» — не унимается Тоня. И снова болтает о певице Тане Булановой и великой княжне Татьяне. У Тони светло-русые волосы, большие глаза в очках и улыбка до ушей.

На самом деле, если бы не чудо, Тоня бы здесь не бегала и не болтала. Если бы не случилось чудо, Тоня вообще бы не научилась говорить.

Судьба Тони с её диагнозом была очевидна: всю свою жизнь она должна была провести сперва в коррекционном детском доме, а оттуда в 18 лет переехать в психоневрологический интернат (ПНИ) и провести остаток дней почти в полном молчании и в окружении чужих людей. Казённая койка, еда строго в соответствии с ГОСТом и отчётностью, меняющийся персонал, под конец — «отделение милосердия», где люди уже даже не стонут, а просто лежат в ожидании своего часа.

Про таких, как Тоня, в детдомах говорят откровенно: «Их никто не возьмёт».

Но у Тони есть мама Надежда и папа, отец Феодосий. А ещё у неё 13 братьев и сестёр. Многие из них, попав в большой деревянный дом в Вырице, в эту семью, не умели разговаривать. Не умели спускать за собой воду в туалете. Не умели даже нормально есть, не говоря о том, чтобы читать и писать. Они умели кричать и драться.

На самом деле, семьи священников часто берут приёмных детей, в том числе с особенностями развития. Но необычность истории Вырицы, центра приёмных семей «Умиление» и фонда «Детская миссия», в том, что такая семья тут живёт не одна.

Все соседи семьи отца Феодосия (Амбарцумова) — тоже усыновители, и большинство детей, которых они берут, — дети с особенностями. Эта идея собрала вокруг себя уже целую общину: здесь живёт уже 39 детей и более десяти семей, и ещё ряд семей хотят переехать именно сюда, чтобы воспитывать своих сыновей и дочерей рядом с единомышленниками.

Вне зависимости от того, сколько детей усыновила семья, есть ли у семьи родные дети, все они — сыновья и дочки, а приёмные родители — это мама и папа. Это не детдом семейного типа, а сообщество приёмных семей.

Детский концлагерь и святой Серафим Вырицкий

Посёлок Вырица находится в Гатчинском районе, примерно в 70 км от Санкт-Петербурга, посреди соснового бора. Когда пьёшь чай на улице, ощущение, что он настоялся на хвойных иголках. В пяти минутах ходьбы от домов, где живут усыновители, катит свои медлительные воды коварная река Оредеж: тут много омутов, и купаться не везде безопасно. В Великую Отечественную войну на том берегу реки был концлагерь для детей. Но сложилось так, что тут снова звенят детские голоса — причём именно тех, кого фашисты, не сомневаясь, пустили бы на донорство крови для своих офицеров, как делали с теми, кого привозили в этот страшный «детский дом».

Писательница Серафима Дмитриева цитирует выживших узников этого концлагеря: «День начинался с криков, с того, что по палатам бежит надзиратель Вера в чёрной форме с широким ремнём, осматривая постель, и кто провинился, того нещадно бьёт плёткой...» — «Мы работали в лесу и на полях с надзирателем, немцем Бруно, он ходил с плёткой и наказывал...» — «Три раза в день нам выдавали турнепсовую похлёбку, заболтанную мукой, иногда с кусочком протухшей конины. У нас, детей, было принято сначала съедать жидкость — это было первое, потом густоту — это было второе, а на третье мы сосали маленький кусочек хлебца, как конфету...» — «У меня кровь не брали, но моя сестра Лена Рослова умерла там, в лазарете. Говорила: «Саша, возьми меня отсюда. У меня уже и крови нет, а они всё берут». На следующий день её не стало...» — «Нас привезли в Вырицу, отобрали от мамы и пускали её только для того, чтобы покормить грудью младшую сестру. Молока не хватало, и сестра вскоре умерла. Её похоронили за оградой лагеря, где к тому времени было уже около 60 детских могилок...».

Известно, что руководил лагерем комендант Дель Фаббро, он любил кататься на русской тройке с колокольчиками. Дети за глаза называли его Адольфом.

В начале 1944 года Вырицу освободила Красная армия. Они нашли там около 30 выживших детей.

Вырицкий концлагерь не вошел в список лагерей, составленный в 1945—1946 годах, потому что по документам он значился как «детский дом». Но после войны в посёлок приехал новый учитель географии, фронтовик Борис Тетюев. Когда фронтовик узнал о лагере, то привлёк своих учеников к поиску захороненных жертв и живых свидетелей. После того как детские останки (более сотни погибших) были найдены, ребята собрали макулатуру и металлолом, чтобы сдать их и на вырученные деньги поставить памятник. Перезахоронение состоялось в 1985 году.

• © Екатерина Винокурова

В военные годы в Вырице жил старец, преподобный Серафим Вырицкий, пытавшийся всем чем мог помогать детям, попавшим в концлагерь. Похоронен святой старец здесь же, а к его мощам идут молиться паломники. Будущий святой (канонизирован РПЦ в 2000 году) родился в 1866 году в нынешней Ярославской области, но уехал в Санкт-Петербург на заработки, потом стал приказчиком, женился, открыл собственное дело. В 1920 году он стал послушником в Александро-Невской лавре, а его жена — послушницей в Воскресенском Новодевичьем монастыре. В 1926 году он принял схиму и взял себе имя Серафим в честь святого Серафима Саровского.

В 1930-е у старца стал развиваться ревматизм, он начал тяжело болеть и переехал в посёлок Вырица, потом к нему переехала и его жена (она скончалась в 1945 году). В годы Великой Отечественной войны преподобный Серафим открыто и по многу часов молился на гранитном валуне о спасении России от врагов, причём к месту молитвы его несли на руках.

Иеромонах Кирилл (Зинковский) так описывал одну из встреч отца Серафима с немцами: «Его посетили три немецких офицера, желавшие узнать, когда же они пройдут победным маршем по центральной площади Ленинграда. Они слышали о пророческом даре отца Серафима, но один из них вспыхнул гневом в ответ на слова старца, что поскольку русский народ православный, то победа будет за нами, немцы вместо марша по Дворцовой площади скоро будут поспешно отступать, а одному из вопрошающих вообще не суждено будет вернуться домой».

Серафима Дмитриева пишет, что отец Серафим благословлял женщин Вырицы на переговоры с начальством детского концлагеря, чтобы детям разрешили передавать еду, тёплые вещи, и даже получил в конце оккупации разрешение, чтобы дети раз в неделю посещали его дома, и говорил им ждать Победы.

Умер отец Серафим в 1949 году.

Обычно места вокруг бывших концлагерей производят странное впечатление. Например, когда приезжаешь в Дахау, то городок с аккуратными крышами существует как бы отдельно, а бывший концлагерь — отдельно. В Вырице создаётся ощущение, что нынешние детские голоса «тех, у кого не было шансов» кричат что-то через десятилетия тем, кто так и не дождался папы и мамы. Есть и ещё одно странное совпадение. Первый эшелон с детьми в концлагерь в Вырице прибыл из посёлка Мга. Первые приёмные дети, которые живут теперь в семьях центра «Умиление», приехали сюда из коррекционного интерната в этом же посёлке.

«Ку» означало «кушать»

История центра приёмных семей «Умиление» началась в середине нулевых годов, когда многие студенты Санкт-Петербургской духовной семинарии, их преподаватели, курсанты других училищ пришли в движение «Покров», которое занималось духовно-просветительской работой. Молодые люди сами придумывали проекты и в какой-то момент решили начать ездить в детские дома. Не для того, чтобы насильно обратить их воспитанников в православную веру, а просто восполнять детям недостаток общения.

Будущие отцы Константин и Феодосий не знали, что это изменит их жизнь.

«Я готовился к монашеству, вообще был больше склонен к чтению книг, — рассказывает нынешний многодетный папа, отец Феодосий. — Но стоило один раз приехать в детский дом — и накатила волна, которая меня смела и унесла. И в итоге принесла вот сюда, в Вырицу».

Рассказ постоянно прерывают крики: «Папа! Папа!». Дети лезут на колени, стараются обратить внимание отца на себя. Только что ластилась маленькая смуглая Рита. «Лиса она, с характером», — аттестует её отец Феодосий. Рита отвлекается на кошку Котю, но сразу приходит кровная сестра девочки Кристина — красавица со смоляными кудрями. Кристина хочет на речку, но не хочет заниматься. Как только убегает Кристина, приходит серьёзный Яков. У Якова видит только один глаз, и тот плохо, но зато новый учебный год он проведёт уже не в коррекционном классе, а в общеобразовательной школе.

Некоторые дети отсутствуют: уехали в Псковскую область, в Вехно, в гости к отцу Иоанну Миронову, но и тех, что есть, пересчитать не удаётся. В итоге детвору отправляют на речку с отцом Константином, и к нашему разговору ненадолго присоединяется жена отца Феодосия, Надежда — улыбчивая русоволосая женщина. В руках она держит маленького воробья: он ручной, его нашли в полумёртвом состоянии, и теперь он отказывается улетать. Дети помогают Надежде искать в саду мошек для воробушка, мошки находятся, но снова разлетаются, Тоня качается на качелях, средние мальчишки нашли мяч, рядом строится футбольное поле. По поводу него отец Феодосий, впрочем, пессимистичен: он не уверен, что команду сборной России спасут даже его воспитанники.

Отец Феодосий и отец Константин быстро втянулись именно в работу с детьми, а проект начал прирастать волонтёрами. А потом довольно быстро молодые люди поняли, что надо обзвонить все детские дома Санкт-Петербурга и Ленинградской области и предложить приезжать к ребятам, брать их на экскурсии, показывать мультфильмы и кино, просто общаться.

«В нулевые к нам отнеслись настороженно, многие руководители детдомов были ещё советской закалки и считали, что мы хотим насильно всех крестить, поучать и так далее. Но процентов тридцать нас к себе пустили. Мы устраивали детям праздники, возили на Рождество на литургию — однажды было богослужение в Казанском соборе в Санкт-Петербурге, служил сам митрополит для 700 сирот! Тогда же мы учились взаимодействовать с органами власти, договариваться о сопровождении, о мероприятиях. Долгое время нас не замечали, но потом, наоборот, на нас вышли профильные комитеты, и уже стало легче».

• © Екатерина Винокурова

В движении «Покров» отцы Константин и Феодосий, ранее думавшие о монашестве, встретили своих будущих жён. Надежда привлекла внимание Феодосия своей «разумностью», оргспособностями — например, она ещё в нулевые справлялась с дистанционной организацией мероприятий. А потом у отца Феодосия и Надежды появилась Аня. Сейчас девушке 18 лет. Она — как и ещё некоторые дети отца Феодосия — воспитанница интерната для слабовидящих детей, есть и некоторые другие диагнозы.

«Когда мы её впервые увидели, заведующая сразу нам сказала: «Никто Аню не заберёт». И у меня в голове тогда сразу появилась мысль: «Нет, мы — заберём». Аня не умела говорить. «Ку» — означало «кушать», «спа» — «спать». Дёргала за бороды сильно, плевала в лицо. И вот однажды мы узнали, что Аню отправили в психиатрическую больницу. Ведь когда в детдоме их куда-то везут, им не объясняют, куда, зачем, что за врач, что за люди их ждут. Аню привели на школьный консилиум, у неё началась истерика, и её увезли в лечебницу. Мы быстро начали собирать документы, чтобы прямо оттуда забрать её домой», — рассказывает отец Феодосий.

«Когда Аня к нам приехала, я первое время не спала, — вспоминает Надежда. — У Ани не было режима дня, а у меня тогда ещё не было опыта. Аня не понимала, что мы едим в определённое время, в определённое время спим, в остальное — занимаемся делами. Она не умела сама занимать своё время ничем, кроме как едой, сном, криком. Аня вставала на пять минут, ела, потом ложилась спать. Она не знала, какую еду любит, что вообще бывает разная еда, и я ей ставила сразу всё на стол, на выбор: от творога до супа. Потом уже начала догадываться, что ей больше нравится, что меньше, Аня начала спать, постепенно заговорила».

У Ани оказался талант к иконописи, а в этом году она получила аттестат. К сожалению, Аня не вернётся в большой мир: её диагноз таков, что она навсегда останется наивной, милой, доверчивой. Такие люди в России (да и во всём мире) заканчивают свой путь в психоневрологических интернатах, их легко втянуть в криминал, проституцию, наркоторговлю.

Аня проживёт всю жизнь в своей семье, с мамой и папой. Ни в какой интернат члена семьи не отдадут. На современном языке это называется «сопровождаемая опека» — когда такой ребёнок остаётся в семье на всю жизнь. И живёт не в казённом учреждении, а в своём доме, с людьми, которые становятся ему родными. Спит не на казённой кровати, имеет свои увлечения и, по возможности, может даже закончить техникум, найти работу. Опекуны не распоряжаются жизнью такого человека, но страхуют его и помогают максимально адаптироваться.

К сожалению, даже ментально сохранные выпускники детских домов, в том числе семейных, часто оказываются на улице — к примеру, так случилось с ныне модными звёздами Tik-Tok братьями Милохиными, которые по достижении 18 лет утратили связь со своей приёмной семьёй и начали бродяжничать.

«Они — несчастные дети, недолюбленные, озлобленные. Им в детдомах не объясняют главного: как вообще любить. И они эту нелюбовь несут в себе потом во взрослую жизнь», — комментирует историю братьев Милохиных отец Константин.

После Ани появились и другие дети: Оля, которую забрали уже из ПНИ, 25-летний Дима, которому отец Феодосий в шутку грозит пальцем: «Не кури!», оттуда же Тоня, Яша. Серьёзного молчаливого Яшу, который в летнюю жару ради торжественности момента к приезду журналиста надел костюм и галстук, из детдома забрала опекун, но потом она же решила сдать его в психиатрическую больницу. Яша тяжело адаптируется к переменам и просто от них «уходит».

«Эта опекун позвонила мне и говорит: «Я сейчас везу его в психиатрическую больницу». Я говорю: «Не надо туда, вези к нам». А что ещё было сказать?» — вспоминает отец Феодосий.

«Яша просто любит уходить от окружающих, это его особенность. Один раз в Крыму мы глазом не успели моргнуть — а он уже плывёт от берега на надувном крокодиле. Хорошо, что я занималась плаванием, умею спасать людей, догнала его быстро, повернула к берегу», — улыбается Надежда. Она даже говорит: с детьми, которые развиты в пределах нормы, часто ей уже сложнее, чем с особыми.

Ещё по дороге я спрашиваю отца Константина: вот дети живут в семье православного священника, их соседи — такие же православные семьи. Как устроен их досуг?

«Вы думаете, что они только читают Евангелие и молятся? — спрашивает отец Константин. — Их досуг устроен так же, как досуг обычных детей в обычных семьях. Гуляют, читают, смотрят кино, в соцсетях сидят, конечно. Ездят на отдых в Крым или по святым местам».

Дети отца Феодосия и Надежды часто говорят: «Как Бог решит», носят крестик, в качестве кружка занимаются хором. Но за целый день я не замечаю, чтобы они делали это напоказ, скорее, это часть образа жизни.

Духовные отцы и благодетель

В 2010-е годы отцы Феодосий и Константин основали фонд «Детская миссия». И тут надо рассказать ещё о трёх православных священниках — их в Вырице уважительно называют старцами, — которые сыграли роль в становлении и развитии проекта.

Отец Иоанн (Миронов) родился в Псковской области в 1926 году, а на фронт попал из Ленинградской области в 1944 году. Родные будущего батюшки попали в лагерь, а ему удалось перейти линию фронта и мобилизоваться в Красную армию. Крест будущий батюшка с себя не снимал уже тогда, а после демобилизации решил поступить в духовную семинарию и получил благословение старца Серафима Вырицкого. Именно отец Иоанн благословил создание фонда «Детская миссия», и он же любит повторять: «Храм не строй, сироту пристрой».

Та самая первая дочка отца Феодосия, Аня, как раз сейчас в гостях у отца Иоанна, в его «Доме трудолюбия» в Псковской области.

Познакомили отцов Феодосия и Константина с батюшкой Иоанном уже другие священники, отцы Кирилл и Мефодий (Зинковские), которые и стали духовниками проекта «Детская миссия». И вот тут в истории нынешней общины приёмных семей появляется Вырица.

Отец Иоанн благословил создание в Вырице монашеской общины в честь преподобного Серафима Вырицкого, а в Вехно — уже упоминавшегося «Дома трудолюбия», где происходит адаптация сирот к бытовой стороне жизни в большом мире.

Отца Кирилла недавно перевели в Москву, а вот отца Мефодия я встречаю в Вырице на улице. У старца смеющиеся глаза и окладистая борода (невольно вспоминаю, как маленькая Анечка первое время любила дёргать священников за бороды и плевать им в лицо).

«Добро пожаловать», — тихо говорит батюшка и идёт дальше говорить с прихожанами, которым надо обсудить с ним какие-то бытовые проблемы.

Когда отцы Феодосий и Константин задумались о постройке уже собственного детского дома, Вырица возникла как бы сама собой. Тогда в их жизни появился человек, которого они между собой называют «благодетель», — топ-менеджер тогдашней Синявинской птицефабрики Евгений Гришин. Он изначально ездил в Вырицу к отцам Кириллу и Мефодию и через них заинтересовался «Детской миссией» — так начали строительство большого деревянного дома, в котором теперь живёт отец Феодосий с семьёй.

Но жизнь не стояла на месте: количество приёмных детей в семье отца Феодосия росло, а также свои семьи с приёмными детьми завели и многие волонтёры «Покрова». При этом самостоятельно жить с такими детьми, особенно если их несколько, сложно: нужен совет, иногда нужна помощь в присмотре, нужно решать проблемы с образованием. И тогда несколько приёмных семей с отцом Феодосием во главе решили поселиться в этом доме сообща, «в режиме коммунальной квартиры». Эти годы они вспоминают со смешанными чувствами.

«Были, конечно, и страсти, и притирка, и ссоры. А потом привыкли. Тогда уже и возникла идея «Умиления», начали строить второй корпус, уже квартирного типа. Не так давно мы все расселились, но никуда друг от друга не делись: остались соседями, вместе отмечаем праздники, помогаем присматривать за детьми, ну а гостей по традиции встречают всё равно на нашей веранде», — продолжает рассказ отец Феодосий.

Сейчас построен уже третий корпус типа «дуплекс» на две семьи.

«У меня две мамы и скоро будет два папы»

Условие получения тут квартиры простое: они предназначены для многодетных семей с приёмными детьми. Женщины, как правило, проводят время с детьми, мужчины работают — кто в рамках проекта, кто в посёлке, кто в Санкт-Петербурге. Никаких написанных правил в общине нет: каждая семья имеет право на свой уклад жизни, но общие ценности понятны и без «свода законов».

Сергей и Наталья переехали в центр «Умиление» относительно недавно, уже во время пандемии. Их семья уникальна тем, что у одной из их дочерей «две мамы», а скоро будет и «два папы».

Я захожу к ним в квартиру. Просторный деревянный дом, много света, в углу — иконы: Казанская Божья Матерь и преподобный Серафим Вырицкий.

Наталья сама отработала в психоневрологическом интернате не один десяток лет. Параллельно растила собственных детей, а муж Сергей работал по технической части в театре.

• © Екатерина Винокурова

А потом она увидела историю Максима и Никиты, мать которых лишили родительских прав. Детей ждал детдом. Наталья посоветовалась с мужем и взрослыми детьми и решилась: мальчишки поехали к ней.

«Первое время видели бабайку, рисовали его, не находили себе места», — вспоминает темноволосая Наталья. Как часто бывает в приёмных семьях, нынешние подростки стали уже неуловимо похожи на неё с супругом. Вроде бы разного цвета волосы, глаза — а сходство есть.

Затем в жизни Натальи и Сергея появились Даша и Наташа.

«Нам про эту семью рассказал батюшка в приходе. Наташа — сама детдомовская, и она, как только выпустилась, начала «бунтовать»: употреблять наркотики, буянить. Она много времени провела в психиатрической больнице, и вот родила Дашу, — рассказывает Наталья. — Она признаёт, что именно Даша удержала её от падения в самую бездну, побудила обратиться за помощью к батюшке. Мы взяли Дашу, Наташе разрешали приезжать, но потом строго предупредили: «Если появишься обкуренная, пьяная и так далее — мы общение запретим полностью».

Наташа согласилась на реабилитацию, всё сперва шло сложно: она ссорилась с волонтёрами, уезжала, но в итоге нашли центр, где она пришлась ко двору и вылечилась от зависимости.

«Теперь она тоже живёт у нас. И Даша первое время всем говорила: «У меня две мамы, одна маленькая, вторая злая», — смеётся Наталья. — Её спрашивают: «Как это — мама злая?». Даша и говорит: «Большая мама заставляет посуду мыть».

Наташа съездила в Москву на программу «Перезагрузка», ей помогли привести в порядок внешность, психологи поработали над уверенностью в себе.

«Мама, папа, вот сдача из магазина», — на пороге появляется та самая Наташа, очень яркая красивая блондинка. Я недоумённо смотрю на Наталью и Сергея. «Да, это она нас мамой и папой зовёт. И Даша тоже мамой и папой зовёт. А ещё у Наташи появился жених, которого она уже сама вытянула из наркотической зависимости, и Даша теперь говорит: «Скоро у меня не только две мамы, но и двое пап будет», — поясняет Наталья.

«Смотрины» жениха и знакомство с его родней проходили опять-таки под присмотром отца Иоанна в Вехно. «Его родители сперва тоже к нам с недоверием отнеслись — мало ли, сектанты мы. Но потом две недели пожили там и поняли, что всё в порядке. Вехно же далеко находится, там натуральное хозяйство. Монашки и отец Иоанн физически не всё могут, так что друг Наташи был нарасхват. Оказалось, что у него золотые руки. А Наташа привыкла к самодисциплине: там же, например, каждое утро надо доить коз, корову, самим готовить, убирать, учиться друг с другом договариваться», — перечисляет Сергей.

«Здесь все приёмные, и они не комплексуют»

Обычно из таких небольших посёлков, как Вырица (численность постоянных жителей — чуть более 11 тыс. человек), молодёжь уезжает. Татьяна и Артём, наоборот, приехали в Вырицу работать, а потом решили остаться и стать усыновителями. Познакомились они здесь же. Они — первые жители нового дуплекса.

На руках у темноволосой кареглазой Татьяны — маленький Ваня с льняными волосами. Он успел пробыть в Доме малютки 40 дней, и Татьяна с Артёмом беспокоятся, что даже такой срок может сказаться в будущем. Но пока Ваня улыбается во все два зуба, не расстаётся с погремушкой, но главное — с мамой.

«В анкете на усыновление можно указать предпочтительную национальность, пол, цвет глаз, состояние здоровья. Я указала, что готова взять ребёнка как здорового, так и с небольшими отклонениями: на тяжёлого ребёнка пока не хватит опыта. Про внешность написала, что не имею предпочтений, — поясняет Татьяна. — И вот просто случайно дали такого вот здорового блондина. Я его хотела забрать сразу же, чтобы прошло только девять дней, как его оставили в больнице новорождённым, но не успела собрать бумаги».

Татьяна и Артём честно говорят: в Вырице им нравится тишина, нравятся соседи, но они не являются затворниками. Если есть настроение, можно съездить в Санкт-Петербург, встретиться с друзьями, посмотреть футбол. Они не собираются строить замкнутую жизнь внутри общины и отказываться от цивилизации. Но жить хотят на земле, заниматься фермерством.

• © Екатерина Винокурова

Переехал в Вырицу и отстроил свой дом и уже бывший топ-менеджер Синявинской птицефабрики Евгений Гришин, тоже ставший усыновителем. Рядом постепенно растёт ещё один дом волонтёров, которые тоже стали усыновителями. А ещё одни волонтёры уже переехали, но дом сгорел: им теперь все помогают.

Пока мы ждём отца Константина и детвору с речки, Надежда говорит мне о беспокойстве за своего молчаливого Яшу, который в сентябре пойдёт в обычную школу: «Мы волнуемся, как он адаптируется, как другие дети примут, он же стеснительный».

Кстати, об этой проблеме говорит и Наталья. Одна из причин, по которым они с мужем переехали в Вырицу, — это то, что тут их приёмные дети растут по соседству с такими же приёмными детьми: «Они все переживают на самом деле, что приёмные. Считают себя как бы неполноценными. А тут все такие, и нет комплекса».

Долгое время у тех детей центра «Умиление», кому нужна особая программа в школе, были большие проблемы с её реализацией. «Сперва открыли один коррекционный класс, но количество детей росло, а нам говорили: нет такого количества специальных педагогов. Только недавно открыли ещё два коррекционных класса. Есть коррекционная школа в Сиверском, но у нас по закону коррекционные дети должны учиться рядом с домом. Долго решали эту бюрократическую головоломку», — говорит Надежда. По её словам, инклюзивные программы помогли бы справиться с этой проблемой, но пока до них далеко: ведь нужно, чтобы педагоги умели их вести, готовили бы остальных детей к ним, и пока что три коррекционных класса — уже достижение.

Дети, у которых не было шансов

Пока я провожу день в Вырице, мы ни разу не произносим слово «страх». Но на самом деле история усыновления особых детей — это история борьбы со страхом. С собственным страхом — ведь с ним не справиться со страхами этих никем и никогда ранее не любимых детей, рисующих бабайку и плюющих в твоём лице в лица всем взрослым мира. Со страхом общественного мнения, которое, услышав про православную общину, представляет себе сектантов, у которых дети читают только «Псалтырь».

И даже собака Шерри, которую семья отца Феодосия подобрала во время поездки в Крым, борется со страхом. Маленькая чёрная собачка отчаянно виляет хвостом, ластится, но прижимает уши: а вдруг сейчас вместо привычной ласки начнутся побои из далёкого прошлого, которое мы никогда не узнаем?

Но вот уже снова площадка перед домом отца Феодосия наполняется детскими криками: все приехали с речки. Ребята взахлёб рассказывают про кувшинки, холодную воду, жалуются друг на друга.

Эти дети, не случись в их жизни чудо, никогда бы даже не заговорили, обходясь «ку» и «спа». В самом лучшем случае их бы выпустили из детдома прямо на улицу, не умеющих любить, не доверяющих взрослым, и они бы могли повторить путь Наташи, которая наконец нашла свою семью, своих маму и папу уже через свою дочь Дашу.

Ещё об одном преимуществе жизни в таком соседстве с аналогичными семьями вслух мы не говорим, но всё и так понятно. Случись что с приёмными родителями в семье с такими особыми детьми, некоторые из которых уже взрослые, — их ждёт система ПНИ. Жизнь в обществе соседей с такими же детьми поможет избежать такого поворота.

В России на данный момент не существует системного подхода к распределённой опеке. За это сражаются отдельные общественники: учредитель фонда помощи хосписам «Вера» Нюта Федермессер, сенатор Мария Львова-Белова и другие.

«Вы же в город едете, пожалуйста, попросите Таню Буланову приехать в Вырицу! — бросается с отчаянной мольбой Тоня на прощание. — Ну пожалуйста, пусть Господь управит».

Благодарим за содействие Синодальный отдел по благотворительности Русской Православной Церкви.